О tempora, о mores![1]
4
К вечеру Александр изнемогал от безделья. Серега время от времени хоть чем-то занимался. К нему изредка кто-то подходил, что-то спрашивал, отдавал деньги, забирал с указанных Иванушкиным мест оставленные «контейнеры» с «порцайками»… Раза два Серега поднимался и пополнял тайники. В этих случаях он издали кивал своему охраннику, а тот подменял его на скамейке, возле которой небрежно валялся пакет с джинсовой задницей, где находился сверток с пакетиками «порошка». Остальное время Харченко просто бродил вокруг, присаживался на бетонное основание ограды, прислонялся к его металлическим прутьям, в готовности при необходимости подстраховать друга. Но такой необходимости не возникало. К счастью.
Сидеть в засаде Александру доводилось неоднократно — по роду своей предыдущей деятельности. В ожидании Идальго как-то пришлось почти двое суток просидеть в небольшом домике — вот тоска была!.. Так что выжидать он умел. Но когда четко знаешь, что именно и хотя бы примерно когда должно что-то произойти или кто-то должен появиться, тягучее ничегонеделание переносится легче. Сейчас, когда ждать приходилось неведомо чего, одолевала скука. Становилось очевидно, что долго такую тягомотину Харченко выдержать не дано. Необходимо было действовать, что более отвечало его натуре.
Александр всегда с сочувствием глядел на людей, которые в силу особенностей специальности вынуждены заниматься каким-нибудь до крайности однообразным делом. Например, целыми днями сидеть в стеклянных будочках у эскалаторов метро. Ни почитать, ни заняться чем… Тоска зеленая! Такая работа Харченко никогда не прельщала, сколько бы там ни платили или какой бы щадящий график дежурств ни обещали. Жизнь свою растрачивать на бесцельное сидение было жалко, насколько ни важна такая работа.
Завтра, думал он, завтра же начну действовать. Больше оттягивать нельзя.
Так решил Александр. Но внешние обстоятельства вновь вмешались в ход событий.
Летом в Москве темнеет поздно. Было еще совсем светло, когда к скамейке, где восседал довольный вырисовывавшимся доходом Серега, подрулил «мерседес». К машинам этой марки Александр со вчерашнего дня испытывал болезненное любопытство, а потому первым делом обратил внимание на номер. Поначалу показалось, что встревожился напрасно: он не совпадал с тем, на котором приезжал «качок».
Автомобиль приостановился у бордюра, но мотор не заглушил, продолжая чуть слышно урчать. Из задней дверцы показался тот самый невзрачный парень, который приезжал с «качком». Он подошел к Сереге, что-то сказал ему. Тот повернулся, нашел глазами своего стража, призывно махнул рукой.
Харченко колебался. Он очень не любил карточные игры, где не только козырь, но даже сами правила можно менять по ходу игры.
Этот человек должен был приехать только завтра. Вдруг подъезжает сегодня… На новой машине… Никто из нее не появляется… Подзывает охранника…
Значит, что-то где-то случилось. Что? Где?
Если бы чувство опасности, которое охватило Александра, имело звуковую сигнализацию, ее рев разнесся бы далеко по округе.
Харченко направился к нетерпеливо глядящим на него Сереге и их нанимателю. Стекло в задней правой дверце «мерседеса» плавно заскользило вниз. В темноте салона что-то тускло блеснуло. Очень знакомо блеснуло. На него, Александра Харченко, сейчас глядели из окна, из глубины образовавшегося провала над сияющим отраженными лучами заходящего солнца зеркальным стеклом — он этот взгляд чувствовал нутром.
И Александр во всей полноте представил, что должно произойти через несколько мгновений. Когда они все трое окажутся рядом, их попросту расстреляют из автомата. Он не сомневался, что это именно оружие вороненно блеснуло в салоне… Даже не сочтут нужным поставить в известность, почему их лишают жизни. Обыкновенные мафиозные разборки, в которых чаще всего страдают как раз рядовые, ничего не понимающие исполнители воли сильных сего.
Трупы. Никаких следов. Наркотики на руках. Милиция даже копать глубоко не станет — сейчас более серьезных людей убивают, и никто отыскать следы киллеров не может. А уж эти двое с наркотой…
Александр, шедший до сих пор внешне спокойно, остановился за могучим стволом дерева и, осторожно выглянув, отрицательно покачал головой Сереге. Тот с тревогой поглядел на подошедшего. В свою очередь, невзрачный оглянулся на автомобиль. На мгновение все растерянно притихли.
И тогда Серега не выдержал. Он оттолкнул худосочного и попытался вскочить со скамейки и броситься наутек. Торопливо протарахтела короткая автоматная очередь. Разбрызгивая кровь, пули по диагонали пронзили тело Иванушкина, отшвырнув его опять на скамейку. Звонко подпрыгивая, рассыпались по асфальту выбрасываемые затвором гильзы.
Худосочный успел сделать к машине всего лишь один шаг. Очевидно, он предполагал, что его убивать не собираются. Ошибся. Автоматная очередь не остановилась на Сереге, хищно перекинулась и на него. Он нелепо взмахнул руками и осел на тротуар, завалившись на бок и судорожно подтянув к животу ноги.
Все это Харченко успел разглядеть в несколько мгновений. Не дожидаясь развития событий, он метнулся к высокой прочной ограде, легко подпрыгнул, подтянулся и привычно перебросил тело через верх. Не задерживаясь ни на мгновение, сиганул вниз. Долго, очень долго он падал, представляя мишень для автоматчика. Наконец оказался на земле и упал в высокую траву. Лишь тогда услышал, как вслед простучала еще одна очередь. Высоко над головой просвистел косячок пуль. Где-то рядом одна из них, взвизгнув, срикошетила от камня.
За изгородью резко взвыл мотор и было слышно, как машина умчалась.
Попадать в руки милиции и отчитываться о том, как он тут оказался, Александру не хотелось. И он, стараясь особенно не высовываться, стремительно побежал в глубь редко растущих деревьев.
5
Промчавшись мимо зданий бывших Дома книги и Театра эстрады и оказавшись на аллейке, Александр пошел медленнее. Привлекать к себе внимание не хотелось. А выйдя к площади, где мечтали о небе выпотрошенная космическая ракета и бессильные сухопутно-выставочные самолеты, вовсе пошел вразвалочку, будто и не мчался только что, пытаясь скрыться от пуль.
Старался выглядеть безмятежно. Внутри, в душе, все клокотало.
Серегу убили… Кто? За что?
«А ведь это я виноват, — терзался Александр. — Кругом виноват. Серега верил мне, не случайно именно у меня вчера спрашивал, стоит ли ввязываться в это дело. И послушался, когда я порекомендовал и думать забыть о том предложении. А сегодня утром я же уговорил его стать распространителем наркотиков, стараясь достичь своей личной цели. Не попросил помощи, как следовало бы по-мужски, а все сам решил, использовал друга вслепую. Вот и дорешался… Смерть Сереги целиком на моей совести. И эту кровь с совести своей так просто не смоешь… Вообще ее никак и ничем не смоешь. Если бы я только мог предположить, чем дело закончится…
Серега, Серега… Всю жизнь тебе не везло. Занимался любимым делом — тебе за это ни хрена не платили. А потом вообще вышибли коленом под зад. Жена тебя, безработного, бросила… А теперь вот друг, которому доверял, получается, под пули подставил… Ну, гады, ну, сволочи, имейте в виду: я теперь буду мстить уже не за одного убитого вами близкого мне человека, а за двоих. И опыта убивать у меня на вас, стервецов, хватит! Я вас, …, всех в могилу уложу!!!»
Александр пытался себя распалить. А сам чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы… Жалко. Обидно. Горько… Один остался. Совсем один. Лишь только месть в душе вскипает…
Вокруг клубилась потная и распаренная людская круговерть. Все несли яркие ящики и коробки с телевизорами и магнитофонами, катили тачки и тележки… И никому из этой толпы не было дела до человека, потерявшего только что друга, которого сам же подвел под пули.
Александр ткнулся в первый попавшийся павильон.
— Где я тут могу найти кого-нибудь из администрации? — спросил у дюжего камуфлированного охранника с дубинкой-«демократизатором».
Тот лениво перетащил жвачку с одной стороны челюсти на другую. Лишь тогда спросил:
— А кто вам нужен?
— Я задал вопрос четко и ясно, — едва сдерживаясь, раздельно произнес Харченко. — Мне нужен кабинет, где сидит кто-нибудь из администрации вашего долбаного павильона.
Охранник хотел было что-то ответить порезче, даже дубинку поудобнее перехватил, но, взглянув на побелевшее от сдерживаемой ярости лицо посетителя, артачиться не стал. Процедил сквозь жвачку.
— За углом по коридору, слева. Там увидите.
— Спасибо!
Прошел в указанный закуток. Там и в самом деле увидел дверь. Толкнул ее плечом. Дверь не поддалась. Постучал. Потом еще раз, сильнее. Ответа не было.
Зло выругался.
— Вам кого?
За спиной стоял милиционер. Ухмылялся, поигрывая дубинкой.
Да, на этого «наезжать» не стоит. Представитель власти, как ни крути. Заговорил просительно:
— Понимаешь, дружище, мне срочно нужно позвонить, а неоткуда. Вот я и хотел попросить у администрации телефоном воспользоваться.
Сержант равнодушно заметил:
— Для этого автоматы есть.
— Разговор у меня служебный, — и, понизив голос, добавил: — Я с Лубянки. У меня сообщение, так сказать, не для посторонних ушей.
Милиционер растерялся. Дубинку опустил. Кивнул в сторону выхода:
— Коль такое дело… Пошли!
Вместе направились из павильона. Охранник, увидев их, злорадно ухмыльнулся. Обошли здание вокруг, милиционер толкнул неброскую дверцу. Кивнул на нее:
— Видите, в каких условиях приходится работать?..
Помещение действительно было невзрачное. В другое время, возможно, Александр сержанту и посочувствовал бы. Но теперь было не до того. Он схватил телефонную трубку. Выжидательно взглянул на сержанта:
— Прямой?
— Через «восьмерку».
Харченко начал лихорадочно накручивать номер. Раз, другой… Всякий раз сбрасывало после первых трех цифр.