Глава 4
Пельмень, закончив дневную норму по перебиранию проводки, чинил трактор…
То есть сначала пытался починить, а теперь изо всех сил крепился, чтобы не распатронить, к чертям собачьим, эту старую дрянь, которую заведующий, витая в облаках и забывшись, как-то назвал трактором.
Это был не трактор, это форменный гроб, набитый костями и бедами. Вот уже битый месяц Андрюха старался привести его в чувство. И он сам, и все вокруг считали его вполне опытным мастером, но трактор ерепенился и отбивался. Заведующий просил починить его до снега, чтобы можно было расчищать территорию и дороги, те же дрова подвезти, уголь, даже выдал аванс, хотя Андрюха не просил. Сначала все было хорошо, когда меняли масло, оно, на удивление, оказалось чистым, самые прикипевшие болты послушно отвинчивались, шестерни — все, даже выточенные Колькой по чертежу, который сделал его мастер. Но стоило запустить мотор — и тотчас что-то снова отваливалось…
«Спокойно, — уговаривал Пельмень сам себя, — надо просто сделать передышку. Пойти к тете Чох, погонять чайку, а потом уж со свежими силами попробовать еще раз».
План? План.
И Андрюха, потушив лампу под потолком, отправился по задуманному маршруту. Мама Зоя Чох встретила его полной тарелкой вареников. Она к нему прониклась самыми сердечными чувствами после того, как Пельмень вычистил дымоход на кухне и заменил одно его колено, установленное неправильно. После чего печь разгоралась куда быстрее и жрала дров гораздо меньше. Впрочем, Анчутку она тоже полюбила, а вот за что? Ну просто Яшка обаятельный. Скорее всего, потому, что он всегда был рад все бросить и помочь и никогда не ссылался на то, что занят.
Пельмень подкрепился варениками с картошкой, выпил два стакана чая, а тут как раз подвалил довольный собой Яшка в «наполеонке» из газеты.
— Я все на сегодня, — сообщил он, умильно поглядывая на товарища Чох, — поработал ударно.
— В таком случае садись, — сказала она, выставляя на стол еще одну тарелку.
Подкрепился и Яшка. Пельмень, глянув на ходики, вдруг заторопился:
— Теть Зой, я побегу, там у меня с этим драндулетом запутка.
— Иди, дорогой, иди, — разрешила товарищ Чох. — Бог в помощь. Вот человек! И работает хорошо, и вежливый, и ест мало. Повезет какой-то дивчине.
— Да ладно, — смутился Андрюха.
Когда в сотый, не меньше, раз все отвалилось, он, потеряв терпение, сначала пнул несколько раз развалюху, потом грохнул по ней молотком, хотя понимал, что делать этого нельзя, что самому же придется чинить, но не было уже ни сил, ни терпения.
Под ржавыми дырявыми сводами удар отдался так, что Андрюха на мгновение оглох. А когда слух вернулся, настала такая полная тишина, что, казалось, мыши под полом топают как бегемоты. Или что там вообще происходит?
Пельмень завертел головой, пытаясь понять, откуда идет звук. Странные какие-то мыши, не шуршат, а стучат, да еще так: стукнет раз и будто прислушивается. Потом опять.
Тут, с хрустом что-то дожевывая, заявился Анчутка и принялся стрекотать на разные посторонние темы. Андрюха, оскалившись, погрозил ему кулаком. Яшка, тотчас понизив голос, просипел:
— Что?
Пельмень повторил тот же жест и гримасу, а сам вдруг понял, что с тех пор, как он ушел отсюда, что-то изменилось. Он обошел гараж, пытаясь воспроизвести в памяти, что было и что стало. Вроде бы все было так же, вот только воронка, которую он в сердцах отшвырнул в угол, изменила свое местоположение, лежала не там, куда шмякнулась. Она упала у стального шкафа, который был приварен к стене гаража, а теперь находилась ближе к центру ангара.
— А что там внутри? — подойдя, спросил Анчутка.
— А я почем знаю? Замок висит.
— То-то я и смотрю — висит, — Яшка дернул ржавую дужку, и она легко вышла из гнезд. Так неожиданно, что Анчутка потерял равновесие.
— Вот так вот, — констатировал он, выправляясь.
— Открывается, — с сомнением заметил Пельмень.
— А ты что, никогда не пробовал?
— Нет, зачем мне? — пожал плечами Андрюха и открыл створки.
Шкаф оказался без металлического дна, вместо него на полу лежала сколоченная из досок крышка с ременной петлей. Пельмень поднял крышку, и сразу стало понятно, откуда стучат «мыши», которые к тому же еще и вопили сорванным голосом…
— …Ну ты даешь! — протянул Яшка. — Угораздило тебя…
Андрюха сначала протянул Насте ветошку, смоченную бензином, но у нее так тряслись руки, что пришлось самому оттирать грязную, зареванную мордашку. Анчутка сбегал принес кружку воды.
— Спа-с… ик! …ибо, — проговорила Настя и принялась глотать, стуча зубами о жестянку.
— Ты как туда попала, землеройка? — спросил Пельмень.
— Туда мальчик влез, а я за ним…
— Какой мальчик?
— Не знаю, рыжий и одного зуба нет.
Анчутка, услышав этот ответ, констатировал:
— А я даже не удивлен, — и обратился уже к Пельменю: — Я тебе давно говорю, что Зубов этот — тот еще прощелыга. Знаешь, что с неделю назад у тетки Светки Приходько сало из-за окна пропало?
— Да об этом вся Москва знает, — резонно заметил Пельмень, — воплей-то было!
— Во-о-от, а я когда у них там коридор дорабатывал, «срисовал» этого рыжего — как раз сало жрал. Откуда взял, спрашивается? Стырил, точно говорю.
Андрюхе в целом было все равно, что там жрал или не жрал рыжий беззубый Зубов. А вот что это за тоннель такой и что там интересного — любопытно было бы узнать. Он слазил вниз с фонариком, осмотрелся, оценил сооружение. Сделано на совесть, может, еще при царском режиме. Когда они с Анчуткой шарились по старой церкви Трубецких, и не такие чудеса видели, может, и тут что есть?
— Ну продышалась? — спросил он у Настьки.
— Д-да.
— Так пойдем, нам тоже домой пора.
Настя, сообразив, что речь идет о том, чтобы обратно лезть в эту преисподнюю, замотала головой в знак полного несогласия с программой. Андрюха не стал настаивать:
— Нет так нет. Яшка, тогда вы идите через проходную, а я там пройду.
— Хитрый какой! Я тоже хочу! — возмутился Анчутка.
— Ну ты умный, ее одну не выпустят, — втолковал Пельмень, — а полазать ты и завтра сможешь. Я все осмотрю и расскажу потом.
Видя, что Анчутка собирается открыть дискуссию, поторопил:
— Все-все, довольно, не на собрании. Валите!
— Товарищ Чох не выпустит.
— А вот, — сняв тужурку, Пельмень накинул ее на Настю и сказал: — На маму Зою под вечер куриная слепота нападает. Сойдет на расстоянии.
…Спровадил, наконец. Прибравшись, накинув на трактор брезент и все обесточив, Андрюха собрался в путь. Спустил лестницу в люк, привязал к ременной петле веревку, взял на всякий случай два фонаря — «жука» и обычный, влез в шкаф и прикрыл за собой створки. Он держал веревку в руках и, спустившись, потянул ее и закрыл за собой «дверь», после чего решил убрать лестницу. Кто захочет воспользоваться проходом, свое оборудование должен иметь.
Держа в зубах фонарик, Пельмень укладывал вдоль по деревянной стенке деревянную же лестницу, а она все падала. «Ну, ничего сегодня не получается», — подумал он и принялся, не глядя, шарить по полу в поисках какого-нибудь камушка. Нащупал что-то, обломок бетона, что ли, подпер ножку у лестницы — и обмер, потому что в руках у него был обломок кости, точнее, часть челюсти. Андрей выронил ее и пробормотал матерное заклинание. «Свежая не свежая, кто ее разберет? Может, она тут еще со времен царя Гороха», — он извлек из кармана платок, через ткань взял находку и принялся рассматривать. Пельмень в жизни достаточно повидал, чтобы не шарахаться от каждой найденной кости, но именно в этой кости было такое, что заставляло хвост поджиматься. Два верхних зуба на челюсти — и это отчетливо видно — были чуть повернуты вокруг осей.
Андрюха положил находку в карман и прошел по всему коридору, внимательно, с фонарем осматривая каждый метр, но больше вроде бы ничего под ноги не попалось. Вылезая по лестнице на другом конце тоннеля, он уже окончательно успокоился и думал лишь о том, что отыскалась классная лазейка, можно наведываться поработать, коли возникнет желание, в любое время и мимо проходной.
Правда, зудило в мозгу воспоминание о Колькиных словах про чьи-то повернутые зубы. Преодолев понятное нежелание, Пельмень еще раз внимательно осмотрел находку. Ну, бесспорно, что челюсть верхняя и вроде бы после печи, поскольку цвет потемневший. Размер невелик. Не детский, конечно, но поменьше, чем, скажем, у Андрюхи, в чем он убедился, прикинув на пальцах. Затем глянул на часы: время как раз к тому, чтобы завалилась к ним в комнату Тоська со своими образовательными инструментами. Так что вполне можно сгонять до Кольки. Кто его знает, зачем он тогда спрашивал, может, надо зачем-то…
Глава 5
Лейтенант Введенская давно привыкла к тому, что ее никто всерьез не воспринимает. Этому все способствовало — и пол, и несерьезная внешность, — и умница Катерина научилась не просто с этим жить, но и пользоваться в своих целях. Ведь это иногда так полезно — отупеть в глазах других и спокойно заниматься своим делом. А что? Это славный путь у многих. Глядишь, дорастешь до заведующего рассадником малолетних преступников. (По долгу службы Катерина неоднократно общалась с Эйхе и очень быстро сообразила, насколько точно соображает этот якобы тугодум.)
Бесспорно, казус с Лебедевыми обидел. Не так-то просто было получить все эти сведения, сейчас в Ленинграде, мягко говоря, было не до любопытствующих коллег из столицы. Она воспринималась именно как любопытствующая, поскольку запрашивала сведения не в рамках осязаемого дела — с датой начала и номером, а «для сведения». Капитан просто отмахнулся и отправил обратно в конуру. «Ну что ж, посмотрим, кто в итоге дурак», — решила Катерина и сосредоточилась, как неоднократно предписывало руководство, на текущих задачах.
А «задача» сейчас сидела по другую сторону стола и шмыгала сопливым носом. Ухо у «задачи» было огромным и красным. «Задача» упрямо настаивала на том, что мяч, которым было раскокано стекло на первом этаже по улице Тенистой, дом три, направлен не его кривой ногой.