— Харченко, стой!
Остановился. Чуть помешкал. Потом повернулся к бывшей жене и, в упор уставившись в ее глаза, отчеканил:
— Анна, мне твои выходки тоже надоели! Я допускаю, что порчу тебе репутацию своим внешним видом и поведением. Но тебе придется с этим или мириться, или уезжать в другой район. Хотя, думаю, в этом нет необходимости. Мы с тобой так давно в разводе, что никто из твоих нынешних подчиненных не помнит о том, с кем ты когда-то состояла в браке. Ты меня постоянно пилила тогда, так оставь в покое хоть сейчас. Это ты от меня ушла, так что мне на твою реакцию на мое поведение наплевать. Тем не менее я стараюсь на глаза тебе не попадаться. Так что же ты от меня еще хочешь?
Анна сняла очки. Под ними набухали косметикой слезы.
— Глаза б мои тебя не видели, — проговорила она дрогнувшим голосом. — Чем ты только приворожил меня, Харченко, черт бы тебя унес отсюда подальше!.. Как же ты мне нужен… — и добавила негромко нечто уже совершенно невероятное: — Запри дверь на ключ.
Она решительно опустилась на диван, одну за другой сбросила туфли. Ударившись расширенной на конце, по моде, «шпилькой» о боковую стойку стола, одна «лодочка» отскочила к ногам ошеломленного происходящим Александра.
5
Диван был узким, кабинетным. Анна умостила голову на груди Александра. Говорила непривычно мягко, жалобно, тоскующе, просительно…
— Саша, ты возьмешь меня обратно?
— Как это? — не понял расслабленный мужчина.
— Ну, обратно, в жены…
Он даже напрягся от неожиданности. Сердце встрепенулось. Бестолковость жизни последнего времени, бессмысленность существования, неуютность обиталища, неухоженный быт… Все уйдет в небытие с ее возвращением. Вернется та, прежняя жизнь, когда он возвращался с работы, а его ждал вкусный ужин, когда утром он просыпался от запаха свежего кофе…
— Ты не хочешь?
В былые времена она бы возмутилась его молчанием, отпрянула высокомерно… Сейчас умоляла голосом: только не отвергни!
— Я брошу все это, — зачастила шепотом. — Торговлю, квартиру… Все брошу! Как ушла от тебя, так и вернусь ни с чем. И верной тебе буду, Сашенька. Ты не знаешь, в какое дерьмо я попала… Зачем мне было все это? Ты ведь меня любишь, я знаю. Ну прости меня, Саша, последний раз прости!.. Какие же мы дуры! За семью держаться надо, за мужа своего — только тогда женщина бывает счастлива…
Она еще что-то говорила. Александр ее не слушал больше. Да и не для него она говорила, просто выговаривалась для себя.
Простит ли он ее? Смешно даже спрашивать. Только бы вернулась, милая…
В глубине души он понимал, что у нее сейчас только слабость. Что, оправившись от каких-то неприятностей, она опять станет все той же взбалмошной и самовлюбленной красавицей, какой была всегда. Что она никогда не остепенится, никогда не будет той женой, про которых говорят «мой надежный тыл». Но и ему, быть может, такая супруга не подошла бы. Ему и нужна такая вот, с перчиком в крови.
Он всегда любил Анну. Даже когда он вернулся из Бразилии, а ее дома не оказалось, когда вернулась только через два дня, даже тогда он ее простил.
Ну а потом… Мужчине больнее всего первый раз узнать о неверности жены. Потом он ей в этом отношении просто не верит, но боли той, первой уже нет.
— Что ж ты молчишь?
— Когда тебя ждать?
Спросил буднично, будто давно ждал этих слов.
Анна выдохнула с облегчением. После всех выкрутасов понимала: Харченко имел полное право ее не принять.
— Дела только улажу…
— Бросай их на фиг, свои дела, — разнеженно произнес Александр, — и приходи.
В дверь постучали.
— Молчи, — шепнула чуть слышно.
Раздался повторный стук. Потом послышались удаляющиеся шаги.
— Пора, — с сожалением потянулась к разбросанной одежде Анна.
Начал собираться и Александр. Он чувствовал, как в душе возникает робкая надежда.
6
Выйдя на улицу, он постоял расслабившись, блаженно щурясь на солнце. На душе было приятно и радостно. Казалось, что само мироздание поет и ликует. Хотелось… Он не знал, чего ему хотелось. Ему было просто хорошо.
Идти Харченко было некуда. Но тянуло к людям. И он подался направо, за угол, на ставшее в последнее время привычным место, к Наташкиному окошку. Там уже кучковались алкаши, знакомые и нет. Вообще-то обычно с ними, простыми и бесхитростными, хорошо и спокойно. И разговоры у них под стать, незатейливые. Они выслушают, что ты расскажешь, особенно не вникая в суть дела, но посочувствуют обязательно. Хотя бы уже потому, что каждый из них считает себя тоже обиженным на судьбу. Но сейчас Александр подошел к ним просто так, не для беседы — не рассказывать же похмельной братии о происшедшем…
Наташка улыбалась сквозь поцарапанное стекло счастливо и многообещающе. Показала пальцами: плеснуть, мол? Александр улыбнулся и качнул головой: спасибо, не стоит. Водка в горе помогает, в радости другие напитки нужны…
Он вообще не знал, зачем сюда подошел. А если бы мог предвидеть события, которые произойдут вскоре, и подавно подался бы куда угодно, но только не сюда.
— Саня, здорово!
От группки сгрудившихся вкруг бутылки мужчин отделился Серега Иванушкин, верный друг-приятель последнего времени. Раньше он работал в каком-то НИИ, имел, по его словам, редкую специальность, а когда по институту прокатилась волна сокращений, оказался не у дел. А к тому же от него ушла жена, к какому-то преуспевшему господину. Общность судеб и свела его с Александром.
— Саня, я тебя давно уже высматриваю. Ты мне нужен позарез.
Иванушкин был почти трезв. И непривычно серьезен. Эта серьезность счастливому Александру в данный момент не понравилась. Ему хотелось говорить о чем-нибудь приятном и радостном.
— Саня, слушай, — таинственно понизив голос, заговорил приятель. — Предложили мне подработать. Деньги очень хорошие сулят. Но есть там какая-то закавыка, хочу посоветоваться с тобой.
— Давай, Серега, излагай, что тебя смущает, — Александр сегодня готов был помогать целому свету.
Серега начал, как положено:
— Может, для начала, того, по пять капель?.. — Когда Харченко, отказался продолжил: — Значит, так, Саня. Предложили мне поработать — какие-то пакетики, наподобие чая одноразового, продавать. Расчет обещают каждый вечер, от степени реализации. Клиентуру обещали подкинуть… В общем, дело денежное, но предупредили, что опасное. Поэтому рекомендуют работать с личным охранником. Охраннику обещают тоже прилично платить. Я в принципе уже согласился. А на охранника — на тебя рассчитывал. Ты как-никак кулаками махать умеешь… Ты как?
Александр сразу все понял. Но очень не хотелось разрушать радужное настроение. Лишь снисходительно произнес:
— Серега, ты ведь не дурак, должен понимать, о чем речь идет. Пакетики, скорее всего, — это наркотики. А с ними связываться не просто опасно. А очень опасно! Смертельно опасно. Доход, конечно, хорошо. Но и чревато. Это такое дело, только свяжись. И на тебя сразу станут охотиться и потребители наркоты, у которых денег на эту отраву нет, и боевики конкурирующих фирм, и, конечно, милиция. Рядовые распространители наркотиков, как правило, долго не работают. Да и не живут…
Иванушкин слушал молча, кивал многозначительно, подмигивал хитро — сами, мол, с усами, понимаем, что к чему. Когда Александр замолчал, проговорил задушевно:
— Так ведь, Саня, если с умом…
— А другие, ты думаешь, собирались действовать без ума? Все думают, Серега, что именно он умнее и расторопнее всех, что неприятности у кого угодно могут быть, но только не у него. Но ведь девяносто девять распространителей из ста рано или поздно, но чаще рано плохо кончают… Так что, senhor Серега, мой тебе совет: отказывайся, если еще не поздно. Если втянешься — тебя попросту уже не отпустят. Ну а если все-таки решишься влезть в это дело — то без меня.
Иванушкин обескураженно молчал. Он давно уже сидел на финансовой мели, перебиваясь случайными заработками. Знал, что и у Александра с деньжатами напряженка. И потому никак не ожидал, что Харченко будет настолько категорически против предложенного варианта подработки. К мнению друга Иванушкин всегда прислушивался и потому теперь не знал, как следует поступить.
Александру стало жаль приятеля.
— Кто тебе предложил-то заняться этим делом?
Иванушкин мотнул головой в сторону приткнувшегося у заборчика базара «мерседеса». Харченко присвистнул:
— Тем более, Серега, не связывайся. Тебе что, жить надоело? Пойми: для таких вот «крутых» ты — мусор, грязь, пыль придорожная. Они тебя убьют или сдадут — и глазом не моргнут.
В «мерседесе», разглядел Харченко, сидели двое. На беседующих Серегу с Александром они внимания не обращали. Глядели в сторону входа в магазин. Очевидно, чего-то или кого-то ждали…
— В общем, прими, дружище, совет: отказывайся — и поскорее…
Его слова заглушил резкий рев двигателя. «Мерседес» высоко взвыл двигателем и сорвался с места. Харченко особо за автомобилем не следил — лишь оглянулся на звук. А потому единственное, на что обратил внимание — отъехавший лимузин пристроился за точно таким же своим собратом, появившимся со стороны широких стеклянных магазинных дверей. А потом они вместе растворились в проносящемся по улице потоке автомобилей.
— Наплюй ты на это дело, — Александр, показывая пример, жидко сплюнул на пыльный выщербленный асфальт. И добавил, распираемый все той же радостью, что охватила его после свидания с Аннушкой: — Ладно, уговорил, давай еще по стакашку! Угощаю!
И показал Наташке: два по сто, в долг! Она с готовностью наклонилась под стойку.
7
Они приняли по стакашку. Потом взяли по пиву и блаженствовали — Наташка достала для них две бутылки из холодильника.
— Таких специалистов, как я, во всем Советском Союзе всего трое было, — благодушествовал, предаваясь воспоминаниям, Иванушкин.
— Так уж и трое, скромный ты мой, — снисходительно усмехнулся Харченко.