– А я слышала, что была молния, – присоединяется к разговору другая женщина, оглянувшись через плечо.
Я резко поднимаю голову. Удар молнии. Нейзгани.
– Прямо туда, в центр города! – продолжает женщина. – Вы слышали гром?
– Скорее всего, хулиганы, – возражает какой-то мужчина снисходительным тоном. – Здесь полно всяких банд, разве нет?
– Никогда не видел здесь никаких банд! – возражает его спутник.
– Ну не знаю… Люди говорят другое.
Я сглатываю кислый комок, образовавшийся в горле. Все, что они говорят, не имеет никакого смысла.
Еще один голос, чуть дальше. Он такой тихий, что я почти его не слышу:
– Говорят, сгорел дом, в котором жил старик.
Несколько голов оборачиваются.
– Тот знахарь, что ли? – спрашивает женщина в халате и встревоженно отстраняется. – На днях он заходил ко мне в магазин.
– Вы его видели? – выпаливаю я прежде, чем успеваю опомниться. – Кто-нибудь знает, удалось ли ему выбраться? До того, как сгорел его дом.
Женщина, которая интересовалась громом, таращит на меня глаза. Она начинает внимательно разглядывать меня, не упуская ни одной детали. Ее взгляд будто рвет что-то внутри моей груди.
– Его никто не видел, – тихо говорит она.
Я отступаю от нее на шаг. Еще шаг. И еще. Пока не натыкаюсь на кого-то спиной. Тогда я поворачиваюсь и бормочу извинения. Опустив голову, пробираюсь через толпу тем же путем, которым пришла. Теперь людей стало больше. Их слишком много. Толпа выросла почти в два раза, и все стоят и таращатся. Мне приходится силой пробиваться через толпу. Я врезаюсь в чье-то плечо и уворачиваюсь от локтя. Я начинаю сильнее потеть – паника, испытанная с утра, дает о себе знать. Я заставляю ее отступить, заставляю себя дышать и двигаться. «Продолжай двигаться, продолжай двигаться», – говорю я себе, пока почти не перехожу на бег. Наконец толпа заканчивается.
Спотыкаясь, я выхожу на одну из узких грязных улочек Тсэ-Бонито. Меня немного пошатывает, но я снова могу дышать, к тому же здесь просторнее. Улица, на которой я очутилась, совершенно пустынна. Ряд темных трейлерных окон и фанерные хижины тянутся вперед на сотню ярдов, но, к счастью, людей нет. Закусочная, которую я заранее приметила, стоит справа. Это три низких стены и длинная прямоугольная кухня в глубине. Одно из тех семейных заведений, которые строят, чтобы продавать еду в оживленные торговые дни или на ежегодные ярмарки. Я упираюсь ногой о фанерную стенку, берусь за опорный столб и переваливаюсь внутрь. Оказавшись внутри, я сажусь на корточки, привалившись спиной к низкому прилавку, и подтягиваю к себе колени. Потом закрываю глаза и считаю до десяти. После чего считаю еще раз. Пока не проходит чувство паники.
Я знаю, что здесь нельзя оставаться. Надо двигаться. Но в какую сторону? Куда?
Нужно вернуться к Каю. Десять минут уже истекли, и он либо уже знает, что случилось с Тахом, либо его ведут в тюремную камеру. Я делаю глубокий вдох и снова переваливаюсь через прилавок. Больше нельзя заигрывать с толпой. Надо найти другой путь, поэтому я решила срезать дорогу через город. Возможно, я смогу увидеть хоган Таха и обойти баррикаду с внутренней стороны, чтобы посмотреть, там ли еще Кай.
Опустив плечи и сильно сгорбившись, я ныряю между зданиями, затем бесшумно крадусь сквозь дым и опустевший город к хогану Таха. Огонь здесь громче, он ведет себя как живое существо. Дым собирается вокруг меня, словно туман. Я бреду дальше, уткнувшись носом в ворот рубашки, и делаю неглубокие вдохи, чтобы не надышаться угаром. Глаза мои слезятся, но я все равно щурюсь вдаль, стремясь увидеть Кая.
Наконец я его замечаю. Эти ярко-фиолетовые и бирюзовые пятна в дымном воздухе невозможно не узнать. Но он не один. Рядом с ним Длиннорукий, и они куда-то идут. Одна рука Пса-Законника перекинута через плечо Кая в дружеском объятии.
Значит, я была права. Кай действительно заключил сделку.
Глаза мои темнеют от ярости. Руки сжимаются. Я вспоминаю утреннее ощущение прижатого клинка к его горлу и пульсацию его сердца под моей рукой. Как просто было немного надавить, чтобы из его горла потекла кровь. И резать, пока он не захлебнется собственной кровью и не посмотрит на меня мертвыми глазами – как в моем сне. К’ааханаании начинает мурлыкать прелюдию.
Я устремляюсь вперед прежде, чем успеваю подумать, уже сжимая в кармане «глок». Вижу, как Кай спотыкается, и Длиннорукий напрягает объятия, чтобы не дать ему упасть. Что-то ярко-серебристое вспыхивает в дымном воздухе, и я останавливаюсь. Вот еще раз. Кай держит что-то в руке. Нет, не в руке. Оно надето ему на запястье. Он в наручниках, и Длиннорукий волочит его за собой – почти теряющего сознание.
Я проклинаю себя за идиотизм и готовность увидеть предательство на каждом шагу – даже в тех случаях, когда в этом нет никакого смысла. Именно это пытался растолковать мне Кай.
Я смотрю, как они сворачивают в узкий переулок между продуктовыми лавками, и спешу за ними следом. Затем снова замечаю их на середине улицы, покрытой падающим пеплом. Вижу, как Кай пошатывается в опасной близости от Длиннорукого и вновь спотыкается, после чего Пес-Законник вновь поднимает его на ноги. Я теряю их из виду, когда они резко поворачивают направо и исчезают за обшитой жестью хижиной. Я задумываюсь. Если я пересеку дорогу следом за ними, я стану на какое-то время уязвимой. Но если стану ждать слишком долго, они могут окончательно потеряться из виду, и в следующий раз я, возможно, увижу Кая только по ту сторону стены тюремной камеры. Или еще что похуже.
На мгновение на меня находит искушение позволить им исчезнуть в тумане. Пусть Кай разбирается с Псом-Законником без меня. Я напоминаю себе, что Кай Арвизо не моя проблема, и вообще – я едва его знаю. Но потом вспоминаю, с какой гордостью Тах называл своего внука «великим целителем» и как хвастался, что тот может вылечить всю Динету. Даже если Тах ошибался, он доверил мне безопасность Кая. И, черт возьми, сам Кай хотел стать моим другом.
Поэтому я опускаю голову и быстро перехожу через дорогу, беспрестанно оглядываясь.
Затем сворачиваю за угол хижины.
И замираю на месте.
Я с ужасом вижу, как в двадцати ярдах от меня Длиннорукий поднимает массивный кулак и готовится ударить Кая в затылок. А тот даже не знает об этом.
Резкий удар гнет его шею вперед, подбородок врезается в грудину. Кай спотыкается и пытается поднять руки, но они скованы у него за спиной. Длиннорукий не дает ему времени прийти в себя. Он обходит Кая вокруг и хватает его голову обеими руками. Затем сильно бьет Кая лицом о колено. Голова откидывается назад с такой силой, что на мгновение кажется, будто позвоночник Кая прогнулся назад. Ноги его слабеют, и он падает в сухую грязь. Голова ударяется о пыльную землю с такой силой, что сразу отскакивает.
Длиннорукий отставляет назад ногу, обутую в окованный сталью ботинок. И бьет раз, другой, третий, четвертый Кая под ребра и по почкам. Тело Кая дергается и вздрагивает как тряпичная кукла.
Я тупо смотрю на это, ошеломленная внезапной вспышкой насилия.
Единственное, что мой мозг способен воспринять, – это то, что Кай не издал ни звука. Его жестоко избивает человек вдвое его крупнее, а он ни разу не вскрикнул.
А потом я вижу кровь. Целое озеро красного цвета. Растекающееся вокруг головы Кая.
Воспоминания опаляют мой разум, как лесной пожар. Вкус ужаса и беспомощности вспыхивает на моем языке – как эхо вспышки зла, рожденного той холодной февральской ночью. Мое зрение затуманивается, затем обостряется до чего-то сверхъестественного. Время замедляется. И расширяется. К’ааханаании. Живая Стрела. Жажда крови, раскаленная добела, затапливает мои вены, разгораясь и растекаясь по всему телу.
Длиннорукий наклоняется, тяжело дыша после своего ужасного «труда». Положив руки на колени, здоровяк рассматривает результаты своей работы. С ворчанием выпрямляется. Отступив назад на несколько шагов, он тянется к бедру и вытаскивает пистолет из кобуры на боку. Медленно-медленно рука поворачивается. Он направляет пистолет на Кая.
Я начинаю движение. Мой «глок» уже вынут из кармана. Я удерживаю его двумя руками и продолжаю бежать вперед. Должно быть, я кричу, потому что он поворачивается ко мне. Его челюсть отвисает, а глаза расширяются от удивления.
Я Живая Стрела, которая не может испытывать сомнений. Поэтому я не сомневаюсь. И не боюсь превратиться в чудовище.
Я жму на спусковой крючок. Один, два, пять раз подряд.
И каждый раз пули попадают точно в лицо Длиннорукому.
Глава 20
Трясутся. Мои руки трясутся.
От адреналина и ярости. А еще от страха. От страха за то, что я опоздала.
Я опускаюсь на колени рядом с ним. Кладу дрожащие пальцы на его шею. Его кожа вся красная от крови, и мои руки стали липкими. Но пульс бьется сильно.
– Кай.
Я легонько его встряхиваю. Промокаю лицо краем рукава, стараясь очистить кровавое месиво вокруг рта и носа, чтобы облегчить ему дыхание. У него что-то застряло во рту. Я раздвигаю его зубы и вижу там галстук. Длиннорукий засунул его ему в глотку.
По телу пробегает дрожь. Я стараюсь удержать в себе часть ясности и энергии Живой Стрелы, но сила клана уже оставила меня.
– Ты должен очнуться, Кай. Нам надо уходить.
Я снова встряхиваю его, на этот раз сильнее. Он издает какой-то звук. Тяжело кашляя, он втягивает воздух в свои избитые легкие, затем инстинктивно пытается подтянуть колени к телу, чтобы защитить себя.
– Нет, нет.
Я тяну его за плечи, пытаюсь усадить. Он слишком слаб, чтобы мне сопротивляться. Кончиком ножа я взламываю наручники и пытаюсь поднять его на руки, но он кажется чудовищно тяжелым. Потеря адреналина оставила меня без сил, необходимых для того, чтобы его тащить. Я замираю, услышав, как мне кажется, шаги. Показалось. Но я вполне осознаю, что обнаружение нас – это лишь вопрос времени.
К горлу подступает желчь, меня захлестывает паника. Я заставляю ее отступить. Надо сосредоточиться на том, что есть здесь и сейчас.