След на кабаньей тропе — страница 30 из 33

В центре комнаты стоял укрытый серенькой скатеркой стол, за которым возле помятого латунного самовара сидел Хромов – довольно крупный грузный мужчина с обрюзгшим морщинистым лицом, мясистым носом и толстыми губами. Одет он был в майку и семейные трусы и держал в руках фарфоровую чашку. На столе стояла вазочка с карамельками и пряниками.

– Галя, что это значит? Вы кто? – спросил здоровяк и встал.

– Сядьте, Хромов! Моя фамилия Зверев. Псковское управление милиции, оперативный отдел. Нам нужно с вами поговорить.

Зверев взял свободный стул и подсел к столу, Веня прошел к окну. Жена Хромова так и осталась стоять в дверях.

Григорий Демьянович сел.

– Давайте поговорим.

Голос мужчины был басовитый и хриплый, тем не менее Зверев заметил, что его собеседник нервничает.

– Итак, гражданин Хромов, давайте сразу к делу! Я хочу, чтобы вы вспомнили одно событие, которое произошло с вами пять лет назад. Я имею в виду ту самую охоту, на которую вы отправились по приглашению вашего командира Михаила Войнова. С вами были еще двое ваших сослуживцев: Трусевич и Арсланов.

Губы здоровяка поджались, он отодвинул от себя чашку и скривил вмиг побледневшее лицо.

– Ах вон оно что, так вы по поводу той охоты… Войнов уже арестован?

Зверев закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди.

– Нет.

– Нет?.. А почему?

– Вы хотите сказать, что не знаете, почему ваш приятель не арестован?

Хромов вопросительно посмотрел на Костина, но лицо молодого опера ничего не выражало.

– Ах да… Я, кажется, понял…

– Что вы поняли? – уточнил Зверев.

– Войнов – второй секретарь горкома! Партийная шишка, и чтобы его посадить, нужно немало потрудиться, а кому охота мараться и рисковать погонами? Гораздо проще осудить кого-то помельче. – Хромов скрипуче рассмеялся. – И что же, теперь отдуваться придется кому-то из нас троих? И кто же получит по полной: Трусевич, Арсланов или я?

Зверев откинулся на спинку стула.

– Так вы утверждаете, что мальчика застрелил Войнов?

Глаза здоровяка сверкнули.

– А что говорят Трусевич и Арсланов? Их-то уж точно уже арестовали и допросили?

– Нет, их не арестовали.

Хромов поднялся и сжал кулаки.

– Значит, вы решили списать все на меня?

Вид у Хромова был весьма внушительный, но Зверева это нисколько не испугало. Он вскочил и толкнул здоровяка в грудь. Хромов плюхнулся на табурет, при этом его ножки хрустнули.

– Ни Трусевич, ни Арсланов и ни Войнов уже не будут никогда арестованы, потому что все они мертвы! Все они, равно как и участковый милиционер по фамилии Пчелкин, который помог вам избежать наказания за совершенное злодеяние, – убиты…

Хромов сглотнул и утер пот с лица.

– Вы хотите сказать, что за того мальчишку кто-то решил отомстить?

– Да, именно это я тебе и говорю, Хромов! Старый егерь – дед убитого вами мальчика обо всем догадался. Он долго шел по вашему следу, выследил и спустя почти пять лет начал уже свою охоту. Охоту на тебя и твоих дружков! Первым в его списке оказался Ильдар Арсланов, вслед за ним две пули получил Войнов. Потом старик застрелил Трусевича и его пса. Следующим стал участковый Пчелкин. Ну а сейчас пришла твоя очередь, Хромов. Если ты говоришь, что не убивал мальчишку…

– Не убивал! Честное слово, не убивал! – закричал здоровяк, на этот раз его голос прозвучал фальцетом.

– Допустим, я тебе верю, но ведь тому, кто отстреливает вас одного за другим, на это наплевать.

Здоровяк затрясся, снова испуганно посмотрел сначала на Костина, потом на жену, та все так же стояла в коридоре белая как мел, не снимая галош. Хромов закашлялся.

– И что же теперь делать?

Зверев снова сел на стул, достал из кармана свою неизменную «Герцеговину Флор» и закурил. Сделав не меньше пяти затяжек, Павел Васильевич стряхнул пепел с папиросы в чашку, из которой Хромов только что пил чай. Брови сыщика сдвинулись, он щелкнул пальцами.

– Что делать, говоришь? Возможно, я скажу тебе, что делать, но для начала я хочу услышать всю правду о той охоте. В первую очередь я желаю знать, кому и зачем понадобилось убивать ребенка?


Лесной массив вблизи деревни Кашутино Псковской области, сентябрь 1945-го.

На небольшой поляне возле старой поваленной сосны тихо потрескивал костер. В висевшем над ним на самодельной треноге котелке булькала вода, тут же рядом стояла большая миска с огромными кусками нарезанного мяса. Чуть поодаль, под кустом орешника, на расстеленном брезенте были свалены ружья, лежали вещмешки, чайник, плошки и прочая походная утварь.

Устроившись прямо на земле, в сторонке сидел Хромов. Он чистил лук и тер рукавом слезящиеся глаза. Ильдару Арсланову, сидящему тут же на корточках, достались для чистки картошка и морковь. Парень ловко орудовал ножом, при этом с недовольным видом что-то бурчал себе под нос. В сторонке – на срезанных ножом еловых ветках лежала кабанья туша. Второй кабан, чуть поменьше, был подвешен на суку росшей рядом осины. Трусевич свежевал тушу острым ножом с загнутым лезвием, и только двоим из расположившихся на поляне живых существ не нашлось полезного дела.

Первым бездельником была косматая черно-белая лайка, устроившаяся в ногах у Арсланова. Она мирно посапывала и изредка виляла хвостом. Вторым из тех, кто решил себя особо не утруждать, был Михаил Войнов. Расстегнутый ворот рубахи, заломленная на затылок шляпа – мужчина сидел на пеньке и тихо посмеивался, глядя на бубнящего что-то Арсланова.

– Ну что, Ильдарчик, еще не передумал? Может, не станешь больше свой нос воротить и вместе со всеми отведаешь наш шулю́м?

– Я больше не ем свинину! – процедил Арсланов и бросил в ведро с водой только что очищенную им картофелину.

– Так это же не свинина – это кабан! – продолжал глумиться Войнов.

– Кабан та же свинья! Я же мусульманин! Для нас свинья харам[16].

Мишка рассмеялся и подмигнул Трусевичу.

– Помнится, во время войны ты, как и все, уплетал свиную тушенку за обе щеки, а сейчас про какой-то харам вдруг вспомнил.

– В Коране сказано, что мусульманин может есть запретное мясо во время войны или когда может умереть от голода, так что я ничего не нарушил. А сейчас не война и мы с вами не голодаем.

– Значит, будешь есть один хлеб и морковку? Или будем для тебя отдельно кашу варить? Крупа у нас еще имеется…

– Слышь, Мишка, отстал бы ты от него! – вступился за парня Хромов. – Что же ему делать, если у них правила такие.

Войнов фыркнул:

– Подумаешь, правила. А я все эти правила не признаю!

– Кто бы сомневался.

– Вот и не сомневайся. Знаешь, что про все эти религии Маркс писал?

– Все я знаю! Уймись уже.

– Не уймусь! А ты вообще, чего это за него тут заступаешься? А… знаю, почему. Наш Сапог ведь тоже верующий. Я ведь видел, что ты под рубахой крестик носишь.

Хромов рефлекторно прижал руку к груди, Войнов зло продолжал:

– Ты ведь, наверное, потому и в партию и не стал вступать, когда тебе предлагали. Не стал, потому что верующий?

– Да иди ты! – огрызнулся Хромов. – Не желаю я с тобой на эту тему больше разговаривать.

Мишка рассмеялся, и вслед за этим его лицо вдруг затвердело.

– Эх вы! Один мясо есть отказался, другой вообще разговаривать со мной не желает. Я вас не как бывший командир, а как старый друг на эту охоту позвал, а вы рожи воротите. Говорил же я тебе, Ильдар, что кабаны у нас расплодились? Говорил ведь?

– Говорил, – хмуро ответил Арсланов.

– Ну вот, свалили бы мы лося или косулю, так был бы и для тебя шулюм, а так что я тут могу поделать?

– А не надо ничего делать. Я ведь сюда не только за мясом ехал. Мне, может, просто вас снова увидеть захотелось, вспомнить былое, как воевали и все такое прочее.

– Ну ладно хоть так, – Войнов зевнул. – А раз так, то и не кисни. Охоту я вам организовал? Организовал. На место доставил? Доставил. Вон берите пример с Фимы. Он, кстати, у нас, как сами знаете, еврейской нации, а иудеи ведь тоже свиней не едят?

– Иудеи не едят, только я не иудей! У меня мать русская! – спокойно ответил Трусевич.

– То есть хочешь сказать, что ты у нас русский? – Войнов ухмыльнулся.

– Конечно, русский, у нас национальность по матери определяют…

– Мин арыды́м, арыды́м![17] – Илдар швырнул в котелок еще одну картофелину и поднялся. Он вытер руки о шарф, висевший у него на шее, и взял свое ружье.

– Куда ты? – тут же спросил Войнов.

– Ноги затекли. Прогуляюсь! Может, утку подстрелю или зайца.

– Давай, давай! Удачной охоты! – крикнул вдогонку уходящему в лес Ильдару Войнов и принялся чистить ногти спичкой.


Ильдар вернулся спустя несколько часов, усталый и голодный. Остальные же уже давно сидели вокруг наполовину опорожненного котелка с похлебкой. Повсюду валялась грязная посуда, под кустом лежали четыре пустые бутылки из-под водки. Войнов уже не сидел, а лежал на расстеленной поверх лапника шинели. Один из убитых кабанов был разделан, разрублен на куски и переложен в мешки.

– Ильдарка явился! – воскликнул Войнов заплетающимся языком. – А зайцы твои где?

– Не видел я ни зайцев, ни уток, – ответил Ильдар.

– Столько по лесу бродил и ничего не видел. Странно.

– Тропу кабанью видел. Пошел вдоль нее и к дубовой роще вышел, там в кустах вся земля перекопана. Большое стадо паслось, видимо, в том месте у них лежка.

Войнов поднялся и взял с брезента свое ружье.

– Пошли, покажешь, где там твое большое стадо!

– Ты ему хоть поесть дай! – проворчал Хромов.

– Потом поест! Пошли, двух кабанов взяли, теперь свинку хочу, а то у этих мясо уж больно пахучее.

– Если еще одного кабана возьмем, как мясо потащим? До твоих Славковичей верст пятнадцать топать, – запротестовал Трусевич.

– Донесем, Сапог у нас вон какой здоровый! Он за раз два мешка унести сможет. А ну пошли! Поели, попили, нужно животы растрясти! Далеко идти-то?