Леонид Васильевич поднял на вошедшего внимательный взгляд всегда усталых глаз.
— И кого же сегодня?..
Отвечать или не отвечать?.. Александр поставил на стол бутылку, аккуратно положил, чтобы не укатился, лимон. По-прежнему молча раскрыл створки буфета, достал рюмки, тарелочку. Расставил их. Положил на блюдечко лимон, начал терзать его не слишком острым ножом.
— Так кого же? — напомнил о себе Буераков.
— Какая тебе разница? — поморщился Харченко. — Главное — не твоих дуболомов, которые даже засаду толком организовать не могут.
Муровец поджал губы. И тоже перешел на «ты»:
— Послушай, Михалыч, давай говорить начистоту!
— Давай попробуем, — хмыкнул Александр. — Только не уверен, что получится.
Буераков покосился на дверь.
— Может, отправишь ее баиньки к папе-маме?
— Не уйдет. Да и мне так спокойнее будет.
— Почему?
— По кочану. Ты предлагаешь откровенность, а сам только вопросы задаешь. Так вот лучше сам начни: почему ты пытался меня «замочить»?
Следователь дернулся. Взглянул с искренним негодованием, удивлением, возмущением… Очень искренним. Слишком искренним.
— А кто сказал, Михалыч, что тебя хотели убить?.. Только задержать…
— Не надо мне лапшу вешать, — усмешка была откровенно издевательской. — У меня уши не для того предназначены. Я ведь тоже не пальцем деланный. Задерживать меня у тебя никакого резона вообще нет. Тебе я могу пригодиться живой только на свободе. Если же меня брать, то лучше мертвого.
— Почему это ты так рассудил?
Харченко поморщился. Напомнил чуть раздраженно:
— Слушай, ты же сам предлагал откровенность. Чего ж теперь девочку нецелованную из себя корчишь?.. Да потому, Ленечка, я тебе арестованный не нужен, что, сколько бы времени я у вас в СИЗО ни пробыл, ты спать не сможешь спокойно, опасаясь, что я рано или поздно заговорю. Разве не так?.. Да ладно-ладно, молчи, отвечать не нужно. Тебе сейчас нужен труп с «мокрыми» руками. Тогда ты сможешь на него много чего списать и пожинать лавры… А потому, поразмыслив, я решил…
— Погоди, Саша, — примирительно произнес Буераков. — Давай этот вопрос оставим.
Харченко равнодушно пожал плечами:
— Как хочешь. Только еще одно замечание. Запомни, Леня, одну вещь. Крепко запомни, раз и навсегда. Кроме Михаила, о наших с тобой джентльменских договоренностях не знает ни один человек. И от меня никто о них больше не узнает. Мишка хороший парень, но на рожон он не полезет и за меня по трупам не пойдет. Я это прекрасно понимаю и на него за это не в обиде. Так что, если ты еще раз попытаешься меня шлепнуть, знай: я настолько одинок, что даже за память обо мне вступиться будет некому. Ты и в самом деле на меня сможешь списать сколько угодно «висяков» и жмуриков. И отвечать за это будешь только перед единственной вещью на белом свете: перед собственной совестью. Я не знаю, как ты с ней обычно уживаешься, но думаю, из-за меня ты с совестью своей вконец не рассоришься, через какое-то время помиришься и вычеркнешь меня из своей памяти. Уловил, Леня? Так-то вот. Можешь действовать. Да, учти еще одно. Что бы ты мне сейчас ни говорил, какие бы аргументы ни приводил, я пойду до конца. Я буду всех убивать, пока не закопают последнего причастного к убийству Аннушки гада. Либо пока меня не шлепнут самого: или они, или ты. К слову, если ты еще раз попытаешься это сделать, те, кого из ваших я убью, когда буду скрываться, тоже лягут на твою совесть. Вот так-то. Подумай обо всем хорошенько, взвесь все, с совестью посоветуйся, прежде чем решение принимать… Ну а теперь давай хлопнем по рюмашке. Что-то я здорово притомился сегодня. Не спал ведь…
Буераков молчал. Вертел рассеянно в руках, отложив платочек, забыв об осторожности, пистолет.
— Ладно, Леня, не комплексуй, я тебе уже все простил, — Харченко на него тоже не глядел, ему было неловко за собеседника, за мужчину, попавшего в подобное положение. — С точки зрения интересов дела ты, быть может, даже прав. Только ведь, Леня, я не просто фактор, воздействующий на развитие ситуации в том или ином направлении — я живой человек. Двуногое существо без перьев и с плоскими ногтями, помнишь, у Платона было такое определение, или душонка, обремененная трупом, — выбирай определение человека, которое тебе больше импонирует. Так-то… Ладно, все, заметано, выпьем давай.
Муровец поднял рюмку неловко, молча опрокинул в рот. Положил на язык кусочек лимона. Сморщился. Принялся жевать прямо с кожурой. Проглотил. Хмыкнул, качнув головой.
— Да, Саша, здорово ты меня отчехвостил… Прямо не знаю, что и сказать… Ну что ж, давай с начала. Так кто же заказчик?
Харченко опять ничего не ответил. Аккуратно раскручивал за ножку свою рюмку с недопитым коньяком, наблюдая, как в центре ароматной коричневой лужицы в хрустальных берегах образуется воронка-углубление. Буеракову это надоело, он заговорил с досадой:
— Да пойми ты, Михалыч, не желаю я тебе мешать. Может быть, помогать не стану, но уж не помешаю точно. Но мне обязательно надо четко и конкретно знать, кто же еще замешан в этом деле.
Тянуть время до бесконечности не удастся, это было очевидно. И офицер запаса решился приоткрыться офицеру действующему. Не оставляя рюмку, негромко проговорил:
— Как бы это сказать поточнее… Это один преуспевающий и весьма уважаемый коммерсант, который в былые времена служил в одном из подразделений КГБ.
— Так я и думал, — откинулся Буераков в кресле. — Так я и думал, что это он.
Александр не удивился. В конце концов, в МУРе всегда работали профессионалы высшего класса.
— Думал — это хорошо, — прокомментировал он. — А теперь можешь думать о том, что этого уважаемого коммерсанта в живых уже нет, — произнес он.
Буераков глядел на него чуть смягчившимся взглядом.
— Ты мне скажи, Саша, как же ты докопался до всего этого? Ты же еще позавчера ни хрена не знал… Неужто Титов с Протасовым рассказали? Как же ты сумел их раскрутить?
— А вы их сумели опознать? Там же все так здорово полыхало.
— Мы тоже кое-что могем, — усмехнулся муровец. — Мы этого… — он скосил глаз на дверь и произнес намеком, — бизнесмена давно пытаемся за одно место взять. Да все не получается — умен, черт, не подступишься. Все чужими руками умудряется делать, никаких зацепок.
— Я подступлюсь, — жестко рубанул Александр. — Без этих ваших зацепок.
— Уверен? У него охрана. У него опыт. Да и у самого подготовочка…
— Знаю, — оборвал резко. — Знаю даже поболе тебя. Но это меня не остановит.
— Ладно, может, ты и прав. Но выходы на него у тебя уже появились?
Пришлось честно покачать головой. Но потом сказал решительно:
— Нет, так будут. Главное, я знаю, где он работает. Найду…
Секунду поколебавшись, Буераков достал из кармана электронную записную книжку. Потыкал в кнопки, потом повернул крышечку-экран к Харченко. Там чернело «Б-ч» и три номера телефонов.
— Б-ч, — усмехнулся Александр. — «Боевая часть» по-морскому.
— Он и есть боевая часть наркомафии. Столько за ним всего… Первый телефон — официальный рабочий. Отвечает его секретарь, им пользоваться бесполезно. Второй — личный рабочий. С определителем. Настроен на «белый» режим — отвечает только на звонки с тех аппаратов, номера которых внесены в память. Третий — личный номер, который известен очень и очень немногим… Запомнил? — Леонид Васильевич выключил блокнот, сложил и спрятал его в карман. Опять откинулся на спинку. Заговорил о другом: — А из-за чего все-таки Анну Валентиновну убили, ты выяснил?
— Конечно. Когда Павлуша с Германом получили очередную партию наркоты, им потребовались новые помещения для хранения товара. Они ей предложили использовать складские помещения ее магазина. Анна отказалась…
Буераков немного подумал. Потом с сомнением покачал головой:
— Только и всего-то? Как-то не очень вяжется. Что-то слишком все просто получается.
Вот же черт, оценил профессионал профессионала, сразу чует, что ему выдают не всю информацию.
— Это одна из причин, главная. Остальные — мое дело, я с ними еще разберусь.
Муровец поглядел на него внимательно, но ничего не сказал. Переменил тему:
— Так в кого же ты сегодня стрелял?
— Завтра узнаешь, — жестко скривил губы в усмешке мститель. — Впрочем, может, и не узнаешь в ближайшее время. К нему в квартиру, возможно, не скоро кто-то войдет. И моих следов там нет.
— Убийств без следов не бывает, — негромко обронил Буераков.
«Конечно, — подосадовал на себя Александр. — Вон какой хвост за мной потянулся», — подумал про Анастасию… Какого дьявола она за ним потащилась? Что это даст ему лично? В лучшем случае хоть какую-нибудь возможность как-то отслеживать ситуацию. Но, с другой стороны, и он теперь у нее на крючке. И неведомо, сумеет ли с этого крючка сорваться без нежелательных последствий…
— Так что же мы с тобой порешим?
Александр вновь помолчал. Лишь потом проговорил:
— Слушай, Леня, давай на сегодня закончим. В твоей помощи я пока не нуждаюсь. Если нужно будет, я тебе позвоню. Договорились? Ну и проинформирую, естественно, если что-то любопытное для нас обоих проклюнется.
Буераков откинулся на спинку дивана. Молча протянул руку к бутылке, набулькал себе в рюмку. Хозяину не предложил. Махом выпил. И лишь затем пожал плечами.
— Как хочешь. Буду надеяться, что мы с тобой еще сможем встретиться. — Он был явно раздосадован малой результативностью встречи, но старался этого не показать. Лишь добавил, поднимаясь: — Кстати, должен тебе сказать, что меня несколько удивляет твой вкус в отношении подруг. Променять Анну Валентиновну на «опохмеляторшу» или на герлу для особых поручений все той же Анны Валентиновны… Или Анастасия тебе нужна как источник информации?..
Если бы Буераков в этот момент был внимательнее, он заметил бы, что собеседник удивленно наморщил лоб. Впрочем, Александр тут же овладел собой. Но в мозгу накрепко отпечаталось: «герла для особых поручений». Тут было над чем помозговать.