– Капитолина, значит… – пробормотала старуха. – Ладно. Капе можно.
Белка подбежала, тревожно обнюхала чужака.
– Иван был вашим единственным сыном? – спросил Макар, не обращая внимания на собаку.
– Почему был? Он и сейчас есть, – усмехнулась Худякова. – Восемь лет ему еще отбывать наказание, выражаясь официальным языком. А неофициальным если – шконку давить. Видишь, каким я фразам обучилась?
– Откуда восемь?
– Тут арифметика простая. Осудили на пятнадцать, а на десятый год в колонии случилась драка. Когда все разбежались, одного нашли убитым. У Ваньки под ногами валялся ножик с его отпечатками. Или не ножик, а как его по-тюремному… Заточка. И три свидетеля показали, что мой дурачок на их глазах прирезал человека.
– А на самом деле? Прирезал?
– Нет, конечно, – спокойно ответила старуха. – Я тебе это говорю не потому, что мать, а потому что людей знаю. Ванька мой – балбес, и всю жизнь таким был. Веселый, дурашливый и беззаботный. Он того мужика никогда прежде не встречал, его только накануне к ним перевели – вот скажи, зачем ему убивать его?
– Допустим, если заплатили.
– Знаешь, мне б легче было, если б так. Я бы знала, что сын мой виновен и сидит, потому что убийца и к обычным людям его выпускать нельзя. – Она погладила прижавшуюся к ногам собаку. – Только ведь дело обстоит иначе, милый. Того беднягу закололи уголовники. Помню, на суде даже выяснилось, какой счет у них был к убитому. А моего подставили. Это в тюрьме обычное явление. Иван до последнего все отрицал, а толку? Новый приговор, новый срок. Потому как – рецидивист.
Илюшин вновь поразился ее спокойному достоинству. Она говорила с той отстраненностью, с которой люди, пережившие много горя и не сломленные им, рассказывают о своей беде.
– Он на Алешку очень похож, Ваня мой. Войдет в комнату – и все смеются. Бывают такие люди, солнечные. В тюрьме, конечно, от его свечения ничего не осталось. Одна несправедливость за другой кого хочешь сломят, даже сильного человека… А Ванюша не сильный, он яркий.
– Почему несправедливость? Ладно, даже если по второму сроку ваш сын был обвинен ложно… Но поджог-то и смерть Леонида Возняка на его совести…
Худякова внезапно положила руку ему на плечо, и Илюшин замолчал.
– Господь с тобой, – кротко сказала Нина Ивановна. – Что ты, мой ангел…
Бабкин успел позавтракать и на треть заполнить схему, в которой распределил место и время для каждого жителя Камышовки в ночь исчезновения Бакшаевой, а Макар все не шел и не шел. Вернулся он ближе к обеду непривычно молчаливым.
– Ты где был?
– На кладбище, – ответил Илюшин и надолго погрузился в размышления, выводя на листе бумаги неразборчивые каракули.
Сергей поначалу смиренно ждал, но затем терпение его лопнуло.
– Кой ляд тебя понесло на кладбище?
Макар поднял на него неулыбчивый взгляд.
– В девяносто первом году за Верой Бакшаевой всерьез ухаживали два парня. Один – Петр Возняк, старший сын нашего Возняка. А второй – Иван Худяков. Единственный сын Нины Худяковой.
Бабкин осмыслил сказанное, и ухмылка сползла с его лица.
– Оба вернулись из армии, обоим было по двадцать, – продолжал Макар. – Второму сыну охотника, Леониду, только исполнилось семнадцать, и они с Иваном друг друга на дух не переносили.
– Петр с Иваном? – уточнил Бабкин.
– Нет, Леонид с Иваном. Причем делить им было нечего, Леонид за Бакшаевой не ухаживал.
– Тогда почему…
– Худякова говорит, ее сын в юности был болтун и балбес. Он терпеть не мог старшего Возняка и время от времени давал волю языку. Однажды это услышал Ленька… Ну и ясно, что было потом. Сцеплялись они с тех пор как петухи, по поводу и без повода.
– Это все на основании рассказа Нины Ивановны?
– Капитолина его полностью подтвердила. В общем, Леонид был главным Ивановым врагом. После того как случился пожар, нашлись люди, утверждавшие, что видели, как Иван поил Леонида самогоном, а потом куда-то вел. Худякова всю жизнь гнала самогон, даже в годы запрета. Утверждает, что у нее лучший в деревне… Так вот, девятого мая старшие Бакшаевы вместе с Надеждой уехали по делам в город, а десятого их дом подожгли, причем не ночью, а днем, в четыре часа. В сарае спал пьяный Леонид. Был суд, и на суде Вера Бакшаева рассказала, что своими глазами видела Ивана Худякова, который подливал бензин из канистры. Причем он сначала натаскал сосновых дров из поленницы самих Бакшаевых, обложил ими дом со всех сторон и только затем поджег. Дверь припер снаружи, чтобы Вера не выскочила.
– Ответственно пацан подошел к делу… – пробормотал Сергей.
– Иван клялся, что невиновен. Якобы он в компании какого-то ребенка бродил в это время по лесу и искал птичьи гнезда. У него увлечение такое было, яйца собирать. А Леонида он действительно напоил, только они не ссорились, а мирились. По дороге парнишка уснул, и Худяков легкомысленно решил оставить его в бакшаевском сарае, зная, что, кроме Веры, никого нет дома.
– Алиби подтвердилось?
– Нет. Ребенок сказал, что они, конечно, время от времени действительно устраивали совместные вылазки, но только не в тот день. На основании его слов и показаний Веры Ивана осудили. Худякова абсолютно уверена, что он невиновен.
– А кто тогда виновен?
– Она понятия не имеет. У нее нет ни одной версии.
На следующее утро решили разделиться: Бабкин отправился на обход свидетелей, чтобы выявить тех, кто мог иметь отношение к исчезновению Бакшаевой, а Макар, как он выразился, пошел по старухам.
Он уже упустил один раз важную деталь, которая меняла весь расклад, и не собирался повторять эту ошибку.
Илюшин хотел разузнать, что за человек погиб на болоте.
Он столкнулся с неожиданным препятствием. Старожилов, помнящих события двадцатипятилетней давности, осталось не так много, и те, на кого он особенно рассчитывал, сразу выбыли из его списка.
– В девяностом я отсюда уехала, – сказала Капитолина. – Мать хворала, я к ней отпросилась. Думала – на неделю, оказалось – без малого на год. Она была совсем плоха. Никто, кроме меня, за ней ходить не хотел, да и сам подумай – зачем невесткам такая обуза?
Илюшин вздохнул и отправился к Худяковой.
– Не помню я, Макар, – призналась Нина Ивановна. – Утопленник был не из наших и даже, кажется, не из Уржихи. Да и какой утопленник, если тела не нашли. А может, и путаю я… – она задумалась, взгляд сделался отрешенным. – Что-то вспоминается, но тебе ведь факты нужны? А у меня какие-то… – она описала рукой круг.
– Какие-то – что?
– Тени. Ощущения. Нет, не могу описать.
– Нина Ивановна, попытайтесь, пожалуйста, – взмолился Макар. – Я уже десять человек опросил. Все тоже вот эдак рукой машут, а сказать им нечего. Как такое вообще может быть? Этот утопленник – ваша легенда! Народное достояние!
Худякова усмехнулась:
– Потому и может, что легенда. За легендами редко когда помнят живых людей.
– Хорошо, а что гласит легенда?
– Гласит! Слова-то какие подбираешь… Да, в общем, ничего такого она и не гласит. Ну, есть болото, ходить туда нельзя, ни за грибами, ни за ягодами, ни за белым мхом. Вот и вся история.
Макар разочарованно вздохнул. Все это он уже слышал.
– Вы все-таки попробуйте вспомнить, Нина Ивановна… Любые детали, даже самые пустяковые.
– Попытаюсь… – без особой надежды пообещала старуха.
Илюшин направился к следующему дому. Он подозревал, что вскоре их с Бабкиным начнут гнать со дворов как попрошаек. Собственно, этим они и занимаются: выпрашивают чужие воспоминания.
– Макар! – окликнула Худякова.
Он обернулся.
– Я вот что сообразила: Лариса может тебе помочь.
– Яковлева? – удивился Илюшин.
– Человек, который погиб, то ли родственник ей, то ли знакомый… Точно! Бориса Ефимовича родня, вот он кто. Яковлевы должны были наверняка знать, что с ним случилось.
– Да вы, Нина Ивановна, шутите, – мрачно сказал Илюшин. – Один Яковлев в могиле, другая в беспамятстве.
– Ну извини, – Худякова развела руками. – Здесь даже про судьбу моего Ивана не все помнят, хотя он свой, родился и вырос в Камышовке. А про чужого мужика и говорить нечего.
«Про судьбу своего Ивана ты, допустим, лукавишь, – думал Илюшин, идя мимо горниста и не замечая, как его провожает взглядом Татьяна Маркелова. – Но я-то отчего так прицепился к этому покойнику? Потому и не помнят, что самое обыденное дело: пошел пьяница в лес и утонул. Что за пьяница, совершенно не важно, и нечего о нем говорить. То ли дело болото! Для него это красивая строчка в резюме. «Особые достижения: в девяносто первом засосало колхозника».
Он засмеялся, испугав тихого сгорбившегося деда, плетущегося с авоськой в сторону магазина.
– Дедушка, закрыто сегодня, – сказал Макар.
– А?
– Закрыто, говорю! Магазин закрыт!
– Чего?
– Продавщица заболела!
– Как?
– МАГАЗИН НЕ РАБОТАЕТ! – заорал Илюшин.
– Да что ж такое, – огорчился старикан. – Ну!…! И мать…!
Облегчив таким образом душу, он улиточным шагом потащился обратно.
– Дедушка! – позвал Макар.
– А?
– Вы помните, человек в болоте утонул?
– Чего?
– Человек! Утонул! Много лет назад!
– Где?
– В болоте!
– Где?!
– В БОЛОТЕ!
К окнам двух домов, стоящих друг напротив друга, одновременно приникли изнутри сморщенные личики. Старушки с осуждением смотрели на Макара. Одна погрозила ему пальцем и зашевелила губами; ее примеру последовала вторая, и при виде этой двойной пантомимы Илюшину стало смешно. Старушки гневно выговаривали ему из-за стекла. Макару пришло в голову, что эта картина – квинтэссенция нынешнего расследования: люди, отделенные от него непреодолимым барьером, что-то рассказывают, но он не слышит их голосов. А те, с кем пытается поговорить он, не слышат его.
– Дедушка, вы что-нибудь знаете про мужика, который в болоте утонул? – устало спросил он, не напрягая больше голос.