— Ты лично хочешь знать?
— Да.
Он оценивающе посмотрел на меня.
— О чем ты умалчиваешь? — спросил он.
Я умалчивал о том, что Ченчи так горячо хотел сохранить в тайне, а Ченчи ведь платит мне. Я мог бы посоветовать ему откровенно поговорить с местными властями, но и только. Идти наперекор желаниям клиента — самая худшая вещь для бизнеса.
— Я просто интересуюсь, — невинно сказал я, — знают ли те, кто стережет Алисию, что тут творится.
— Подождем — узнаем, — сказал он. — Похитители не могут торчать в доме вечно. В конце концов выйдут.
Ченчи мрачно начал с большой картонной коробки, стоявшей на столе в его кабинете. На коробке были яркие наклейки с надписью белым по красному «ХРУПКОЕ СОДЕРЖИМОЕ». Но это «хрупкое содержимое» пережило бы любое обращение. Правда, лишь до той поры, пока не попало бы в руки к бандитам.
— Полтора миллиарда лир, — сказал он. — Банки устроили доставку из. Милана. Привезли их прямо в офис под охраной.
— В этой коробке? — удивился я.
— Нет. Они хотели получить назад свои кейсы, а коробка просто оказалась под рукой. — Голос его звучал устало. — Остальное прибудет завтра.
Они поняли меня и действовали быстро, но проценты, которые они потребовали, разорят меня.
Я молча кивнул в знак сочувствия, поскольку подходящих слов у меня не было: Затем я переоделся в свою шоферскую форму, отнес тяжелую коробку в машину, сунул ее в багажник и повез Ченчи домой.
На вилле мы обедали поздно, хотя из-за треволнений дня зачастую всего не съедали. Ченчи с отвращением отодвигал тарелку, а я иногда думал, что моя худоба результат того, что я никогда не мог есть с удовольствием перед лицом горя. Мое предложение насчет того, чтобы я жил не в его семье, было встречено с негодованием. Он говорил, ему нужна компания, чтобы остаться в здравом рассудке. Я был рад общаться с ним побольше.
Однако этим вечером он понимал, что я не смогу быть при нем. Я отнес коробку с «хрупким содержимым» наверх, в свою комнату, задернул занавески и занялся долгим и нудным делом — я заснял каждую купюру, зажимая их под не дающим, блика стеклом, по четыре снимка на каждую купюру. Даже с камерой на треноге, с длинной пленкой, тросиком и автоприводом эта работа всегда отнимала кучу времени. Я предпочитал не доверять ее банкам или полиции, но даже после большой практики я мог лишь мечтать о том, чтобы обрабатывать по полторы тысячи банкнот в час. Шуршание банкнот этих огромных выкупов преследовало меня даже во сне.
По традиции сотрудники «Либерти Маркет» отсылали непроявленные пленки со срочным курьером в свой лондонский офис, где в подвале стояло простое оборудование для проявки и печати. Номера банкнот затем набивали на компьютере, который располагал их по порядку номеров для купюр каждого достоинства, а затем распечатывали. Затем этот список, опять же с курьером, присылали оперативному советнику, который, после того как жертву освобождали, передавал его полиции, чтобы его распространили по всем банкам страны вместе с объявлением, что всякий, кто сообщит о купюре из выкупа, получит награду.
Эта система казалась нам наилучшей, в основном из-за того, что фотографирование не оставляет на банкнотах никаких следов. Банки могут отследить меченые банкноты, похитители тоже. У банков нет монополии в сканировании купюр на предмет обнаружения флюоресцентной метки. Нетрудно добыть и счетчики Гейгера для радиоактивных меток. Точечные проколы легко увидеть невооруженным глазом на свет, дополнительные линий и отметки каждый разглядит при увеличении. Банкам из-за нехватки времени приходилось обзаводиться оборудованием для быстрого обнаружения метки, что исключало применение невидимых чернил. Похитители, куда более осторожные да еще и пуганые, будут проверять все как одержимые.
Если похитители найдут метки на купюрах выкупа — это смертельно. Потому мы в «Либерти Маркет» ставили на купюры такие трудно обнаруживаемые метки, что иногда и сами их теряли. А уж банки их тем более не могли отследить. Метки состояли из прозрачных микроточек, которые при рассмотрении под микроскопом давали расплывчатые черные буквы Л и М, но сквозь обычное увеличительное стекло они казались обыкновенными черными точками. Мы использовали их только на купюрах большого достоинства, да и то лишь ради подтверждения в том случае, когда возникали сомнения насчет сфотографированных номеров. Пока мы никому не говорили о существовании таких меток и надеялись, что нам удастся сохранить наш секрет.
К утру, валясь с ног от усталости, я сиял едва ли половину — банки восприняли указание о мелких купюрах слишком уж буквально. Заперев деньги в одежном, шкафу, я принял душ и подумал было о том, чтобы поспать, но после завтрака, как обычно, повез Ченчи в офис. Три ночи я как-нибудь продержусь без сна. Потом отключусь.
— Если похитители войдут с вами в контакт, — сказал я по пути, можете сказать им, что вы не в состоянии сидеть за рулем. Скажите, что вам нужен ваш шофер. Скажите... мм... что у вас слабое сердце или что-то в этом роде. По крайней мере, у вас будет помощь на всякий случай.
Молчание было таким ощутимым, что я подумал было, что он не расслышал меня, но он в конце концов ответил:
— Значит, вы не знаете...
— Не знаю чего?
— Почему я держу шофера.
— Вы богатый человек, — сказал я.
— Нет. У меня нет водительских прав.
Я пару раз видел, как он ездил на джипе по дорожкам в своем имении, хотя, как мне помнилось, без особого пыла. Он немного помолчал.
— Я решил не получать прав, поскольку страдаю эпилепсией. Почти всю жизнь. Конечно, таблетками я почти полностью ее подавляю, но предпочитаю не водить машину по улицам.
— Простите, — сказал я.
— Забудьте. Я уже и сам забыл. Это мелкое неудобство. — Ченчи говорил так, словно эта тема надоела ему. Да, считать нерегулярную работу мозга всего лишь неудобством очень типично для него. Когда мы доехали до пригородов Болоньи, он сказал:
— Я должен завтра в восемь утра приехать к тем телефонам у придорожного ресторанчика. Должен привезти в машине деньги. Должен дождаться его... чтобы получить указания. Он взбесится, когда увидит, что я при шофере.
— Объясните ему. Он будет знать, что вы всегда с шофером. Расскажите ему почему.
— Я не могу рисковать, — сказал он дрожащим голосом.
— Синьор Ченчи, ему нужны деньги. Заставьте его поверить, что вы не можете сами водить машину без риска. Ему меньше всего нужно, чтобы вы вместе с выкупом врезались в фонарный столб.
— Ладно... попытаюсь.
— И не забудьте потребовать у него доказательства, что Алисия жива и здорова.
— Да.
Я высадил его у офиса и поехал назад, на виллу Франчезе. Вымыл машину, поскольку шофер Ченчи всегда делал так, когда не был нужен утром. Я так часто мыл эту чертову машину, что знал ее до последнего дюйма, как родную.
Однако нельзя было быть уверенным, что похитители не следят за нами. А эта роскошная вилла на холме прекрасно просматривалась через подзорную трубу за милю с любой стороны. И изменение рутинного распорядка дня стало бы предупреждением для бандитов. И потому, если я шофер, то я буду мыть машину.
Покончив с делом, я поднялся наверх и поспал пару часов. Затем снова занялся фотографированием, прервавшись только затем, чтобы привезти Ченчи в обычное время домой. Явившись в его офис, я обнаружил на его столе еще одну коробку. На сей раз, судя по надписям, она прошла таможню в Генуе.
— Отнести? — спросил я. Он угрюмо кивнул.
— Здесь все. Пятьсот миллионов лир.
Мы ехали домой практически не разговаривая. Я провел вечер и ночь как и прежде — методически щелкая фотоаппаратом, пока не дошел до состояния зомби. К утру все было сделано, микроточки были нанесены на несколько пятидесятитысячных банкнот, но пометил я немногие — времени не хватало. Я сложил их, перетянув пачки резинками, в коробку с надписью «ХРУПКОЕ СОДЕРЖИМОЕ» и отволок ее на своем горбу в холл. Ченчи уже расхаживал взад-вперед по столовой, бледный от волнения.
— Вот и вы! — воскликнул он. — Я как раз собирался разбудить вас.
Время уже близится. Семь часов.
— Вы завтракали?
— Мне кусок в горло не лезет. — Он посмотрел на часы. Я понял, что он на взводе уже несколько часов. — Давайте лучше поедем. А вдруг мы застрянем по дороге? А вдруг там какая-нибудь авария?
Он дышал часто и взволнованно, и я неуверенно спросил:
— Синьор Ченчи, простите, что я спрашиваю, но за всеми треволнениями сегодняшнего дня... вы таблетки свои не забыли?
Он непонимающе глянул на меня.
— Да. Да, конечно. Они всегда при мне.
— Извините.
Он отмахнулся.
— Поехали. Мы должны ехать.
Движение на дороге было обычным, никаких происшествий не было. Мы приехали к месту встречи на полчаса раньше, но Ченчи выскочил из машины, как только я заглушил мотор. От того места, где я припарковался, за двумя рядами машин мне был виден вход в ресторанчик. Он был похож на вход в улей, оттуда постоянно кто-то выходил. Или входил.
Ченчи на негнущихся ногах пошел ко входу и затерялся среди людей, а я, как и положено шоферу, надвинул фуражку на нос и развалился на сиденье.
Если я не буду держать себя в руках, подумал я, то ведь так и уснуть можно...
Кто-то постучал по стеклу. Я открыл глаза, посмотрел по сторонам и увидел моложавого человека в белой рубашке с расстегнутым воротом и золотой цепью на шее. Он показывал мне, чтобы я открыл окно.
У этой машины, раздраженно подумал я, окна на электричестве работают.
Я включил зажигание и нажал кнопку, слегка при этом приподнявшись.
— Кого вы ждете? — спросил он.
— Синьора Ченчи.
— Не графа Риети?
— Нет. Извините.
— А другого шофера вы тут не видели?
— Увы, нет.
У него в руке был свернутый в трубку журнал, перехваченный резинкой.
У меня мелькнула в голове мысль — один из сотрудников «Либерти Маркет» был уверен, что нельзя доверять людям, у которых в руке свернутый журнал, поскольку в нем так удобно прятать нож... Однако эта мысль быстро улетучилась.