Девчонка покорно шла рядом. Молчала. Кто ее знает, какие мысли крутились в ее молоденькой, явно не слишком развитой головенке. Может, она воображала себя Шарлоттой Корде, решившей избавить мир от человека, пролившего, по ее мнению, слишком много крови. А может, тоже не исключено, хотела наставить его на путь истинный. Или и в самом деле надеялась какой-то секрет для себя разгадать…
Александр на мгновение замер перед дверью своей квартиры. Тишина. В глазке — ни одного отблеска света. Ничего подозрительного.
Нередко бывает, что оперативники в засаде от нечего делать исподтишка курят. Харченко к табаку всегда был равнодушен. Но видел, как маялись без курева его коллеги, — когда долгое время приходилось выжидать неведомо чего. Ну, затянутся разок-другой. Если хозяин к зелью привычен, он дымок может и не учуять. Ну а тот, кто не курит, почувствует обязательно.
Из-за двери табаком не пахло. Вообще ничем подозрительным здесь не пахло, сколько ни втягивал ноздрями воздух.
Решившись, он молча передал пакеты с продуктами девчонке. Достал из кобуры под курткой пистолет. Держал его в левой руке, вместе с пакетом с деньгами.
Перехватил удивленный взгляд своей спутницы. В самом деле, со стороны смотрится более чем странно — так вот в собственную квартиру входить…
Быстро и мягко повернул ключ в замочной скважине. Шагнул в темноту прихожей и тут же отпрянул в сторону, оказавшись в закутке за бетонным выступом. Протянув руку, щелкнул выключателем.
В прихожей никого не было. И никто, похоже, тут не бывал.
Александр перевел дух. Понятно, что за квартирой могли наблюдать через окно, например, с крыши дома напротив. Но ломиться в дверь вряд ли станут — слишком много поднимется шума. А это сейчас никому не выгодно. Кроме того, Буераков знал, что его «агент» вооружен… Вот утром, при выходе из подъезда, могут и подстеречь.
Но это будет потом. А сейчас Александра куда больше интересовало, что же такое про него знает эта пигалица.
— Прошу, — сделал он широкий жест.
Девчонка нерешительно переступила порог. И замерла, не зная, что предпринять дальше.
— Проходи-проходи, не бойся, — хозяин квартиры улыбался ласково и приветливо. Будто добрый дядюшка… — Я кусаюсь только по пятницам.
Он захлопнул дверь. Опустил «собачку» на накладном замке. Не Бог весть какая защита, а без шума теперь не войдешь…
— Давай-ка тащи сумки на кухню… Как тебя, кстати, зовут-то, пигалица?
— Ее зовут Анастасия.
Голос из комнаты прозвучал совсем негромко. Но для Александра и его спутницы небо, наверное, раскололось бы с меньшим грохотом.
Харченко инстинктивно, не успев даже сообразить, насколько поздно дергаться, оттолкнул девушку в закуток, где только что стоял сам, а сам оказался за стеной, ведущей на кухню.
— Александр Михайлович, только стрелять не надо, — голос из комнаты не скрывал насмешки. — Вы у меня достаточно долго могли быть на мушке, чтобы сейчас пытаться оказывать сопротивление…
Голос был слишком хорошо знаком, чтобы его не узнать. Поэтому Александр опустил руку с пистолетом, но из укрытия не вышел.
— Вы один?
— Конечно. Мы же договорились продлить срок действия альянса.
В комнате вспыхнул свет. Леонид Васильевич Буераков вернулся к креслу.
— А я, признаться, вас уже заждался, думал, что вы сегодня домой не придете.
— Я и не собирался приходить. Обстоятельства так сложились, — хмуро буркнул майор запаса, пряча пистолет на место, в кобуру.
— Симпатичные, надо признать, обстоятельства, — усмехнулся муровец. — Вы с Анастасией давно знакомы?
Александр вошел в комнату. Анастасия растерянно переминалась с ноги на ногу в коридоре. Буераков остался сидеть в кресле. Руки они друг другу не подали.
— Это допрос? — поинтересовался Харченко.
— Нет, простое любопытство.
— Тогда извините. О женщинах я не люблю разговаривать без крайней на то необходимости.
Пакет с деньгами и шкатулкой по-прежнему был у него в руках. Пистолет с длинным цилиндром глушителя выпирал сквозь мягкий пластик. Александр, переживший за день столько приключений, извлек его, подчеркнуто небрежно положил на стол, а сам пакет так же небрежно швырнул в угол за диван. Шкатулка громко стукнулась о плинтус.
— Похвальное качество, — чуть заметно скривил губы Буераков. — Анастасия, вы к Александру Михайловичу надолго? Или просто по пути заглянули?
За девушку быстро ответил Харченко, чтобы она не ляпнула чего лишнего.
— Все будет зависеть от того, надолго ли ко мне вы. Если до утра, вам придется подождать, пока я ее отведу домой. Если не очень, мы с вами поговорим, а гостья нам тем временем что-нибудь на стол сообразит. Заодно и поужинаем. Вы что выбираете?
— Второй вариант.
— Вот и отлично!
Александр поднялся, вернулся в прихожую. Анастасия по-прежнему стояла молча, не зная, что предпринять. Харченко ее растерянность понял позднее, а сейчас приписал застенчивости и нерешительности.
— Ты не обидишься, птичка-невеличка, если мы сначала с приятелем побеседуем, а потом уже с тобой? А ты нам пока чего-нибудь сообрази насчет поесть. Хорошо?
Он слегка приобнял ее и направил на кухню, ласково шлепнув по-девически крохотной попке. А сам вернулся в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Было совершенно очевидно, что теперь девчонка вполне могла сбежать. Она и так шла сюда, собрав всю свою волю в кулак, чтобы выполнить некую миссию, которую сама себе назначила. А тут ее заставляют на кухне возиться, мужчинам закуску готовить… Есть от чего обидеться, волю растерять.
А тут еще ее, оказывается, сотрудник угрозыска знает. Откуда, любопытно? Картина постепенно, вместо того чтобы упрощаться, становилась запутаннее. Все же мозаику изнутри познать невозможно — чтобы картину охватить в целом, нужно удалиться от нее хоть на некоторое расстояние, взглянуть со стороны…
Короче говоря, Анастасия вполне могла сбежать, воспользовавшись тем, что дверь в комнату закрыта. Но ведь, кроме страха, кроме инстинкта самосохранения, есть еще и великая сила — любопытство! Это такой якорь, который вполне может пересилить обиду.
Какое из этих чувств переборет? Прикрывая дверь, Александр с уверенностью не мог ответить на этот вопрос. Просто надеялся, что слишком уж настойчиво она набивалась на разговор, чтобы вот так вдруг просто сбежать. Надеялся. Но уверен не был.
— Ну так что, senhor Леонид, продолжим наше общение?
Буераков глядел остро, колюче, напряженно. У него были вопросы. Он жаждал получить на них ответы. Но и понимал вместе с тем, что собеседник отнюдь не склонен быть с ним достаточно откровенным.
— Продолжим, — кивнул муровец и сразу спросил главное: — Так кто же заказчик? Вы уже выяснили это? Кого вы теперь хотите достать?
Харченко ухмыльнулся. Потянулся сладко в кресле и предложил:
— А может, лучше выпьем для начала? За мое здоровье, например… Или не так: за то, чтобы мое здоровье мне еще какое-то время послужило… — и, не дожидаясь ответа, поднялся с кресла.
Пистолет остался лежать на столике, возле Буеракова.
8
На кухне Анастасия послушно нарезала колбасу.
— Ты не обиделась? — спросил хозяин, доставая из пакета коньяк.
Старался говорить ласково и по-доброму, чтобы она не вздумала-таки сбежать.
Девушка замерла, опустила руку с ножом. Подняла на него глаза. Симпатичные, надо сказать, глаза, отметил про себя мужчина. Юные, наивные… Вокруг — ни одной морщиночки. Одно слово — пигалица.
— Я никогда не думала, что смогу вот так…
Он понял девушку. Человек только что застрелил ее любовника. А она готовит ему ужин.
— Все это не так страшно, девочка…
— Что не страшно? Убивать? — тихо спросила она. — Убить — и после этого спокойно пить коньяк, когда он… там… еще не остыл?
Харченко чуть замялся. Что тут скажешь? Рассеянно постукивал бутылкой о ладонь.
— В общем-то ты права, конечно, Стася. Убивать страшно. Умирать страшно. Оставаться среди живых страшно… — Он говорил раздумчиво… Даже не говорил, а именно размышлял вслух. — Это не так все просто. Это все слишком сложно… И все-таки ты потерпи, пожалуйста, еще немного. Мне обязательно с приятелем поговорить надо.
— А он вас не арестует?
Направившийся было в комнату, вконец запутавшийся в обстоятельствах, Александр опять затормозил. Что же она все-таки знает?
— Надеюсь, что нет, — взглянул ей прямо в глаза. — Если, конечно, ты не поможешь.
Она опять посмотрела на него. Быстро так взглянула, остро, будто шильцем кольнула. И опять потупилась, ковыряясь рассеянно ножом в кучке неровно нарезанной «ветчинной». Сказала тихо:
— Пока я сама с вами обо всем не поговорю, ничего никому не скажу.
— Вот и хорошо. На том и порешим. И до тех пор никуда не уйдешь?
— Не уйду.
— А дома?..
Она передернула остренькими плечами:
— Я своим домашним давно уже до фени. Хоть вообще не появлюсь…
— Александр Михайлович! — окликнул из комнаты голос Буеракова. — Я же обещал, что вас не задержу. — И добавил насмешливо: — Потерпите уж…
Разговор с муровцем был в данный момент важнее. Потому Харченко, извиняясь, что уходит, потрепал девушку по щеке. Ее передернуло от его прикосновения. А ему опять показалось, что вроде как холодком потянуло.
На первых порах Александру чудилось, что Аннушка таким образом его поощряет из своих параллельных миров, поддерживает в его борьбе, что ли. Теперь же возникло ощущение, что ей его поведение перестало нравиться, что она пытается его остановить. Или предостеречь от каких-то поступков. От каких? Неведомо…
Впрочем, одернул себя Харченко, чего это я сам себя накручиваю. Не хватает еще на старости лет в мистику удариться… Это же все просто чудится… Нервишки шалят, совесть играет.
И вернулся в комнату.
Буераков разглядывал пистолет. Держал его профессионально, платочком. Обойма, выщелкнутая, лежала рядом на полировке столика. В прорези ее змеилась не до конца сжатая пружина, патронов явно не хватало.