тому что сам Харченко даже в собственных глазах теперь не выглядел рыцарем без страха и упрека.
Слабость длилась недолго. Потом память услужливо подсунула несколько фрагментов из событий последних дней. Страстный шепот Анны тогда, у нее в кабинете, на диване. Тонкий след от стилета на ее шее. Отброшенное автоматной очередью на скамейку тело Сереги Иванушкина…
Нет, за жизнь нужно бороться. Хотя бы для того, чтобы отомстить. Человек не должен сдаваться, тем более подставлять лоб под пулю, которую выпустит не кто иной, как человек, лично повинный в гибели Анны и Сереги. Если победит Виктор, вновь победит чудовищная несправедливость, потому что, кроме Александра, мстить Борисевичу не сможет никто.
Да и отступать уже поздно. С дачи должен уйти только один из них. И пришедший мстить за любимую и друга мужчина постарается, чтобы этим единственным стал именно он.
Отставной оперативник понял, что бывший друг тоже сейчас где-то притаился и ждет его появления. Так стоять можно до бесконечности. А время на руку противнику. Потому что на дачу может заявиться кто-нибудь еще.
«Чего ждет Виктор?» — старался просчитать Харченко. Что Александр начнет бродить по комнатам, тыкаясь наугад из одного помещения в другое. Как в этом случае следует поступить ему? Как-то так, чтобы это стало неожиданным для Борисевича.
Но как? Как?? Как???
Очевидно, так, чтобы никто не смог вычислить ход мысли мстителя.
Харченко тихо открыл входную дверь и выскользнул во двор. Быстро огляделся. В свете убывающей луны двор выглядел не слишком отчетливо. Тем не менее, осмотревшись, Александр разглядел, что ему нужно. Возле дома росло как раз подходящее дерево — с одного корня поднимались два могучих ствола под густой общей кроной.
Хорошо, хоть собак охранники не успели на ночь выпустить. Воют, наверное, псы сейчас где-нибудь в сарае, не понимая, почему не могут нынче побегать на воле.
На воле… Воля-то для них обычно ограничена забором. Так и все мы — стремимся к максимальной свободе, не понимая зачастую, что у любой свободы имеются ограничения. И благо, если человек это осознает…
Где только не доводилось лазать по деревьям Александру. Даже в амазонской сельве карабкался по переплетениям лиан, мечтая не ухватиться ненароком за змею. А уж тут, в России-матушке…
Взобраться на крышу для опытного человека — дело нескольких секунд. Оттуда Александр бесшумно, опустившись на руках, спрыгнул на балкон. Притаился. Если Виктор находится в этой комнате и если он заметил прыжок, сейчас прогремит выстрел.
Пуля, этот легкий закругленный комочек металла, выбитая из привычного гнезда взбесившейся энергией сгораемого пороха, продавится сквозь тесный канал ствола, царапая бока о спиральную нарезку, ввинтится в воздух и, освобожденная, устремится вперед. Она вломится в лобовую кость, раздробив ее, проломив крошечную девятимиллиметровую дырочку, и, потеряв изрядную толику инерции, погрузится в студенистую массу самого совершенного и удивительного вещества на свете, Человеческого Мозга. Беспорядочно кувыркаясь, пуля будет стремительно, но последовательно обрывать мысли и чувства, останавливать команды, посредством которых мозг руководит сложнейшим механизмом тела. А параллельно, широким конусом, в жирную мякоть мозга, довершая разрушения, вопьются тысячи меленьких острейших осколков лобной кости черепа. Они вместе уничтожат все то, что позволяет сгустку протоплазмы именоваться гордым словом ЧЕЛОВЕК…
Харченко тряхнул головой, отгоняя видения. Выстрела не последовало. Значит, Борисевича в этой комнате нет… Да и правильно. Он должен находиться где-нибудь в таком месте, чтобы перед ним была только одна дверь. Чтобы обосноваться в комнате, в которой имеется несколько входов, нужно быть авантюристом Александром Харченко, а не рассудительным прагматиком Виктором Борисевичем.
По случаю теплой погоды форточка была слегка приоткрыта. Александр поднялся, открыл ее пошире, понимая, насколько великолепную мишень он из себя представляет на фоне залитого лунным светом окна. Перегнулся внутрь, дотянулся до ручки, повернул ее.
Путь в комнату был открыт. Лишь бы только под окном не оказалось какого-нибудь столика или чего-нибудь еще — в темноте ничего не видно.
Не знающий точного расположения помещений, мститель оказался в той же комнате, где они с Борисевичем так долго разговаривали. Это было очень плохо. Сюда выходили, по меньшей мере, три двери и два окна в разных стенах. Единственное, что успокаивало, что Александр здесь уже бывал и знал конфигурацию комнаты. Виктор, оставалось надеяться, никак не должен заподозрить появление Александра именно здесь.
Стараясь не шуметь, Харченко подвинул кресло в угол, в самую густую тень. Нащупал бутылку шампанского. Осторожно откупорил ее — пробка даже чуть слышно хлопнула. Наполнил стакан. И приготовился ждать.
Нервы у Борисевича должны сдать раньше. Потому что он больше дорожит жизнью. Он слишком самоуверен.
И когда он отправится на поиски своего противника, непременно сюда попадет.
Так Александр и сидел: мрачный, со смятенной душой, осознавая, что ради этого мгновения он пролил слишком много крови, в том числе и невинной. Держал в одной руке револьвер. А в другой — стакан, из которого потихоньку цедил студеную колючую влагу.
14
Когда кого-то или чего-то долго ждешь, всегда есть время подумать. Так и теперь Александр Харченко размышлял обо всем происшедшем, обо всем, что узнал за последнее время.
Как теперь относиться к Анне? Не к покойнице Анне, разумеется. А к Анне, мстить за которую он вышел на тропу войны. Он всем: Буеракову, Борисевичу, Анастасии, даже себе самому говорил, что готов был принять жену к себе. Но готов ли был он это сделать, если бы ее не убили? Простить, да, он смог бы. Но забыть… Забыть все то, что узнал за эти несколько дней…
Да и вообще, можно ли вычеркнуть из жизни какой-то период?
Когда-то Александру в руки попалась книжка стихов неведомого ему поэта Андрея Матяха. Стихами он никогда не увлекался. Но тут поразило его одно стихотворение, которое как нельзя лучше подходило к данной ситуации.
Давайте верить греку,
Сказавшему: «Учти,
В одну и ту же реку
Два раза не войти.
Ведь устали не знает
Текучая вода,
И все, что принимает,
Уносит без следа».
Был щедр на откровенья
Практичный древний грек —
Вне всякого сомненья,
Разумный человек.
Для нас, своих потомков,
Он мыслил не спеша
В тени маслины тонкой,
Под сенью шалаша.
…С тех славных пор античных
Немало лет прошло,
В моря из рек различных
Воды перетекло.
Но мы, пренебрегая
Советом мудреца,
Потоков проверяем
Текучесть без конца.
Отчаянно мечтая
Минувшее вернуть,
Мы, в лоно вод вбегая,
Со дна вздымаем муть.
Река, забот не зная,
Бежит за веком век.
На нас с небес взирая,
Хохочет мудрый грек…
И вдруг — остановилась
Текучая вода
И снова возвратились
Ушедшие года.
С безумною надеждой
Мы вспенили поток.
Да, все, как было прежде.
Но… все-таки не то.
И истина открылась
В кристальной простоте:
Река не изменилась,
Да мы уже не те…
Вот и теперь, понимал Харченко, он уже далеко не тот, что был раньше. Теперь он не пошел бы в разведку с Борисевичем. И понимал, что и друг, бывший друг, не взял бы его с собой. И Аннушка казалась теперь не слишком-то достойной такого мщения, которое он сейчас осуществлял. Да и сам выглядел в собственных глазах отнюдь не лучшим образом.
Не те мы нынче, не те. Хорошо это или плохо? Просто закономерно. И не более.
Грешил Харченко в этой жизни? Сейчас, когда до рокового выстрела остается все меньше времени, когда неведомо, чей выстрел окажется удачнее, он мог сам себе признаться, что грехов на его совести куда больше, чем он того хотел бы. И страстная скоротечная любовь с Джоанной, бывшая, по сути, почти предательством по отношению к своему делу, едва ли не милая безделица на фоне того, что ему приходилось убивать людей лишь по той причине, что оказались у него на пути. Убивал ведь!
Даже теперь на его руках оказалась кровь невинных.
И что можно изменить, даже попытавшись войти в остановившуюся реку времени? Воскресить невинно убиенных? А дальше? Опять идти их убивать? Иного пути нет! Потому что раньше он служил государству, которое давало ему задание. Сейчас он служит собственному чувству необходимости мщения, потому что иного пути не видит.
Да, река меняется. Но вместе с ней меняемся и мы. Взрослеем, стареем, мудреем, глупеем… Это и есть жизнь. Во всей ее непредсказуемости.
15
Ждать пришлось очень долго. Так долго, что… Просто неловко об этом говорить.
…В этот вечер и ночью Александр выпил слишком много шампанского. И теперь оно, это коварное пенистое вино, клокотало и стремилось вырваться наружу.
Ну где же этот Борисевич?!
Харченко ерзал на месте, чувствуя, как у него скоро лопнет мочевой пузырь. В кинокомедии это выглядело бы, наверное, очень смешно: благородный рыцарь пришел мстить — и обосс… простите… лся.
Но то в кинокомедии. В реальной жизни было не до смеха. Он попросту не знал, как поступить. Встать и идти искать туалет — все равно что самому напроситься на пулю. Но не мочиться же в комнате. Глупо, пошло, стыдно, не по-мужски…
К тому же он стеснялся покойников. Маркел, Стас и Жора по-прежнему лежали у двери. Их неподвижные тела темнели у порога в призрачном лунном свете.
Нестерпимо хотелось по нужде. Но не делать же это в доме.