За обедом и разговаривали. Анастасия ела мало, выпила только глоток коньяку, да и то под кофе. Наверное, она хотела закурить, но Харченко не предложил, а она попросить не решилась.
— Так где… где все это происходило?
Неприятных слов они оба, по мере возможности, старались избегать.
— Это где Донской монастырь.
— Там и… кремировали? — Это слово выговаривалось с трудом.
— Нет, там крематорий не работает уже давно. Вернее, работает очень редко, только для высокопоставленных покойников…
Александр скривил губы:
— Даже после смерти нет равенства… А почему же тогда именно там панихиду проводили?
— Это очень престижно — в Донском великолепный духовой орган. Так что весь ритуал провели там, а потом отвезли в Николо-Архангельский крематорий.
— Понятно. — Слышать все это Александру было тяжело, но необходимо. — И кто присутствовал на панихиде?
— Приезжала какая-то родственница Анны Валентиновны. Суровая такая женщина…
Это была какая-то тетка Аннушки, едва ли не единственная ее родственница. Она с первого дня знакомства невзлюбила Александра, всю жизнь была уверена, что именно он исковеркал жизнь племяннице. Впрочем, он и сам не особенно стремился наладить с ней контакт. Потому, наверное, тетка и не позвонила ему сейчас…
— Она урну забрала?
— Урну выдают не сразу. Но должна забрать она.
— Ясно… Ну а кто еще был? От магазина?..
— Нас было несколько человек. Все обратили внимание, что нету… Что Павлик не пришел.
— А его что же, все знали?
Анастасия опять походила на смущенную прилежную отличницу, теребила клеенку.
— Знали. Он иногда заходил к нам.
Это что-то новое. Ведь Буераков говорил, что Павлик никогда в магазине не бывал. Впрочем, какое это сейчас имеет значение? Или имеет? Нужно сделать на всякий случай зарубочку на память.
— Ну а про вас с ним в магазине тоже знали?
Она опять кольнула его остреньким взглядом:
— Александр Михайлович, давайте оставим все это! Они ведь уже… Их ведь нету уже. Не стоит трепать их память без надобности.
Харченко склонил голову: как хочешь, мол. Про себя еще одну зарубку сделал: что-то не все чисто в этом треугольнике любовном. Если просто «клубничку» она от него скрывает, хрен с ней. (Скаламбурил, называется: хрен с клубничкой…) Вот если тут что-то более серьезное, интересное для его практически уголовного расследования…
— Может, ты и права… А кто еще приходил? Из посторонних?
Снова быстрый укол ее взгляда. Но Харченко сидел совершенно спокойный, даже не глядел на девушку, демонстрируя, что спрашивает из чистого любопытства.
— Ну, было еще несколько человек. Старые ее приятели, с кем она дела вела.
— А эти были… Ну, которые ей покровительствовали, из мафии?
— Кого вы имеете в виду?
Она глядела на него удивленно. Он воззрился на девушку не менее изумленно… Прямо как будто тест на степень наивности сдавали.
— Как кого? Мне ведь Павлик рассказывал, когда мы с ним в первый раз виделись. Что ей кто-то «крышей» служил, а потом от нее отрекся.
Глаза Анастасии тревожно вильнули. Этого было достаточно.
Харченко решительно отставил кофе. Отодвинул рюмку с коньяком, к которому не прикоснулся. И заговорил с девушкой уже иначе: жестко, четко, с напором.
— Слушай меня внимательно, Стася. Я уже старый, много чего пережил, меня жизнь немало потрепала. Поэтому учти, что ты еще слишком молода, дорогуша, чтобы меня пытаться вокруг пальца обвести. Я про тебя знаю намного больше, чем ты можешь себе представить. И уж подавно, чем тебе хочется. Во всяком случае, я сейчас совершенно четко знаю, почему ты меня не выдала. И не выдашь, кстати. Так что не надо пытаться строить из себя наивненькую девочку. Тебе это удается блестяще, я тебе поначалу даже поверил. Но только сейчас, милая моя, такая позиция ни к чему хорошему не приведет. Мне плевать на то, что у вас с Анной было интимного. А вот о криминальных делах подробности тебе придется мне выложить.
Анастасия сжалась. Сарафан впереди оттопырился. В вырезе топорщились ее крохотные грудки. Девушка начала понимать, что Александр и в самом деле знает гораздо больше, что он еще не остановился в своем мщении. А главное — она может стать источником информации для сурового собеседника. Она знала, что убивать он умеет, значит, наверное, умеет и пытать.
Теперь девушка глядела на этого мужчину, которого час назад считала подконтрольным себе, как на палача. Со страхом. На ее верхней губке заблестели меленькие капельки.
Эффект был достигнут. Уловив это, Харченко резко сбавил тон:
— Стасенька, милая, ты что же это так испугалась? Ну прости, я не хотел тебя напугать…
Он уже стоял возле нее на одном колене, слегка приобняв за плечи и поглаживая по коротеньким волосам.
— Успокойся, все, все. Молчу, больше об этом говорить не будем.
Не поднимаясь, хозяин долил ей коньяку в рюмку, подвинул к ее руке. Девушка качнула головой, отказываясь. Проговорила робко:
— Мне пора на работу.
«Еще минут десять вполне может посидеть», — прикинул Харченко. Но сказал совсем иное:
— Конечно, конечно, работа прежде всего.
Поднялся. Чуть подался в сторону, чтобы не мешать ей выбраться из-за стола. Но едва она напряглась, чтобы встать, негромко сказал:
— Только Борисевичу звонить не советую.
Она рухнула на табуретку. Посмотрела на Александра с ужасом. Наткнулась на мягкий, веселый взгляд.
— Договорились?
Мужчина легко провел ладонью по ее волосам. Потом остановил руку у нее на затылке, крепко зафиксировал голову. Резко наклонился и уставился глаза в глаза.
— А теперь говори быстро, четко, ясно! Борисевич на похоронах был?
Не в силах оторвать взгляд от его глаз, Анастасия отвечала едва ли не эхом. Так же быстро, как Александр задавал вопросы.
— Был.
— Соломон?
— Не был. Он сейчас за границей.
— Анастас?
Она на мгновение припоздала с ответом. После паузы произнесла:
— Не видела.
— Кто еще был из этой кодлы?
— Маркел. Стас. Лизанька…
Анастасия говорила словно загипнотизированная.
Александр ее отпустил. Выпрямился.
— Вот и все. Видишь, как все просто?
Он сел на свое место. Поднял рюмку, смочил пересохшие губы коньяком. Произнес чуть насмешливо:
— За наше дальнейшее сотрудничество!
Анастасия тряхнула головой, словно от наваждения пыталась избавиться, и резко опрокинула свою рюмку в рот.
С этого момента беседа приобрела совершенно неожиданную для Александра направленность.
Анастасия заговорила… Он никак не ожидал от нее такого тона. Девушка говорила жестко, с прищуром, словно в прицел глядя на него:
— Ну ты даешь! В первый раз встречаюсь с таким, как ты!.. Но только, Саша, со всеми тебе все равно не совладать. В одиночку.
Пораженный такой переменой тона, Харченко постарался этого не показать:
— То же самое мне говорил и Герман. Но, как видишь, жив я, а не он!
— Герман — не Борисевич!
— Ну так ведь и я не Павлик.
Он ожидал, что при упоминании о любовнике Анастасия как-то покажет свое огорчение. Но она усмехнулась жестко и цинично:
— Это точно, ты не Павлик.
Девушка поднялась из-за стола. Шагнула в коридор:
— Позвонить можно?
Ошарашенный такой переменой, хозяин кивнул. Она подняла трубку, быстро настучала номер.
— Валерия Константиновна? Анастасия. Валерия Константиновна, вы уж там пока без меня немного поруководите. Хорошо? Я немного задержусь… Спасибо. Что у нас там? Да… Да… Хорошо. Это я возьму на себя. Что еще?.. Так… Пусть Ашот свою задницу поднимет и сделает… Короче, все решайте сами. До встречи!
Анастасия вернулась к столу. Теперь она уже не выглядела прилежной отличницей. В глазах ее горел огонь. С таким взглядом на кон ставят последнее бабушкино колечко. Или «гусарскую рулетку» объявляют.
— Ну что, Михалыч, — смотрела весело и открыто. — Наливай! Разговор есть.
И поддернула бретельку сарафана. Не скромненько, как раньше, а кокетливо-многообещающе. И подставила рюмку. Она на что-то решилась. На что?..
7
— Скажи мне, Саша, честно: ты и в самом деле уверен, что сумеешь справиться с Борисевичем, Соломоном и всеми остальными? — Она неожиданно усмехнулась и добавила: — И даже с самим Анастасом?
К этому времени он уже несколько успокоился. Вспомнил, что несколько раз замечал, что девушка… Впрочем, теперь слово «девушка» в отношении Анастасии не подходило. Это была женщина, и не просто женщина — женщина-хищница, женщина-амазонка… Валькирия! Так вот, вспомнил Александр, что не раз уже подмечал, насколько она непроста. И теперь быстро перестроился под правила игры, предложенные ею. В конце концов, инициатива по-прежнему принадлежит ему. Хотя бы потому, что он обладает большим объемом информации, чем она думает. Это само по себе дорогого стоит. Кроме того, теперь, после того как она проговорилась, кто был на похоронах, информировать того же Борисевича о данной беседе ей становится невыгодно. В свете происшедших перемен даже то, что ее у него в прошлый раз встретил Буераков, сейчас Александру оказывалось на руку. Как теперь ей невыгодно было бы подослать к нему каких-нибудь головорезов, ибо, случись с ним что, она тоже окажется в кругу подозреваемых.
— Стася, милая, ты видишь, что я не так уж глуп, — ухмыльнулся Харченко. — Кто ж может быть уверен, что сможет совладать с гангстерами такого ранга? Конечно, не уверен. Но я очень постараюсь сделать это!
— В самом деле очень постараешься? Или ты просто нервы себе щекочешь, опасностей ищешь?
Александр скривил губы:
— Мне моя кровь и жизнь пока не надоели. Хотя сказать, что очень уж дорожу ими, тоже было бы неправильно. Просто сейчас у меня имеется цель, и я не успокоюсь, пока ее не выполню. При этом слово «успокоюсь» можно понимать в любом смысле…
Стася кивнула. Смотрела на него с уважением. Но и с жалостью:
— И на что ты рассчитываешь?