– Такая возможность есть, – вмешался Эйлерин, – но она никому не понравится.
– Что ты имеешь в виду, курсер? – спросил Джорон.
– Берег Спантонниса. – Курсер показал на карту.
В каюте воцарилась тишина. Джорон слышал стук ног на палубе, кто-то мыл сланец, женщины и мужчины кричали друг на друга.
– На берегу полно тех, кого прокляла Старуха, – тихо сказала Фарис. – Это известно всем, никто не хочет там оказаться.
Эйлерин кивнул.
– Все так думают, – вмешался Меванс. – Так скажет команда, но они пойдут за тобой, хран-пал, если ты их позовешь, – и не важно, понравится им это или нет.
– На сей раз нам будет очень трудно убежать, – продолжал Эйлерин, коснувшись голубой линии в южной части карты. – Мы будем продолжать бегство, пройдет по меньшей мере три дня, с таким ветром. Мы движемся не слишком быстро, с учетом воды, которую набрали, но даже если мы сохраним скорость, нам придется напрягать ветрогонов до тех пор, пока они смогут только плакать в своих гнездах.
– Хран-пал, – все так же тихо заговорила Фарис, – я не хочу, чтобы меня забрали призраки. – Затем ее голос стал едва слышным. – Разве ты не можешь песней призвать на помощь кейшана, которого мы видели? – Она посмотрела на него, и Джорон увидел в ее глазах страх, который там не появлялся с тех пор, как уже очень давно ей пришлось ради него пойти в огонь.
– Я не умею призывать кейшанов, во всяком случае так, как ты думаешь. И даже если бы мог, то подверг бы жизнь супруги корабля серьезной опасности – а на это я не пойду.
Фарис молча смотрела на него, и в ее глазах он видел только страх.
– Я слышала истории об этом месте, хранитель палубы, там исчезают корабли. Другие выплывали оттуда, но у них на борту не оставалось ничего живого. Говорят, что погибшие там никогда не узнают тепла костра Старухи, – продолжала Фарис.
В горле у Джорона перехватило, он знал, что нужно сказать, но тот же страх, который наполнял Фарис, подействовал на его поврежденные голосовые связки.
– Это не призраки, Фарис, – мягко сказал Эйлерин. – Просто холодная вода встречается с теплым течением с востока, которое несет нас сейчас. Вот почему там всегда туман.
– Ну, я не знаю, что известно курсеру, – настаивала на своем Фарис, – но что случается с исчезнувшими там кораблями или с теми, на которых не остается живых людей?
– Я знаю, почему они исчезают, – уже более решительно заговорил Эйлерин. – Туман скрывает ледяные горы, огромные плавучие ледяные острова. Корабли оказываются там под полными крыльями, поэтому их ждет крушение. Они слишком боятся призраков, чтобы сбросить скорость, поэтому пытаются проскочить опасное место – и расплачиваются за спешку.
– Разве курсеры не предупреждают их об этом? – спросила Фарис.
– Не все супруги корабля слушают курсеров, – ответил Эйлерин, но Джорон видел, что ему не удалось убедить Фарис, она обхватила себя руками и с тоской смотрела на выкрашенную в голубой цвет кость, обозначавшую Берег Спантоннис.
– А как же корабли, которые возвращаются пустыми? – спросила она. – Что случается с ними?
– Я не знаю, – тихо ответил Эйлерин, и Джорон подумал, что курс, который они выбирают, оказался не под силу Фарис, несмотря на всю ее отвагу.
– А я знаю, – сказал с улыбкой Меванс, голос которого звучал спокойно и уверенно.
– Ты знаешь? – удивилась Фарис.
– Да, – ответил он. – Как и ты.
– Я?
– Да, ты, которая без колебаний атакует шеренгу детей палубы, вооруженных пиками. Ты способна, балансируя, стоять на вершине главной мачты и смеяться над теми, кто боится высоты. Ты можешь промчаться по палубе, залитой водой, лишь для того, чтобы завязать нужную веревку, да, ты знаешь, почему корабли возвращаются пустыми. Ты показала нам это сейчас, опозорив себя, потому что я был о тебе лучшего мнения.
Фарис смотрела на него, и Джорон подумал, что, если бы на боку у нее висел курнов, она могла его обнажить. Она так сильно напомнила ему Миас в этот момент, что у него заболело сердце. Не просто желанием ответить силой на оскорбление, но и ее решением сначала все обдумать, проследить за ходом мысли Меванса и прийти к собственным выводам.
– Ты думаешь, – медленно заговорила она, – что корабли опустошает страх?
– Да, – ответил Меванс. – Потому что далеко не у всех такое же отважное сердце, как у тебя, Фарис. Напуганная команда выбрасывает за борт свою супругу корабля, решив, что из-за тумана появились призраки. Они спускают лодки в замерзшее море и становятся жертвами длинноцепов, которые обязательно появляются.
– Да, – сказала она и сглотнула, – я представляю, как такое может случиться. Но только не на таком корабле, как «Дитя приливов», верно?
– Никогда, – сказал Джорон, – до тех пор, пока на его борту находятся такие женщины и мужчины, как ты, Фарис.
Она кивнула.
– Ну, тогда, – заявила Фарис и выпрямила спину, – если Эйлерин проложит курс, я расскажу команде, куда мы направляемся, потому что в ней определенно найдется несколько слабых голов, их потребуется вразумить, а я как раз тот офицер, который должен с этим справиться. – Она кивнула. – И я думаю, что нам стоит брызнуть немного краски.
– Да. Фарис, это будет не зря потраченное время, – сказал Джорон и посмотрел ей вслед.
Когда она ушла, он вновь обратился к карте, и его взгляд остановился на голубой отметке, обозначавшей Берег Спантоннис.
– Давай проложим курс, – предложил он, и больше никто не говорил о призраках, ведь, как и все дети палубы, он боялся, что упоминание о них может привлечь ненужное внимание.
15В глубинах, где самый голубой лед
Ему снился холод.
Ему снилось, как холод обволакивал его, когда он двигался сквозь абсолютную темноту.
Ему снились песни далеких сестер, навязчивая мелодия, которая эхом его окружала, окутывала и говорила с ним. Он слышал, как контрапунктом выступал рев его массивного сердца, которое распространяло огонь по телу и прогоняло ледяные прикосновения глубокой воды.
Ему снились сотни тысяч ран на всем теле, нанесенных жестоким океаном и живыми существами, что обитали в нем, и всех он с легкостью отгонял мыслью и легким движением могучего хвоста.
Ему снился ужасный голод, который грыз его изнутри и лишь усиливался, окутывая его холодом, как сердце наполняло огнем, и в песнях сестер он слышал, что голод был удовлетворен, об успешных охотах, полученных ранах, радости сражений и плоти в челюстях.
Ему снилось будущее тепло. Снился огонь, перемены и добрые океаны. Ему снилось все это так долго, что не осталось никакой ясности; сны возвращали его в другие сны, и он наполовину вспоминал времена, когда вода не была полна ненависти и сестры двигались огромными косяками как по воздуху, так и в воде.
Он проснулся во влажном холоде собственной каюты со смутным ощущением разочарования в своем маленьком изломанном теле. Момент смятения, тревоги из-за утраты разума. Затем он осознал себя. У него был долг, предстояло его выполнять, впереди ожидало столкновение с правдой. Он потер лицо. Осторожно выскользнул из гамака, чувствуя знакомое разочарование из-за отсутствовавшей ноги.
Меванс оставил для него воду, которая покрылась тонкой корочкой льда. Джорон допрыгал до нее на одной ноге, держась руками за стены и не глядя в окна. Он плеснул водой в лицо – она оказалась невероятно холодной, он даже ахнул, когда она коснулась язв возле рта. Как только боль отступила, он потянулся к костяной ноге, тщательно и с любовью приведенной в порядок Мевансом, и обнаружил, что Квелл уже в каюте. Она помогла ему пристегнуть ногу, и он почувствовал себя увереннее. Больше самим собой. Затем он надел тунику и куртку из тонкой рыбьей кожи и один сапог. Квелл побрила его и замотала вокруг лица шарф, скрывавший гниль. Только после этого Джорон нашел в себе силы выглянуть в окно.
И сразу увидел белую, как страх, «Пику кейшана» с зоресветами, танцевавшими вокруг такелажа. У клюва, наклонившись вперед, стояла супруга корабля, которая указывала на «Дитя приливов», пока ее корабль мчался по волнам.
– Твое судно летит хорошо, супруга корабля, – сказал Джорон, обращаясь к фигуре на носу. – Но я надеюсь, что у меня получится лучше.
Джорон вышел на палубу и постарался не отводить глаз от кормы «Дитя приливов». Холодный воздух обжигал, его смуглая кожа покраснела, а вокруг дети палубы посыпали солью сланец, чтобы избавиться ото льда. Они летели в таких местах, где лед представлял собой серьезную проблему, он появлялся всюду и мешал управлять кораблем, веревки становились слишком жесткими, крылья трещали, пальцы немели, лазать по такелажу было все труднее. «Дитя приливов» сверкал, его украшало множество сосулек, уборка льда стала постоянной работой, неприятной и утомительной. Тонкая струйка дыма вилась над камбузом, но его тут же уносил ветер – картинка, поднимавшая настроение, все знали, что скоро они получат подогретое корабельное вино, которое согреет руки и наполнит тело изнутри огнем.
– Хран-пал, – послышался крик у него за спиной, и он обернулся, стараясь пока не обращать внимания на преследовавший их корабль.
Йерффоег, мастер крыльев, держала в руках, обернутых тряпками, чтобы защитить их от холода, чашку с горячим корабельным вином.
– Я думаю, вам не помешает немного согреться, – сказала она.
– Спасибо, Йерффоег, – поблагодарил он.
Она дрожала и нуждалась в горячем питье больше, чем он, но Джорон прекрасно понимал, что отказаться от ее доброты значило оскорбить. Кроме того, он с радостью сжал в руках горячую каменную чашку.
– Ты сегодня поднималась на такелаж? – спросил Джорон.
– Да, там ужасно скользко, мы всю ночь скалывали лед, и нам придется продолжать, пока мы не повернем на север.
– Сходи на камбуз за другой порцией вина и посиди немного перед огнем, пока не согреешься. – Йерффоег улыбнулась, хотя уверенности у Джорона не было – как и все, женщина выглядела странно: ее одежда топорщилась в самых неожиданных местах, дети палубы засовывали внутрь тряпки, чтобы хоть как-то справиться с холодом. – Серьезный Муффаз! – крикнул Джорон, и мать палубы величавой поступью подошел к нему.