Харченко себя к такому чуду не причислял. Он жестко спросил:
— Последний вопрос. Где и как мне найти Соломона?
— Клянусь вам, не знаю… Чем угодно клянусь…
Павлик плакал. Из глаз струились крупные слезы. Он неопрятно размазывал их ладонью по щекам. Но капли не останавливались, обильно стекали на подбородок. Что-то мокрое блеснуло под носом.
Александр почувствовал гадливость. Эту сволочь нужно убить. Но ведь рука не поднимется. Это же не мужчина…
Это льва мы убиваем или, скажем, змею. А слизняка не трогаем. Правильно ли это? Кто его знает. Но ведь мы поступаем именно так.
Павлик, несомненно, слизняк. Таких не принято убивать. Но этот слизняк не только не попытался спасти Аннушку, но и разрешил лишить ее жизни. Значит, он попросту не имеет права на жизнь. Просто необходимо сделать так, чтобы он умер в жутких муках, смертью, которой и следует умирать такой вот биомассе, которой Господь позволил появиться на свет в человеческом обличье.
— Ты в Бога веришь?
Голос Александра опять звучал ласково и подчеркнуто добро.
Павлик сразу понял, что к чему.
— Я скажу, я все скажу! — скулил он, преданно глядя на гостя. — Только помилуйте!
— Ну так говори! Мне нужен Соломон! Мне нужен Сева! Анастас!.. Кого из них ты знаешь?
Произнося эти слова, краем глаза Александр уловил какое-то движение в коридоре. Он вскочил, притаился у двери. Застекленная створка скрипнула, в проеме появилась плутоватая девичья мордашка.
— А о чем вы тут секретничаете? Мне скучно…
В следующее мгновение она осеклась, увидев залитого слезами Павлика. А еще через миг Харченко обхватил ее сзади, плотно зажав рот холодной хирургической перчаткой, плотно натянутой на ладонь.
— Мышка-норушка, я же тебе сказал, чтобы сидела в норке и не высовывалась, — с досадой сказал он. — Тут мужской разговор. А ты вмешиваешься.
Девушка рванулась, попыталась его укусить. Мститель отстранился и слегка, опытно, пристукнул ее по шее. Тело обмякло. Он аккуратно опустил «норушку» в кресло.
Малышка была облачена в большой, явно не по росту шелковый халат.
— Что ж ты бэшек своих в вещи покойницы обряжаешь? — с нескрываемым презрением обронил Харченко.
Павлик потерял всякую способность к сопротивлению, потому что даже не попытался воспользоваться возней Александра с его подругой.
— Короче, мне надоело с тобой нянчиться, — поморщился майор, пытаясь сообразить, как быть дальше.
Ну не убивать же, в самом деле, эту девчонку! И не убивать же его при ней! И вообще, пока что она его лица не видела. Но если очухается, может и увидеть… Принесла тебя нелегкая именно сегодня!
— Давай все деньги, которые у тебя в квартире имеются!
Павлик сорвался с места. Упоминание о деньгах он воспринял как возможность откупиться.
— Сейчас, сейчас, — он метался он по квартире, вытаскивая откуда-то пачки купюр, бросая их на стол. Одна стопка разлетелась по полу. Павлик пытался собирать купюры, они опять рассыпались, он их снова пробовал положить на стол… Потом лез опять куда-то, доставал, доставал…
— Хватит, — брезгливо скривился Харченко. — Собери все в пакет какой-нибудь.
Павлик метнулся было в коридор, но Александр перехватил его:
— Стоять! Я сам!
Достал из заднего кармана джинсов сложенный потрепанный пакет, бросил хозяину:
— Собери сюда.
Павлик сгреб пачки банкнот в пакет, подобострастно подал мстителю. Замер рядом в ожидании новых распоряжений. Тот взял пакет, примостил на колени.
— Ну а теперь слушай меня, сукин ты сын, — негромко, медленно, раздельно заговорил он. — Ты сейчас узнаешь кое-что. И тотчас после этого отправишься на свидание к Анне Валентиновне. А уж там сам перед ней будешь держать отчет.
Парень отшатнулся. Тонко, как-то по-поросячьи завизжал. Экс-оперативник этого ожидал. Коротко, не поднимаясь, ткнул его ногой в низ живота. Взвизг оборвался. Павлик опустился на ковер, широко открытым ртом ловил воздух. Из глаз выдавилась очередная порция слез.
— Всю жизнь ты прожил скотом, — продолжил майор запаса. — Так хоть умри по-человечески!
Преодолевая боль, Павлик пытался отползти от него подальше.
Между тем девушка начала шевелиться, постанывать. Харченко достал из кармана маску, купленную на ВДНХ, натянул ее на голову. Он не любил эти маски. Жарко в них, потно. Но теперь она была необходима, чтобы спасти эту любопытную дурочку.
— Очухалась?
Девушка судорожно запахнула на груди халат.
— Не надейся, меня не соблазняют твои прыщики, — цинично хмыкнул мужчина.
Она тревожно переводила взгляд с забившегося в угол мертвенно-бледного, перепуганного Павлика на неведомого ей человека в маске.
— В общем, девонька, ты сейчас в полной моей власти, — раздумчиво проговорил не знающий, как поступить, Александр. — Но я с женщинами и детьми не воюю. А ты подпадаешь под оба эти определения. Поэтому сейчас ты спокойно отсюда уйдешь… Ты где живешь?
— Здесь недалеко…
— С мамой-папой?
— Да.
— Так вот, девонька, иди спокойненько домой, попроси маму с папой, чтобы они надрали тебе задницу за то, что ты с малолетства беспутствуешь. А потом позвони какой-нибудь подруге или еще какому-нибудь своему удовлетворителю, да поговори с ними так, чтобы они смогли четко зафиксировать время, когда ты соизволила заявиться домой… Поняла? Это будет твоим алиби.
— А зачем мне алиби?
Наверное, девушка была слишком напугана, чтобы понять, что здесь происходит.
— Ты еще не поняла? — внес ясность отставной майор. — Я же сейчас твоего дружка убивать стану. Обещаю, что он проживет ровно пятнадцать минут после того, как ты удалишься. И ни минутой больше. Вопросы?
Она глядела на Александра с ужасом едва ли не большим, чем Павлик.
— Не уходи, — вдруг пропищал из угла хозяин. — Не оставляй меня. Я не хочу умирать…
— Ты, девонька, можешь, конечно, остаться, — жестко пояснил Харченко. — Но тогда ты станешь свидетелем убийства. Кстати, если пожелаешь, мы с тобой тут же сможем и любовью заняться… Рядом с тепленьким еще трупом — в этом есть свой шарм.
Девушка подскочила. Бросилась в коридор, на ходу сдирая с себя халат. В свете люстры блеснуло ее коричнево-загорелое тело с контрастно-белым треугольником на тощей попке.
Через какое-то мгновение она появилась вновь, в легоньком сарафанчике, судорожно сжимая в кулачке кружевные трусики.
— В милицию звонить не советую, — добавил Харченко, небрежно поигрывая пистолетом. — Это Павлику уже не поможет, а тебя по допросам затаскают. Все, марш отсюда!
Девушка, похоже, чуть пришла в себя от шока. Спросила робко:
— А это обязательно нужно?.. Ну, Павлика… Может, отпустите?
Александр взглянул на нее удивленно.
— Ай да пигалица! — оглянулся на Павлика, который глядел на происходящее с жалкой надеждой. Спросил у него: — Ну а ты просил тогда тезку своего за Анну Валентиновну? А? Или с радостью согласился? Или штаны намочил от страха?
Опять взглянул на девушку:
— Ты Анну Валентиновну знала?
— Да, конечно. Она ко мне хорошо относилась.
— Она знала, что у вас с Павликом… Это, как бы сказать… Отношения?
Девушка смутилась:
— Наверное, догадывалась.
— Но тебя не выгоняла? Не мстила?
— Нет, она хорошая, умная была. Все понимала…
— Понимала… Ее Павлик убил.
Ему опять почудился сквознячок на щеке. Аннушка, как же ты все это терпела-то, милая?..
— Я не убивал, — взвизгнул из угла парень.
— Ну, разрешил убить, — лениво поправился Харченко. — Еще неизвестно, что хуже… Так что, пичужка, в следующий раз подбирай себе друзей таких, чтобы тебя не предали… Все, уходи! Время пошло!
Она ничего не сказала. Поняла, что ничего добиться не сможет.
Через секунду хлопнула входная дверь. Палач и жертва остались вдвоем.
6
— В общем, молись, Павлик! — проникновенно посоветовал Александр.
Парень опустился на колени. Но обращался не к Богу — к своему палачу:
— Ну отпустите вы меня! Пожалуйста! Зачем вам это делать? Что вам от моей смерти?
— Понимаешь, Павлик, — заговорил тот тихо, — должна быть в жизни какая-то высшая справедливость… Дело в том, что моя фамилия Харченко. Слыхал? Должен был слышать. Я — бывший муж Анны Валентиновны. Теперь ты все понял?
Павлик, услышав эти слова, в первый миг сник. Но потом неожиданно загорелся надеждой. Заговорил взволнованно, торопливо:
— Но позвольте… Ведь она вас не раз бросала… Она вам постоянно изменяла… Вот видите, вас, такого сильного и честного, променяла на такого слабака, как я… Так чего ж вы за нее мстите? Ведь это неразумно. Это нелогично…
— Наверное, — действительно, какая уж тут логика в чувствах и вопросах чести. — Тебе этого никогда не понять. А я дал слово, не кому-то другому, а сам себе дал слово, что покараю всех, кто причастен к ее смерти. Со дня нашей с тобой предыдущей встречи мной убито уже семь человек. Так чем же ты лучше их? Они ведь просто убили постороннего человека, в то время как ты продал и предал близкую тебе женщину, которая тебя любила и которая тебя обеспечивала всем и даже шашни прощала… Ты даже больше их достоин смерти.
— Но ведь это нечестно! — вспомнил вдруг Павлик. — Вы ведь у меня деньги взяли!..
Александр даже хохотнул от возмущения:
— Ну и хам же ты, парень!.. Во-первых, деньги не твои, а Аннушки. А во-вторых, я их у тебя взял не для того, чтобы на шалав каких-нибудь просадить, а чтобы за нее же продолжать мстить… Месть — она нынче дорого стоит… Так что не стоит меня в нечестности уличать. От тебя это как-то не звучит.
Пора было кончать. Это почувствовал и Павлик.
— Ну а если я вам сообщу нечто такое, что… что…
Он запнулся. Бывший оперативник насторожился.
— Что я сочту возможным тебя простить? Вряд ли. Но попробуй. Во всяком случае, это дает тебе шанс.
Павлик провел подернутым белым налетом языком по потрескавшимся от волнения губам. Заговорил торопливо и сбивчиво, сглатывая слова: