Всякий раз, «разрабатывая» очередную жертву, «некто со стилетом» появляется в новом обличье. То с огромной безобразной родинкой на щеке. То с бородавкой на носу. То с седой прядью в волосах. То в каких-то немыслимых солнцезащитных очках с бегающими по дужкам огоньками… Короче говоря, всякий раз свидетели запоминают именно эту отвлекающую внимание деталь и не могут вспомнить, скажем, цвет глаз.
— Среди торгового люда этого Стилета боятся жутко. Им запугивают непокорных. Очевидно, ваша супруга чем-то не угодила своему мафиозному боссу. Или оказалась жертвой внутримафиозной борьбы. Потому ее и убили.
— Так что же, это Стилет к ней сегодня приходил?
— Судя по удару, да.
— И вы думаете, что это именно он ее… Ну, это, перед убийством?
— Нет, скорее всего, нет. Во всяком случае, до сих пор подобными делами он не занимался. Он — профессиональный убийца, женщин не насилует и не вынуждает вступать с ним в связь… У меня имеется другое предположение.
Буераков опять прикрыл глаза. Опять говорил устало, вроде как нехотя.
— У меня вот какая версия. Нередко бывает, что мафиозный покровитель склоняет свою «подопечную» к сожительству. Особенно если она хороша. Сегодня к убитой, по данным охраны, приходили трое. Охранник магазина, зная, что один из них предположительно Стилет — во внутренние помещения тот проходит нередко, — внимания особого на них не обратил. Вспомнил только, что один из приезжавших отличался нездоровой полнотой… Логично было бы предположить, что один из приезжавших и был ее мафиозным шефом. По любви, так сказать, или вынужденно — она ему отдалась, а потом вошел Стилет… Другого объяснения у меня нет. Потому что следов борьбы, повторяю, не имеется.
Александр помолчал. Не мог же он сказать им всю правду…
— Как сегодня выглядел Стилет?
— Так же, как и все эти две недели, которые он приезжал в «Диету». Вот сведения о нем и фоторобот…
Харченко взглянул на предложенные ему листочки. Глядел долго, запоминая…
— Что-то о нем еще известно?
— Есть косвенные предположения, что он каким-то образом связан с распространителями наркотиков.
Александр вдруг почувствовал, что его что-то как будто кольнуло. Где-то рядом, совсем близко кроется что-то важное… Очень важное… Наркотики… Распространители наркотиков…
— А на какой машине они сегодня приезжали, эти трое? — быстро спросил он.
— Это выяснить не удалось, — озадаченный резким вопросом, ответил Буераков. — Охранник ведь по большому счету отвечает за зал, а не за внутренние помещения, он не обязан за этим следить… Вроде бы на импортной какой-то, но точно никто поручиться не может.
Все! Так и есть!
Александр с хрустом сжал кулаки. Он знал, как найти Стилета.
— Леонид Васильевич, ручаюсь вам, что скоро вы сможете списать все его убийства в архив, — медленно сказал Харченко. — Ручаюсь…
Гости внимательно глядели на хозяина, ожидая продолжения. Но тот молчал.
Тогда опять заговорил Буераков:
— Михаил Борисович мне сказал, что вы не намерены ограничиться сведением счетов с одним лишь конкретным исполнителем…
— Конечно, Леонид Васильевич. По большому счету среди всего этого гадючника он виновен меньше всего… Главная вина — на остальных. Поэтому я пойду до конца. Или до того момента, когда они меня подстерегут.
Буераков едва заметно кивнул.
— Вас можно понять. Но только имейте в виду…
— Не беспокойтесь, я все прекрасно понимаю, — перебил его Харченко. — Наша договоренность распространяется только на Стилета, и не больше. В любом случае я действую на свой страх и риск. Ни вы, ни Миша тут ни при чем. Да и вопросов ни у кого не возникнет — я ведь буду мстить за свою жену. Так что все в порядке.
Вмешался долго молчавший Васильковский:
— Я заскакивал к себе в контору. Обрисовал картину шефу… Короче говоря… — он выложил на стол несколько пачек денег в банковской упаковке. — Только просьба: завтра же разменяй их как угодно — мало ли что может случиться, мне не хотелось бы, чтобы милиция, если что, через банк по номерам банкнот вышла на нашу «фирму». Сам понимаешь, вопросы начнутся… Договорились? Деньги, к слову, у нас проведены по линии благотворительной помощи, так что не считай себя моим должником.
Буераков тоже выбросил на стол пачечку банкнот, правда, потоньше:
— Это от нашего ведомства. На проведение некоторых мероприятий у нас имеется некоторый фонд… Короче говоря, вы у меня теперь будете числиться агентом. Запомните номера телефонов, — он продиктовал. — Первый — служебный, по нему лучше откровенно ничего не говорить. Второй — дежурный, чтобы меня вызвали, я тогда сам смогу вам перезвонить, так чтобы можно было поговорить. Третий — домашний, им пользоваться предпочтительно только при необходимости. Хотя, конечно, можете звонить в любое время… Вам нужна кличка.
Ну, в этом проблемы не было. Александр еще со времен службы имел оперативную кличку, потому ответил сразу:
— Сало.
— Что? — не понял Буераков.
Михаил рассмеялся. Но тут же осекся, оглянувшись на фотографию.
— Харченко — моя фамилия. Харч — по-украински «еда». Ну а что за еда для хохла, кроме сала?
Усмехнулся и Буераков.
— Сало так Сало, — согласился он. — Об одном прошу: не зарывайтесь. Мне очень не хочется, чтобы пришлось вести ваше дело. И еще меньше хочется, чтобы из-за этого случая вели дело по мне…
— Не переживайте, senhor Леонид, все будет нормально. Ручаюсь: поголовье этих бандюг в ближайшее время несколько поуменьшится.
Буераков не сдержался, грохнул кулаком по хрупкому столику:
— Что ж это за время нам такое досталось, что мы с бандитами должны бандитскими приемами бороться!..
И залпом выпил водку.
12
Ночь Александр провел практически без сна. Едва забываясь в полудреме, он вздрагивал и тотчас просыпался. Нестерпимо хотелось прибегнуть к испытанному методу против бессонницы — доброй чарке. Но соблазнительную мысль он тут же отгонял: с питьем решил пока завязать… То есть не то чтобы завязать напрочь — подзавязать на время приведения в исполнение мести. Сейчас нужно было иметь твердую руку и светлую голову. Хотя, отдавал себе отчет Харченко, слишком проспиртованы у него мозги, чтобы быть такими уж светлыми. Нужно время, чтобы они вернулись в норму, окончательно избавились от дурманящего углеводорода, подкрепленного гидроксильной группой…
Едва проклюнулся ранний летний рассвет, Александр поднялся. Достал забытые гири и эспандер, долго истязал себя, обливаясь липким потом, полузабытыми упражнениями. Потом полез под душ. Тщательно выбрился. До режущей стрелочки отутюжил брюки. Надел свежую светлую рубашку. Хотел было и галстук напялить, но передумал, решил, что это будет чересчур. И направился к Наташкиному окошку едва ли не к самому открытию.
Привычных завсегдатаев пока не было. Лишь одинокий интеллигент с пустым полиэтиленовым пакетом в руке брезгливо похмелялся, как-то воровато-стеснительно оглядываясь. Наверное, специально в магазин напросился с утра, соврав жене, что кефиру захотелось…
«Вчера примерно в это же время я тут стоял, — думал Александр, — не ведая, каким жутким получится день».
Его внешний вид Наташку озадачил. Глядела сквозь стекло изумленно, едва ли не с почтением. Вчерашней снисходительности во взоре уже не читалось. Сегодня уже постеснялась бы показать фамильярно пальцами: поправить, мол?.. Лишь восхищение в глазах. И все та же похоть женская.
— Сан Саныч, ты чего это сегодня ни свет ни заря, да еще и при параде?
— Все, Наташенька, за ум берусь, — сообщил Харченко. — Начинаю работать.
— Ну и слава Богу! — искренне сказала она. И тут же, без перехода: — А я вчера тебя долго ждала.
— Я уж было совсем собрался, — соврал он. — Но как увидел, что опаздываю, решил не торопиться. Дело хорошее начинаю.
Она примолкла. И Александр понял, о чем она сейчас заговорит.
— Я ведь, Сан Саныч, и не знала, что наша-то Анна Валентиновна твоя супружница бывшая.
Харченко поморщился:
— Не надо об этом.
Наташка скорбно поджала губы, покивала участливо. Ее и любопытство распирало, и жалость бабья, и ревность глупая к покойнице…
Александр не дал паузе затянуться:
— Наташа, у тебя деньги есть?
— Сколько тебе нужно? — с готовностью потянулась она к кассе.
— Погоди, не суетись. Я, во-первых, тебе долг вернуть хочу. А потом мне нужно крупную сумму на более мелкие купюры разменять.
— Поменяю, чего уж там…
И осеклась, увидев плотные пачки в его руках.
— Что, Сан Саныч, клад нашел? Или это аванс под будущую работу?..
Он не ответил. Да и что тут ответишь?
Наташка начала лихорадочно выбирать купюры из кассового аппарата.
— Наташенька, милая, я ведь не собираюсь с мешком денег ходить, — коротко хохотнул Харченко. — Мне не такая мелочь нужна.
— Так где же я тебе другие возьму?.. Хотя, — она понизила голос, — может, баксы лучше возьмешь? Хочешь — в долг, а нет — я тебе их по курсу, без накруток, сколько захочешь, уступлю.
Это был выход.
— Годится, давай «зеленые»…
Все это время между ними не ослабевала некая неловкость. Наташка о беседе со следователем заговаривать не решалась, не зная, в курсе ли Александр. Да и ему тоже разговор начинать было неудобно.
— Так о чем вы вчера со следователем говорили? — заговорил, наконец.
— А ты уже знаешь?
— А то как же? — усмехнулся. — Земля, как говорится, слухом полнится…
Ему все мерещилось, что где-то поблизости вьется дух Анны. Очевидно, бессонная ночь шутки играла.
Наташка слегка покраснела. Это ж надо, на такой-то работе — и не разучилась…
— Нас когда начали по одному на допрос вызывать, где, говорят, были, что видели и слышали? Ну, я и говорю, что работала все время. А они, следователь то есть, говорят, что окошко я ставнем закрывала на какое-то время. Ну, куда было деваться, я и говорю, что, мол, полюбовник у меня был как раз. А они, оказывается, про нас с тобой уже знали: им про это твой этот друг сказал, Серега-инженер, да и кто-то из работников наших видел, как ты ко мне проходил. Тут они мне и говорят, что ты бывший муж нашей-то Анны-то Валентиновны… Куда только твои глаза-то глядели, когда уходил от нее? Красивая такая…