– Моя вина, – сказал Джорон.
– Это война, – сухо возразил Меванс.
– Но ты хотел, чтобы я увидел, что натворил. – Джорон почувствовал, как густеет воздух, ему стало трудно дышать, и запах гниющего кейшана – теперь он знал, что это такое, – грозил окончательно его поглотить.
Меванс посмотрел на него, и на его открытом лице появилась тревога. Потом он сообразил, как все это выглядело для его хранителя палубы, и покачал головой:
– Я тебя не виню, – сказал Меванс. – Просто я подумал, что отсюда хорошо видно, как сильно все изменилось. Мы должны пройти через город, но теперь это уже совсем другой Бернсхъюм.
– Верно, – ответил Джорон и еще раз посмотрел на пустые улицы, когда-то такие оживленные и шумные, а теперь опустошенные его рукой, – это совсем другой город.
30Умирающий город
Путешествие вниз по лесу джиона заняло у них весь день, хотя для Джорона стало более легким – как только он пристегнул костяную ногу, то снова почувствовал себя собой.
– Нам следует подождать полного наступления ночи. И только после этого войти в город, – сказал Меванс, и Квелл одобрительно кивнула. – Думаю, сейчас очень важно сохранить наши имена в тайне. Я думал, что мы сможем сразу связаться с Каханни, но теперь, когда мы увидели, что произошло в Бернсхъюме…
– Да, – согласился Джорон, – едва ли здесь можно ждать милосердного отношения к Черному Пирату. Но я все еще считаю, что нам следует связаться с Каханни, если, конечно, у нас получится. – Он через плечо посмотрел на Квелл и поманил ее к себе.
– Я знаю, что из-за меня мы не можем двигаться быстрее, Квелл, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты пошла вперед и нашла место, где мы сможем остановиться, а также выясни, согласится ли твой дядя с нами встретиться.
– Мое место рядом с тобой, – возразила она, оглядываясь на носильщиков. – Кто знает, можем ли мы верить этим людям?
– Но ты же сама наняла одну из них, – напомнил ей Джорон.
– Да, и ей я верю, потому что она зависит от нас, если хочет получить свои деньги. Но остальные сплетничают, как все жители суши.
– Со мной останется Меванс.
– В город может пойти он, – сказала Квелл, и он увидел, что ее долгая упрямая ненависть к нему превратилась в яростную верность.
– Нам необходимо поговорить с Каханни, если мы хотим отыскать супругу корабля, но у нас нет никаких гарантий, что он согласится на встречу с Мевансом или потом его отпустит.
– Значит, ты собираешься отправить меня навстречу опасностям, – сказала Квелл, и, хотя ее голос оставался мрачным, по губам промелькнула тень улыбки.
– Мой опыт подсказывает, Квелл, что лишь немногие способны справляться с опасностями лучше тебя. – Она ухмыльнулась и коснулась рукояти костяного ножа, висевшего на поясе.
– Ладно. В таком случае ждите там, где джион поредеет, не доходя до окраины города, я вас найду. Если я не вернусь до утра, советую немедленно покинуть остров.
– Ты намерена нас предать? – ухмыльнулся Меванс, однако его шутка не имела успеха, они не настолько безоговорочно доверяли друг другу, как Квелл и Джорон.
Квелл покачала головой.
– Я говорю совершенно серьезно, хранитель шляпы, – сказала она, и на этот раз привычная усмешка полностью исчезла с ее лица. Квелл стала холодной и отрешенной. – Мой дядя… – Она замолчала и посмотрела на небо между листьями джиона. – Семья, конечно, имеет значение, с этим не поспоришь. Но амбиции для него важнее. Если он решит, что ты ему нужен больше, чем я, или он затаил обиду из-за того, что мы сделали с городом… Я не так глупа. У него есть люди, умеющие причинять боль. Если ему потребуется информация, долго я не продержусь. Никто не способен.
– Этого не произойдет, – сказал Джорон.
– В самом деле?
– Конечно, – ответил Джорон. – Зачем твоему дяде тратить время на то, чтобы тебя пытать, когда ты все равно доставишь меня к нему?
Она улыбнулась.
– Если я почувствую, что не могу ему доверять, я не стану доставлять тебя к нему, – заявила Квелл.
Потом она повернулась и побежала вниз по склону, выбрав более крутой и прямой путь к Бернсхъюму, которым не могли воспользоваться Джорон и носильщики с тяжелыми вещами.
Дальше они продолжали путешествие в молчании, изредка Мевансу приходилось помогать Джорону. Наконец шум леса, постоянное потрескивание и чириканье, наполнявшие воздух, сменили звуки, которых Джорон не слышал с тех пор, как они покинули «Глаз кейшана» по другую сторону горы. Человеческие голоса и разговоры набегали друг на друга, точно волны. На секунду ему показалось, что их поджидает толпа жителей Бернсхъюма, решившая отомстить виновнику их скорби. Но как только лес джиона поредел, он понял, что это не так, и почувствовал себя глупцом. Разве они могли знать о его появлении? На окраине Бернсхъюма возвышались огромные дома, где жили сотни беднейших, изуродованных обитателей Бернсхъюма, а также в палатках и просто под навесами; и для людей, которые недавно потеряли любимых, дома и все остальное, веселое настроение выглядело по меньшей мере странным.
– Они кажутся счастливыми, – сказал Джорон, и их носильщица к нему обернулась.
– Сегодня рыночный день, – объяснила она. – Когда мы спускаемся с горы, всегда бывает рыночный день. Они надеются поторговать с теми, у кого есть товары, и продать что-то тем, кто может заплатить.
– Это плохо, – прошептал Меванс. – Мы ведь рассчитывали незаметно проскользнуть в город. – Он повернулся к женщине: – А есть какой-то другой способ попасть в город?
Она покачала головой.
– Единственный путь лежит через старый рынок. – Меванс кивнул и взял Джорона за руку, заставив его замедлить шаг.
– Там будет полно шпионов, – сказал он.
– И морской стражи избранников, – ответил Джорон. – Я отсюда вижу трех.
– Мы не можем туда пойти, – сказал Меванс.
– Верно, – согласился Джорон. – Не можем. – Он взял Меванса за руку, и они остановились, пока носильщики вместе с клиентами продолжали идти вниз, потом Джорон сел на солому, оставшуюся после прошлогоднего сезона роста, и отстегнул костяную ногу. – Вот, возьми. – Он протянул ногу Мевансу, затем снял с лица шарф, чтобы все видели гниль на его лице. После чего, к ужасу своего хранителя шляпы, осыпал себя с ног до головы сеном и грязью. – Никто не обращает внимания на нищих, Меванс, – сказал Джорон, – и никому в Бернсхъюме не придет в голову, что знаменитый и ужасный Черный Пират будет умолять о подаянии на рынке, верно? – Меванс усмехнулся. – Я найду подходящее место у стен города и стану просить милостыню.
– Далеко не все жители будут бедными, – заявил Меванс. – Там, где горе, всегда находятся те, кто на этом богатеют, и, можешь не сомневаться, они не станут ни с кем делиться.
– Ну, – сказал Джорон, – тут ты прав. Я рад, что на самом деле не нуждаюсь в подаяниях.
И он запрыгал вперед, используя Меванса как костыль, чувствуя себя маленьким, жалким и бесполезным, – но разве это не было им выгодно, если учесть его планы? Может быть, маленький и бесполезный – наилучший вариант, ведь люди именно такое хотят видеть.
– Иди, Меванс, – сказал Джорон. – Нас не должны видеть вместе. Продай наш сундучок и его содержимое, нам потребуются деньги.
– А если тебе будет нужна помощь?
– Я в состоянии о себе позаботиться, – резко сказал Джорон. – Иди.
Он остался сидеть на грязном сене, наблюдая, как Меванс вышел из леса и влился в толпу. Очень скоро его окружили дети, которые пытались ему продать безделушки и еду, но, видимо, он сказал, что не собирается ничего покупать, и они быстро исчезли. Когда он скрылся из вида, Джорон досчитал до ста, позволив числам следовать в его сознании одному за другим, подобно волнам, набегающим на берег. Закончив, он направился на рынок нищих и обездоленных, подтягивая тело при помощи рук. В отличие от Меванса, он не привлек внимания детей с безделушками – а те, чьи глаза на нем останавливались, тут же их отводили. Меванса, находившегося справа, снова атаковали желающие что-то продать, а затем путь преградила шумная толпа продавцов рыбы.
«Похоже, у меня самая легкая профессия», – подумал Джорон, пробираясь сквозь вонючую толпу к первым домам, с которых начиналась городская стена. Перед ним появилась пара ног, он поднял глаза и увидел женщину. Теперь все люди казались ему великанами.
– Обойди меня, проклятый гнилью, – прошипела женщина, – мы не хотим видеть здесь твою болезнь. У нас и без того достаточно страданий.
– Да, конечно, – пробормотал он.
– Ничего не говори, просто обойди меня стороной.
Он опустил голову и поступил, как ему велели, стиснув зубы, хотя ему ужасно хотелось ответить той, что осмелилась так с ним говорить. Но он не мог, поэтому полз, и очень скоро от незнакомой работы у него заболели мышцы спины и рук. Медленно, но верно он перемещался влево, люди вокруг смеялись и шутили, многие на его счет, но он старался не обращать на них внимания. Наконец его путешествие закончилось, и он нашел себе место среди сидевших вдоль стены нищих, между старой слепой женщиной и безногим мужчиной с одной рукой.
– У тебя нет чашки, – заговорил с ним однорукий мужчина.
– Если у тебя нет чашки, тебе никто ничего не подаст, – объяснила слепая женщина.
– Но я не…
– Вот, – сказала она, вытащила чашку из-за спины и поставила ее перед ним.
– Я вижу, что ты здесь новенький, – прошептал однорукий мужчина. – Лучше всего молчать, просто тихо сидеть, никому не нравится, если ему напоминают, что он лишен милосердия.
– Спасибо тебе, – сказал Джорон и прислонился спиной к стене.
На другой стороне рынка Меванс нашел прилавок и начал распродавать содержимое сундучка. Закончив, он затерялся в толпе женщин и мужчин, стоявших у одной из самых широких улиц Бернсхъюма. Периодически к ним кто-то подходил и предлагал работу, и Джорон видел, что Меванс всякий раз старался оказаться в конце толпы, чтобы его не заметили, впрочем, ему не следовало этого опасаться: первыми неизменно выбирали женщин, а потом самых крупных мужчин. Очень скоро стало очевидно, что желавших получить работу гораздо больше, чем самой раб