Дым они увидели раньше, чем Шипсхъюм. Жирные черные спирали лениво плыли к облакам, и Джорон почувствовал, что его предали. Он подумал, что Тендарн Эйлин обманула его и отослала прочь, а сама атаковала Бернсхъюм без него. Но позднее, когда они подошли ближе и он смог разглядеть детали, супруга корабля Ансири рассеяла его подозрения.
– Они всё еще сжигают тела, – сказала она Квелл. – Я надеялась, что чума закончилась, но нам придется швартоваться с другой стороны острова.
– Почему? – спросил Джорон, и супруга корабля бросила на него взгляд, полный такого презрения, что он с трудом не отпрянул в сторону.
– Ты ходишь по моему сланцу по просьбе твоей госпожи, и у нее есть деньги в Бернсхъюме, но я не давала тебе разрешения открывать рот. – Джорон опустил голову и пробормотал извинения. – Если ты еще раз разозлишь меня, Слуга, я выброшу тебя за борт.
– Нет, – сказала Квелл.
– Ты думаешь, твой дядя отомстит за потерянного слугу? – осведомилась Ансири.
– Конечно нет. – Квелл рассмеялась. – Он разбрасывает жизни, как рыбак швыряет за борт требуху. – Она повернула голову, и ее короткие светлые волосы растрепал ветер. – Это сделаю я, Ансири. – И она посмотрела в глаза супруги корабля. – Хочешь меня испытать? – Квелл ухмыльнулась. – Должна признаться, что наше путешествие мне изрядно наскучило и у меня появилось желание развлечься. – Ансири моргнула и перевела взгляд туда, где стояла Мрин, ее хранительница палубы. – Пригласи и ее на вечеринку, а также мать палубы, если пожелаешь, я против вас троих – хоть какой-то вызов для меня. – Ее голос стал холоднее ветра Северного Шторма, острым и опасным, точно ледяные острова. – Я бы не хотела, чтобы кто-то сказал, будто схватка была нечестной.
Некоторое время они смотрели друг на друга, потом Ансири улыбнулась и рассмеялась.
– Я не настолько плохо воспитана, чтобы драться с дорогой гостьей, – заявила она.
– Хорошо, – ответила Квелл, но не отвела взгляда от лица Ансири. – А теперь ты ответишь на вопрос моего слуги. Почему ты намерена пришвартоваться с этой стороны Шипсхъюма, а не в самом Бернсхъюме? У нас был другой план, а когда планы меняются, у меня появляются подозрения.
Ансири наклонилась очень близко к Квелл, и им с Джороном пришлось напрячься, чтобы расслышать ее голос на фоне шума ветра.
– Чума, – прошептала она. – Гавань закрыта.
– А почему я о ней не слышала? – осведомилась Квелл.
– Всем известно, что разговоры о подобных вещах привлекают внимание Старухи, – ответила Ансири.
Джорон слушал и теперь понял, что нежелание Тендарн напасть на Бернсхъюм выглядело разумно. Зачем атаковать место, которое уже сильно пострадало из-за чумы, – лучше пусть болезнь сделает за нее всю работу. И зачем рисковать распространением чумы на Суровых островах? Джорон смотрел вперед, жалея, что у него нет подзорной трубы. Он уже различал ярко-розовую и пурпурную поверхность острова, а также несколько кораблей, стоявших в гавани. И кое-что еще, чего он пока не мог понять. Казалось, часть острова рухнула и оказалась между башнями гавани и концами длинных каменных пирсов.
– Кораблей совсем немного, – заметила Квелл.
– Верно, – ответила Ансири, – бо́льшая часть флота занята защитой внутренних островов. Остальные находятся с другой стороны Шипсхъюма. Те немногие, что ты видишь, здесь для того, чтобы защищать носителя чумы.
– Носителя чумы? – переспросил Джорон.
Ансири бросила на него еще один злобный взгляд, но Квелл ясно высказала свои желания относительно слуги, и Ансири продолжала, обращаясь к Квелл, а не к нему.
– Так называют кейшана. – На Джорона вдруг опустилась темнота, ему отчаянно захотелось сесть, единственная здоровая нога начала подгибаться. – Все так радовались, когда кейшан появился в сопровождении трех кораблей. Их команды умерли первыми, потом чума распространилась по докам, через причал рыбаков, в старый город и большие дома. Это жестокая болезнь, похожая на гниль твоего слуги, только она гораздо быстрее. Тошнота, рвота, судороги, у людей отваливалась кожа, словно они обгорели, хотя никакого огня не было. Она оказалась особенно страшной из-за того, что пришла вместе с радужными надеждами. – Джорон снова повернулся к острову и стал смотреть на Бернсхъюм.
Постепенно он начал понимать, что видит массивное тело кейшана, только оно приняло странную форму, перестало быть гладким и красивым, как те, за которыми он наблюдал в море. И он не слышал его песни. Или не так? Там что-то было? Где-то далеко? Холодное, печальное и одинокое.
– Теперь нам нужно свернуть, – сказала Ансири. – Оставайтесь здесь и смотрите на остров, если хотите, впрочем, с таким ветром мы не станем подходить близко.
Она отошла и принялась отдавать приказы своей равнодушной команде, и «Глаз кейшана» начал поворачивать от Бернсхъюма, чтобы поймать ветер, который поможет им обогнуть остров. К ним подошел Меванс.
– Нам нужно приготовиться, – сказал он. – С таким ветром мы будем в доке к концу дня.
– Мы не будем высаживаться в Бернсхъюме, – печально проговорил Джорон. – Мы облетим вокруг острова и подойдем к нему с другой стороны, так как…
– Да, чума, – ответил Меванс, которого, казалось, ничто не могло удивить. – Я слышал разговоры на нижних палубах.
– Это моих рук дело, – сказал Джорон.
– Наших рук, – поправил его Меванс.
Джорон покачал головой.
– Нет, – возразил он. – Моих. Мои приказы, моя идея. Я понимал, что посылаю им яд.
– Не стоит забывать: ты не знал, что это чума, – мягко сказал Меванс. – Мы воюем с врагом, а на войне гибнут женщины и мужчины.
– Верно, – не стал спорить Джорон, – но одно дело придумать план и отдать приказ и совсем другое видеть, как он приносит столь ужасные плоды.
– Нет смысла об этом говорить, – вмешалась Квелл. – Дело сделано. Нам нужно взять свои вещи.
Они спустились на нижнюю палубу, собрали все, что привезли с собой, тщательно упаковали в морские сундучки, и Джорон вдруг понял: несмотря на то что его жизнь наполняло огромное количество событий и бесконечные путешествия, лишь немногие из своих вещей он мог назвать важными. У Миас было много безделушек, книг и камней, которые по-прежнему находились в большой каюте на борту «Дитя приливов». У него же имелась нога из кости и прямой меч, но ими он постоянно пользовался, и они ничего не говорили о том, какой он человек. Существовал ли он за личностью Черного Пирата? Он ли отдавал приказы, уносившие жизни людей, или это всего лишь оболочка?
И в конечном счете какая разница?
Он сделал вдох. Выдохнул. Сказал себе, что сейчас не время предаваться меланхолии и сомнениям. Даже если Черный Пират выдумка, с того момента, как он окажется на Шипсхъюме, ему придется отдавать приказы, планировать, принимать решения. Ведь он как никогда близко оказался рядом со своей целью. Джорона наполняла уверенность в том, что Миас жива и она на острове, как и то, что под Шипсхъюмом спит кейшан. Он ощущал его могучее присутствие, медленные биения сердца, более того, знал, что кейшан каким-то образом почувствовал присутствие у острова тела его мертвой сестры, и это знание вливалось в его медленные сны, не исключено, что они были о мести и пробуждении – и ударе по тем, кто ее убил.
Или он решил, что труп у острова – результат схватки его сородичей? Возможно, он его вовсе не замечал, а Джорон приписал ему человеческие чувства, пытаясь понять нечто столь огромное и непостижимое. Он не знал, и это не имело значения. Джорон не сомневался, что без Ветрогона кейшан находился за пределами его досягаемости.
Как странно, что мысли о Ветрогоне были подобны ударам клинка в сердце. Джорон по нему скучал. Когда они сойдут на землю, он станет командиром и его снова наполнит одиночество; Квелл и Меванс будут ждать от него решений. На борту корабля даже Эйлерин считался с его желаниями, и Джорон никогда не мог бы назвать его своим настоящим другом, как и других супругов корабля. Ветрогон являлся единственным существом в его жизни, для которого не имело значения, кто он такой, и говорящий-с-ветром относился к нему, не обращая внимания на звание. Ветрогон временами вел себя грубо и пренебрежительно, но почему-то дарил Джорону утешение, а он в нем нуждался. И еще он нуждался в руководстве и находил его в Миас. Точно корабль со сломанным рулем, он сильно отклонился от намеченного ею курса, он найдет ее и вернет, и тогда она направит его в нужную сторону и сделает мир лучше. Найдет место их людям.
Из его груди вырвалось рыдание.
«Кто я такой? – подумал он. – Неужели я настолько слабое существо? Ты посчитала меня способным нести это бремя, Миас, но единственное, чего я хочу, – вернуть его на твои плечи».
Неужели он здесь исключительно по эгоистическим причинам? А все его разговоры о долге и обещаниях – лишь плащ, маскирующий трусость? Он не хотел, чтобы все обстояло именно так, но чувствовал уверенность, что такова его реальность.
Значит, он снова должен надеть плащ, выпрямиться во весь рост и быть готовым ко всему. Он еще не закончил. Миас должна находиться где-то рядом. Он подошел так близко. И что бы ни случилось, он ее найдет или умрет здесь, Черный Пират закончит свои дни в Бернсхъюме, и Джорона это радовало, потому что груз ответственности и его маска оказались слишком тяжелыми, а на руках было слишком много крови.
А пока ему ничего не оставалось, кроме ожидания. Он долгие часы прислушивался к звукам корабля, немного поспал, сделал подушечку из вариска для протеза, которым пользовался, постаравшись сделать его более удобным до того момента, когда он окажется на земле и сможет пристегнуть ногу из кости, успевшую стать его частью. В какие-то моменты он даже не смотрел вниз и не удивлялся, что ноги нет на месте. Как в другие дни, когда не окидывал взглядом палубу своего корабля, ожидая увидеть направлявшихся к нему старых друзей и любовников. Сколько всего утрачено, и вот теперь он сидит в один из переломных моментов и размышляет, стоило ли все это начинать.