— Виски с винокурни Джека Дэниэла, штат Теннесси. Позвольте мне вас угостить. Кажется, я знаю, о ком вы рассказываете. Точное имя этого человека мне неизвестно. Но в газетах писали о молодом бухгалтере из Балтимора, который бежал на Запад, скрываясь от суда за растрату. Сорок пять тысяч, кажется. Подозревали, что он скрылся на одном из ранчо Остина Крейна.
— Не было никакой растраты, — сказал Энди, отодвигая наполненную стопку. — Его подставили.
— Не сомневаюсь. — Бармен протянул руку Бриксу. — Меня зовут Рэймонд Бенсон. Буду рад помочь друзьям мистера Крейна.
Кирилла удивили познания бармена о событиях двадцатилетней давности. Бенсон с легкостью перечислял имена бойцов с той и с другой стороны, особо выделяя заслуги братьев Брикс — Эндрю и Генри. Помнил он и обстоятельства, при которых закончилась война между двумя мясными баронами — головорезы Смайзерса были амнистированы губернатором, а стрелки Остина Крейна почти все оказались за решеткой, и многих приговорили к смерти.
— Однако, насколько мне известно, ни один из ваших товарищей не был казнен, — заметил Бенсон, снова откупоривая бутылку виски. — Кого помиловали, а кто просто бежал из камеры смертников. А вот людей Смайзерса уже нет на этом свете. Ни одного. Следовательно, справедливость, как всегда, восторжествовала.
— Если бы так… — Энди глянул на Кирилла. — Если бы так…
За окнами салуна послышался скрип колес.
— Гроб, наконец, привезли, — сказал Бенсон.
В салун вошел один из помощников шерифа.
— Судья, у вас тут пустовато. Ну, когда наберется народ, скажите, что нужны четверо, чтобы отвезти покойника на кладбище.
Кирилл поднялся первым.
— Мы справимся и вдвоем, — сказал Энди, становясь рядом.
— Вы уверены, мистер? — спросил помощник.
— Вдвоем мы и не с такими делами справлялись.
В поселке, как видно, не было похоронного бюро. А может быть, катафалком и венками пользовались только местные жители. Для чужака же, тем более неопознанного, годилась и простая двуколка. Они погрузили гроб, и могильщик повел за собой ленивых мулов.
Могила была вырыта на самом дальнем краю кладбища.
— Хорошее место, — сказал Энди. — Земля сухая. И вид отличный.
— А почему яма такая мелкая? — спросил Кирилл у могильщика.
— Все равно раскапывать, — ответил тот, опираясь на заступ. — Вон там лежит еще один такой же. Два дня жил в салуне, ждал дилижанса на Гатри. Неудачно сыграл в покер, схватился за нож. И получил пулю в живот. Окочурился раньше, чем успел представиться. Ну, зарыли придурка. Через неделю приехал маршал Даррет. Могилу разворошили, открыли гроб, чтобы опознать труп.
— Опознали?
— Вроде того. На подкладке пиджака было одно имя, на шляпе — другое. А еще у парня на шее болтался медальон. Вот по нему-то и узнали, как звали покойника. Говорят, он успел изрядно наследить в Канзасе. Но премию за него никто не получил. А может быть, денежки у шерифа застряли… — Могильщик нахмурился и сплюнул. — Ну, и долго вы будете любоваться на пустую могилу?
Они поставили гроб на песчаный холмик, за веревки стянули вниз и быстро забросали землей.
— Да, отличное место, — задыхаясь, повторил Энди Брикс, оглядывая прерию. — Лучше и не придумаешь. Прикинь, Крис, каково будет тем, кто лежит на тесных городских кладбищах, когда наступит Второе Пришествие. Как они полезут из могил, как будут толкаться, спотыкаться, а потом блуждать между домами по вонючим темным улицам. А тут — встал, отряхнулся и пошел спокойно.
— Куда? — спросил Кирилл.
— Неважно. Тогда уже все будет неважно.
— Вам, парни, будет о чем потолковать с судьей Бенсоном, — сказал могильщик. — Такие разговоры как раз по его части. О Втором Пришествии, о смертных грехах и все такое прочее.
Когда они вернулись в салун, бармен снова достал из-под стойки бутылку от Джека Дэниэла, и Брикс радостно потер руки.
— Признаться, мое мнение о Теннесси изменилось в лучшую сторону, — сказал он, поднимая стопку. — По крайней мере, виски там гнать умеют.
Кирилл не ожидал, что приятель так быстро избавится от кладбищенской печали. И вообще, ему не нравилось, как изменился Энди. Слишком легко тот отказался от дела, ради которого они сюда приехали. Слишком легко пережил смерть друга. У Кирилла еще стояло перед глазами окаменевшее лицо Дика, а Брикс уже оживленно обсуждал с барменом перспективы продажи ранчо Коннорса. При этом речь его становилась все менее связной, а взгляд — все более мутным.
— Тебе не стоит, наверно, пить так много, — сказал ему Кирилл. — Вспомни, каково тебе было вчера.
Вчера Брикс еще валялся без чувств, но, кажется, эти несколько дней не сохранились в его памяти.
— Вчера? Нет никакого «вчера», и нет никакого «завтра», — заявил он, подпирая щеку кулаком. — Есть только вот эта секунда. Хлоп! И ее уже нет!
Неожиданно он побелел и завалился набок, едва не упав с табурета. Кирилл успел подхватить его за локоть.
— Почему все кружится? — раздраженно спросил Брикс. — Остановите их! Откуда столько мух? Это приличное заведение или выгребная яма?
Он уронил голову на стойку.
— Готов, — невозмутимо произнес Бенсон. — Вы были правы, Крис. Ему не стоило увлекаться спиртным.
— Он еще не оправился после тяжелой болезни, — сказал Кирилл, удерживая Брикса на табурете.
— Я так и подумал. Наверно, он бы не выпил лишнего, если бы не похороны. Любого тянет к рюмке, как вернешься с кладбища.
— Вот еще! — пробубнил Энди, не раскрывая глаз. — Стану я переживать из-за каждого бродяги!
— У вас тут есть где отлежаться? — спросил Кирилл.
Бармен поглядел в окно.
— Пока никого нет, я провожу вас.
Они поднялись на второй этаж, где были комнатки для жильцов.
— Номер одноместный, — сказал Бенсон. — Но один из вас может переночевать на диване. Сколько вы рассчитываете здесь пробыть?
— До ночи, — ответил Кирилл.
— Лучше задержаться до утра. Ночь — опасное время.
— Ха! — воскликнул Брикс, валясь на диван. — Не знаю никого, кто погиб ночью! Всех моих друзей убили днем! Ночь — опасное время? Ха! Жизнь — вот опасное время…
Не прошло и минуты, как он погрузился в глубокий сон.
— Первый раз вижу, чтобы Энди свалился от пары глотков виски, — виновато сказал Кирилл.
— Похоже, что перед этим он хлебнул снотворного, — заметил Рэймонд Бенсон. — Некоторые настойки действуют весьма долго, особенно в сочетании с алкоголем.
— Вы правы. Его три дня лечили разными настойками.
— Пусть поспит. — Бенсон подоткнул одеяло. — Чем он болел? Лихорадка?
— Нет. Сквозное ранение в грудь.
— Что же вы сразу не сказали? Много было крови?
— Изрядно.
— Красное вино и хороший стейк, вот что его вылечит, — уверенно сказал Бенсон. — Такими лекарствами я вас обеспечу. Можете остаться здесь до полного выздоровления.
— Нет, нам надо вернуться на ранчо.
— Вы серьезно намерены отправиться туда ночью?
— Так спокойнее.
— Не заблудитесь?
— Пока светят звезды, трудно заблудиться. Меня другое беспокоит, — сказал Кирилл, глядя на спящего друга. — Смогу ли я его разбудить?
7
На латунной звезде Томаса Мерфи вместо слова «шериф» было написано — «охрана компании Кребса».
Горнорудная компания подменяла собой государственную власть в этих краях, куда государство еще не дотянулось. Если разобраться, то Мерфи был шерифом только на словах, и с точки зрения закона ничем не отличался от самозванца судьи Бенсона. С точки зрения закона он был обыкновенным наемным сторожем. Ну, может быть, старшим из сторожей. Ему платили только за то, что он охранял собственность компании. Правда, компании принадлежало все вокруг — и дома шахтеров, и их инструменты, и торговые лавки, и товары в лавках. А государство здесь не владело ничем, поэтому даже федеральный маршал[5] Даррет не мог командовать горняцким «шерифом».
Такое положение вполне устраивало Томаса Мерфи. Особенно тогда, когда кто-нибудь пытался загрузить его лишними хлопотами.
— У нас проблема, Томас! — заявил помощник Лански, вбегая в участок. — Приехал Форсайт, он зол, как черт.
Мерфи выглянул в окно и увидел, что Чокто стоит возле пролетки, запряженной парой дорогих жеребцов. Метис о чем-то беседовал с седоком, которого не было видно за поднятым кожаным верхом. Трое всадников, увешанных оружием, виднелись за коляской.
— Какого черта ему надо? — Мерфи потер звезду рукавом и нахлобучил шляпу.
— Он приехал к инженеру Скилларду, а от него зачем-то к нам завернул. Форсайт просто кипит весь от злости. Говорят, у него пропали ковбои.
— Ну и что?
Скотопромышленник Форсайт не удостоил шерифа ни рукопожатием, ни кивком. Не слезая со своей коляски, он заговорил раздраженно и без вступлений, словно продолжая давно начатую беседу:
— Могу сказать, что меня весьма удивляют некоторые местные обычаи. Ладно, индейцы забирают у меня несколько коров каждый раз, когда я перегоняю стадо мимо их вонючих шалашей. Я понимаю, это местный обычай. Ладно, моих ковбоев убивают из-за угла. Это тоже понятно. Видимо, здесь гордятся умением метко стрелять в спину.
Но, черт возьми, я нигде не сталкивался с обычаем оставлять убитых на растерзание койотам и стервятникам! Если у вас тут не принято хоронить покойников, то, может быть, мне придется самому научить вас, как это делается у белых людей?
— Привет, Скотт, — спокойно ответил Мерфи, не сходя с крыльца. — Могу я быть чем-нибудь полезен?
— Не думаю, Томми.
Форсайт грузно откинулся на спинку, и коляска жалобно заскрипела, а кучер натянул вожжи, успокаивая лошадей.
Мерфи поскреб подбородок, что означало крайнюю степень задумчивости. Поведение Форсайта было непонятным. Если он приехал просить помощи, то зачем же сразу от нее отказываться? Если же мясной барон приехал жаловаться на трудности жизни, то вряд ли он здесь найдет сочувствие. В его голосе звучал неприкрытый вызов, хотя он и не произнес ничего оскорбительного. Все это очень походило на то, как задираются пьяные в салуне.