– Она придумала что-то другое, – не совсем уверенно сказал Красильщиков.
– Почему тогда Вера тянет? Чего она ждет?
– Наступления какого-то события? – предположила Маркелова. – Или она испугалась Худякова и вернулась в Москву.
Илюшину надоел этот спектакль.
– Из всех людей, которые имели отношение к Бакшаевой, на пожар опоздали двое – Худякова и Василий, а два человека не пришли вовсе. Один из них – Яковлева. А второй – вы.
– Я же вам объяснила…
– Да-да! Вы испугались пожара, вызывавшего у вас неприятные воспоминания, и остались работать дома. Сидели у окна, слушали колотушку бывшего бродяги. Когда Василий признался, что с часу ночи выпивал в пустом доме Филимоновых и не стучал колотушкой, я подумал, что вы зачем-то создаете ему алиби. Но для чего? Какой в этом смысл? Вы не дружите, не общаетесь… Была у меня и вторая версия, более правдоподобная: вы не обратили внимания, когда замолчала колотушка. И только когда я предположил, что в действительности вы создаете алиби себе, а не бродяге, все встало на свои места.
– Что встало, Макар? – тревожно спросил Красильщиков. – Таня, о чем он говорит?
Татьяна молчала.
– Я не включал вас в круг людей, у которых был мотив для убийства Бакшаевой, – сказал Илюшин. – А зря. Ведь вы собираетесь выйти замуж за Андрея Михайловича. Хотите быть хозяйкой терема, правда? Красивая картинка: художница, жена человека, восстановившего уникальное здание.
Красильщиков выпустил ладонь невесты и шагнул к Макару.
– Что вы себе позволяете?
– Андрей!
– Нет, Таня, подожди…
– Михалыч, дай ему договорить!
– Я никому не позволю нападать на мою…
– Андрей! подожди!
– Эту чушь пусть другие слушают!
– Успокойся, тебе говорят!
– Я сама должна была…
– …Таня, не говори ничего, я сам с ним разберусь!
– Андрей, не надо!..
– …она дело говорит…
– Ваша подруга убила Веру Бакшаеву, – внятно сказал Макар.
Все замолчали.
– Что? – сердито переспросил Красильщиков. И вмиг сделавшись растерянным, переспросил: – Что-что-что-что? «Ваша подруга?» Кто это? Как?
– Татьяна, как вы ее убили?
Губы женщины плотно сжались.
– Танюша, что он такое… Нет, это бред… Слушай, Сергей, бери своего друга, он пьяный или обкуренный… Ты обкуренный, да? Елки-палки! Знал бы я раньше, я бы в жизни не нанял…
– Окна дома Маркеловых выходят на площадь перед горнистом, – сказал Илюшин. – Татьяна работала ночью, как всегда. Рабочее место – не в маленькой комнате, а в главной, потому что только там достаточно широкий стол. Да и славки с пеночками не поют в августе. Вы, Татьяна, подслушали разговор Бакшаевых с Возняком и уяснили из него одно: Вера собирается отнять у Красильщикова все. Включая терем. Никаких сомнений в намерениях Бакшаевой быть не могло, она высказалась ясно. И тут начался пожар. Помогла чистая случайность: Иван Худяков выбрался из леса и поджег дом. Надежда Бакшаева с охотником кинулись тушить огонь, а Вера осталась. И не просто осталась, а пошла в сторону терема.
– С чего ты это взял? – не выдержал Красильщиков.
– Потому что дом Яковлевой находится на полпути между горнистом и вами.
– При чем здесь старуха?
– Лариса Сергеевна сказала, что в ночь пожара какая-то женщина ходила перед ее окнами, светила острым лучом. Татьяна, вы взяли с собой фонарик, когда пошли следом за Верой?
Молчание.
– Но дело не в фонарике. Яковлева считала, что замеченная ею женщина – воровка, потому что украла ее белую туфлю. Была у нее когда-то такая ценность: пара белых лодочек. Она отчетливо видела и запомнила, что лодочка была у той в руке. Единственное, чего она не смогла разглядеть, – что это была не туфля на каблуке, а балетка. В них удобнее вести машину. Одну, Андрей Михайлович, вы сожгли в ночь убийства. А вторая свалилась, когда на нее напала Татьяна.
Он вытащил руку из-за спины. Сквозь полиэтиленовый пакет виднелась грязная белая балетка.
Маркелова приглушенно ахнула.
Красильщиков резко обернулся и посмотрел на нее.
– Я думаю, вы оттащили тело за чей-то дом, – продолжал Макар, – поэтому вряд ли решились убивать ее ножом: кровь осталась бы на траве… Скорее, задушили. Все душили Веру Бакшаеву. Там полно заброшенных домов, а вы справились быстро. Наверное, закидали ее чем-нибудь, чтобы сестра и охотник не наткнулись случайно на тело. Балетку захватили с собой, и на обратном пути вас увидела Яковлева, которую вы ослепили лучом фонаря. Я все думал: зачем вам понадобилась туфля? От тела вы избавились на следующую ночь, но что мешало закопать улику? Не оставили же вы ее на память об убийстве…
– Перестань, – вдруг сказала Маркелова.
– Я тоже рассудил, что это нелепость, – согласился Илюшин. – Вы, Татьяна, практичный человек. Наметили выйти замуж за хозяина терема и устранили препятствие.
Татьяна прищурилась, будто принимая решение. Несколько секунд, не отрываясь, смотрела на Макара, – он готов был поклясться, что в ней идет огромная внутренняя работа мыслей и чувств. И вдруг все закончилось. Лоб ее разгладился, взгляд стал холодным и отчужденным.
– Глупый ты! – Женщина сухо улыбнулась одними губами. – При чем здесь хозяин терема? При чем здесь терем вообще? Это могла быть, не знаю, пасека, например, или церковь…
– Какая пасека? – оторопело спросил Красильщиков. – Какая церковь? Таня, что ты несешь?..
– Господи, Андрей! Я говорю, что ты мог бы реставрировать церковь, или разводить пчел, или выращивать щенков, не имеет значения, – эта женщина хотела лишить тебя всего! Она бы тебя съела! Высосала! Не в деньгах же дело, как вы не понимаете…
– Ты ее убила? – тихо спросил он.
Маркелова поежилась.
– Какое жуткое слово…
– Таня, ты ее убила?!
Она подняла глаза на Красильщикова и долго молчала, рассматривая что-то в его лице. Потом перевела взгляд на Илюшина и твердо сказала:
– Да. Я ее убила. Вы все правильно рассказали, Макар.
Красильщиков охнул, сел на ступеньки и обхватил голову руками.
– Мне очень жаль, Андрей…
– А туфля? – спросил Бабкин.
Илюшин протянул ему пакет.
– Туфля нужна была для того, чтобы подбросить ее охотнику. Вы хотели подставить Возняка, Татьяна? Предположили, что рано или поздно появятся люди, которые станут искать Бакшаеву, и тогда она вам пригодится? Не знаю, как вы собирались это реализовать, учитывая его собаку… Но что-нибудь придумали бы. Напросились бы в гости, в конце концов. Вам это не составило бы труда.
– Где ты ее нашел? – спросил Бабкин.
– В сарае. Под корзинами для роз.
Макар отошел в сторону, положил пакет на скамью и вернулся. Татьяна стояла, словно не зная, что делать дальше. Красильщиков сидел на крыльце и раскачивался из стороны в сторону.
– Зачем? – глухо спросил он, не поднимая глаз. – Таня, заче-е-е-м?! Я… я жить не мог, когда считал, что убил, а ты – ты, думаешь, сможешь?
– Я из другого теста, Андрюша, – мягко ответила Маркелова. – Я смогу.
– А тюрьма? – хмуро спросил Сергей. – Наказание за убийство вас не пугает?
– Все ваши истории, мальчики, это лишь предположения. Где тело? Где доказательство моей причастности к убийству? Нет, и никогда не будет.
– Можно все перекопать вокруг Камышовки… – угрожающе начал Бабкин.
Она презрительно пожала плечами:
– Перекапывайте! Ищите! Можете нанять поисковых собак, я бы так и сделала на вашем месте. Вы никогда ее не найдете.
– Вы человека убили, – сказал Сергей, с удивлением глядя на нее. – И хвастаетесь тем, как хорошо спрятали тело?
– Разве хвастаюсь? Нет. Я просто с вами откровенна.
– Да что с тобой, Таня? – вскрикнул Красильщиков и вскочил на ноги. – О чем ты говоришь? Как ты можешь… вот это все… про то, как ты хорошо ее спрятала… Как ты можешь?!
Лицо ее дрогнуло, и маска насмешливого превосходства исчезла, точно ее стерли одним-единственным касанием. На секунду Бабкину почудилось, что художница вот-вот разрыдается, кинется на шею Красильщикову, крикнет, что все выдумала, что ей стыдно за эту глупую выходку… Губы ее испуганно приоткрылись, и до болезненности беспомощное выражение пробежало по лицу, точно перед ними был маленький ребенок, не знающий, как объяснить свой проступок суровым взрослым людям.
Но это продолжалось не дольше секунды.
– Идите вы все к черту, – с кривой улыбкой сказала Татьяна. – Моралисты хреновы.
И пошла к калитке.
– Таня! – крикнул ей вслед Красильщиков.
Она не обернулась.
Хлопнула дверь, и стало тихо.
– Что теперь будет? – без выражения спросил Красильщиков.
– Если честно, скорее всего, ничего, – ответил после паузы Илюшин. – Она права. Нет улик, ничего нет. Признание… ну, скажет, что пошутила. Разыграла глупых мужиков. – Он помолчал и добавил: – Мне очень жаль, Андрей Михайлович.
Красильщиков кивнул.
Пес Чижик осторожно подошел к нему и сунул морду под ладонь.
– Я хотел бы… можно я останусь один? Макар, Сергей, я вам очень признателен… но…
Не договорив, Красильщиков обреченно махнул рукой.
– Мне жаль, – повторил Илюшин и пошел собирать вещи.
На выезде из деревни едва не застряли: колеса увязли в раскисшей грязи и машину повело. Бабкин еле справился с управлением.
– Не отпускает нас Камышовка, – пошутил он, но Илюшин не ответил.
– Давай к следователю завернем, – сказал Сергей, когда деревня и лес остались позади. – Хороший мужик, помогал нам. Надо ему рассказать. Да и вообще…
– Давай, – согласился Макар.
– Слушай, мне тоже жаль, что все так обернулось. – Бабкин покосился на друга. – Идиотизм какой-то! И Красильщикова жалко, и дуру эту… Как думаешь, они снова сойдутся? Ну там, время пройдет, она извинится… «Прости, о тебе заботилась!»
Илюшин покачал головой.
– Вот и мне так кажется, – вздохнул Сергей. – Михалыч – не тот человек, чтобы сказать: ладно, убила и фиг с ней, зато у нас будут красивые дети. Пакостное ощущение от всей истории. И незавершенный этот, как его…