— … Сюда бурной рекой потекут новые деньги, большие деньги для нового города! И главное здание этого нового города мы назовем в вашу честь! — торжественно заключил Скиллард. — Знаете, какое?
— Здание мэрии?
— Нет.
— Вокзал? Неужели отель?
— Похоже, но не отель, — Скиллард похлопал Остермана по коленке. — Это будет самая лучшая в Америке тюрьма!
Илья Остерман, собираясь в дорогу, долго и придирчиво выбирал себе подходящее оружие. Пятизарядный револьвер «Айвер Джонсон», если верить обещаниям продавца, должен был защитить его от грабителей поездов и от кровожадных индейцев. Но продавец не знал, что первой мишенью для столь замечательного револьвера могла стать сияющая физиономия мистера Скилларда.
«Тюрьма! Он издевается! Вызвать его на дуэль или застрелить прямо здесь, в коляске?» — размышлял Остерман. А ничего не подозревающий инженер продолжал развивать свою грандиозную идею.
Здесь, на новых землях, все рождалось заново. Географы едва ли не каждый день наносили на карты названия впервые появившихся населенных пунктов. Одинокая ферма превращалась в поселок, из поселка вырастал городок, и каждое такое поселение стремилось прежде всего обзавестись отелем и газетой, чтобы считаться настоящим городом. Потому что новые переселенцы потянутся именно в город, а не в безвестную глушь. И именно город может стать столицей округа, как только федеральное правительство решит, что на освоенной территории необходимо прочертить еще несколько административных границ.
А округ — это новые теплые места для чиновников, государственные деньги, новое строительство. Столичное положение обещало городу долгую и безбедную жизнь, но чтобы стать столицей округа, недостаточно было только выбрать громкое название. Надо было выгодно отличаться от других конкурентов на высокое звание.
Например, на выборах в Небраске столицей одного округа стал город с громким названием Небраска-Сентер,[8] состоявший к тому времени из одного жилого дома, одного магазина и одного склада.
В соседнем округе долго тянулся спор между тремя претендентами, каждый из которых состоял из магазина, коновязи и веревки для сушки белья. Победил тот город, где веревка оказалась длиннее.
Исход выборов часто пытались решить с помощью взяток или шантажа, порой в дело шли пули. Во время такой кампании в Додж-Сити понаехали бандитские шайки, и выборы начались под присмотром хорошо вооруженных «независимых наблюдателей». Пришлось прибегнуть к мобилизации ополчения, чтобы уравнять шансы.
Никому не хотелось доводить дело до стычек и разорительных уголовных процессов. Чаще всего новые города, чтобы придать себе побольше политического веса, старались учредить у себя какое-нибудь высшее учебное заведение. По всей стране, как грибы, росли колледжи и университеты. Но инженер Скиллард придумал более сильный ход.
Да, государству, безусловно, очень нужны образованные люди. Но подлинное образование можно получить только в Старом Свете. Все же новые университеты и академии нужны были для того, чтобы на несколько лет упрятать туда подрастающих отпрысков переселенцев из Старого Света. Пусть лучше крепкие и буйные юноши сидят в аудиториуме, чем слоняются без дела.
Но в Оклахоме в аудиториумы пока еще некого было загонять: у переселенцев и их детей хватало иных забот. Зато эта местность прекрасно подходила для того, чтобы содержать другую публику. И если бы удалось построить вместительную современную тюрьму, то ее услугами охотно воспользовалась бы не только администрация Территории, но и соседние штаты. Где тюрьма, там и суд, а где суд — там и столица.
Таким был расчет инженера Скилларда.
— Нет, коллега, — отвечал ему Остерман, усмирив оскорбленное самолюбие. — Мое имя слишком незначительно, чтобы красоваться на храме правосудия. И вообще, я предпочитаю делать инвестиции, не поднимая шума.
— Дружище, сразу видно, что вы не следите за развитием архитектуры! Нет, нам в Шерман-Сити не нужны мрачные казематы и сторожевые башни. Мы воздвигнем здесь нечто в духе прогресса и либерализма! Нечто в виде…
Он внезапно оборвал свою речь и тревожно оглянулся. Коляска прокатилась мимо оврага, обрамленного курчавым кустарником. Скиллард привстал на сиденье, глядя назад, а потом повернулся к кучеру:
— Мафусаил! Послушай, Мэт, почему ты поехал этой дорогой?
Негр ничего не ответил.
— Эй, Мэт! Нам не надо на карьер, ты все перепутал! Вези нас к моему дому, старый дурак!
Скиллард, хватаясь за бортик шаткой коляски, перебрался ближе к облучку и принялся дергать кучера за полы длинного плаща.
Негр выпрямился, и плащ упал с его плеч.
— Ничего не понимаю, — пробормотал Скиллард, растерянно поворачиваясь к Остерману. — Но это же не Мэт!
Кучер стоял во весь рост, держа вожжи одной рукой, в другой руке у него был обрез дробовика, а на поясе хищно блестели патроны. Он оглянулся и сверкнул зубами, презрительно улыбаясь:
— А я думал, что для тебя мы все на одно лицо!
— Кто ты? Где Мэт? — дрогнувшим голосом спросил Скиллард.
— Какая разница? — негр натянул вожжи, и коляска замедлила ход.
Скиллард вернулся на свое место и больно вцепился пальцами в колено Остермана.
— С-с… Спокойно, д-доктор! — выговорил он, заикаясь. — У нас в Оклахоме и не такое случается.
Илья с трудом оторвал его вспотевшую ладонь от своей ноги. Оглянувшись, он увидел, что из-за кустов показались фигуры всадников. Они быстро настигли остановившуюся коляску и окружили ее плотным кольцом.
— Спокойно, доктор, это всего лишь индейцы, — сказал Скиллард. — Эй, парни, что это вы затеяли? Вы знаете, кто я?
— Вылезай, мистер инженер, — сказал негр, бросив вожжи и указывая стволом обреза направление выхода. — А ты, доктор, сиди тихо.
Индейцы выглядели совсем не так, как в шоу «На Диком Западе». На них были грубые рубахи без воротника и широкие полотняные штаны. Грязные пыльные волосы кое у кого были перехвачены налобной тесьмой, а у прочих просто топорщились слипшимися перьями.
Скуластые и узкоглазые, они равнодушно рассматривали Остермана, и их лица вовсе не были красными. Скорее, этот цвет можно было назвать густо-желтым.
Лошади были без седел и прочей сбруи, если не считать уздечки. У двоих-троих из-за плеча выглядывали ружейные стволы, остальные были безоружны — по крайней мере, так показалось на первый взгляд. Но присмотревшись, Илья увидел в руке ближе всех стоящего к нему индейца топорик на длинной резной ручке, украшенной продольными разноцветными канавками. «Томагавк!» — вспомнил он название топорика из романов Купера.
Скиллард тяжело спрыгнул на землю и сказал:
— Доктор, не беспокойтесь, сейчас мы все уладим.
«Я не беспокоюсь», — хотел ответить Остерман, но в этот момент фотограф Сол Грубер неожиданно проблеял:
— Мы уже приехали?
От его голоса Скиллард вздрогнул так сильно, что лошади испуганно переступили, а индейцы рассмеялись.
«Они не убьют нас, — понял Илья. — Не могут убить люди, которые так весело и безобидно смеются». — Он и сам попытался улыбнуться, но не преуспел в этом. Наверно, потому, что был готов перебить их всех.
Стать жертвой ограбления не входило в его планы. Илья взял с собой пять тысяч в золотых монетах, которые сейчас оттягивали его пояс. Грабители обнаружат тайный поясок сразу же — они заставляют расстегнуть рубашку даже раньше, чем шарят по карманам. И что тогда? Даже если они оставят ему чековую книжку, найдет ли он банк в этой глуши?
А действовать без финансовой основы Илья Остерман уже давно разучился. Значит, поиски убийц Коннорса опять зайдут в тупик. Выходит, он зря приехал. Получается, права была Инес, когда говорила, что сейчас неподходящее время для дальних поездок…
Один из индейцев заговорил удивительно низким голосом, и все застыли. Было ясно, что говорит вождь. Он был намного старше своих спутников. Его лоб пересекали глубокие морщины, а из налобной повязки свисало белое перо. Седые волосы двумя толстыми косами лежали на ключицах, а серую рубаху украшала кожаная бахрома.
Когда вождь умолк, один из индейцев сказал:
— Наш босс приказал привезти инженера. Землемер тоже пригодится. Доктор нам не нужен.
«Доктор? Это он обо мне!» — догадался Илья, и у него отлегло от сердца. Индейцы уважают врачей. Белые же грабители считают их наиболее ценной добычей, наряду с банкирами и юристами.
— Кто ваш босс? — спросил Скиллард. — Я знаю всех вождей в округе. Чьи вы люди?
— Мы люди Темного Быка. Это его дядя, Красный Коготь, — переводчик скосил глаз в сторону старого индейца. — Темный Бык послал Красного Когтя за тобой.
— Зачем я ему нужен? — спросил Скиллард, скрестив руки на груди. — Если вождь Темный Бык хочет говорить со мной, он может приехать ко мне в город, там я встречу его со всеми знаками уважения. Он знает, где я живу. Ему трудно было приехать? Что он там о себе думает? Ладно, послушайте, джентльмены… Вы же видите, что я не один. Мне надо сначала устроить нашего дорогого гостя…
— Ты поедешь с нами, землемер тоже, — сказал переводчик, показав томагавком на фотографа. — А Четырехглазый сам найдет дорогу в город.
Индейцы расступились, пропуская к пролетке пару коней без седоков. Старые седла были настолько протерты, что на луке из-под кожи белела деревянная основа.
— Вылезай, землемер, — переводчик коснулся томагавком фотографа.
Тот покосился на сверкнувшее лезвие и вылез без малейших возражений, забрался в скрипучее седло и покрепче натянул на лоб кожаную фуражку.
— Мои чемоданы, — только и сказал Сол Грубер, и казалось, его нисколько не беспокоит перемена транспорта.
— Да! — крикнул из толпы индейцев старый негр, притворявшийся кучером, а сейчас гордо восседавший на мустанге. — У этого землемера бесценный груз в чемоданах!
Индейцы ловко приторочили багаж фотографа к его седлу.
— Почему вы не скажете им, что вы не землемер? — спросил Скиллард.