— Это мой супруг. И можете быть уверены, что об этом ужасающем казусе станет известно и ему, и всем, кому положено.
— В каком смысле надо понимать ваши слова? — вежливо уточнил Виктор Михайлович.
— Как дружеское предостережение, — объяснила Лебедева. — Лица нашей профессии имеют большой вес в этом мире…
— И в загробном…
Она запнулась, глянула строго, вопросительно — прямо добрая учительница, которая только притворяется злой.
— Я не уверена, что понимаю вас.
— Да я и сам не особо понимаю, — по-свойски покаялся Волин. — Я даже не знаю, как подступиться к этому деликатному делу…
— А вы начните сначала, — посоветовала Лебедева, — очень удобно, с начала, через середину и прямо к концу.
— В таком случае спрошу прямо: как у вас получилось вернуться с того света?
— Это вы шутите так? — помолчав, спросила она.
— Нет, недоумеваю. — Волин достал из папки несколько бумаг и протянул их женщине — благоволите посмотреть.
— Что это?
— Это, изволите видеть, документы, подтверждающие кончину Лебедевых, Галины Ивановны и Василия Владимировича, выписки из загса, справки с кладбища «Памяти жертв девятого января». Двадцать первый ряд, могила десять тысяч четыреста пятьдесят шесть. И знаете, что удивляет?
— Теряюсь в догадках.
— Как вам удалось, скончавшись в сорок втором году, так великолепно сохраниться? Это ли не нарушение всех законов биологии?
Волин задавал важные вопросы несерьезным, полушутливым тоном, а сам наблюдал. И убеждался, что перед ним серьезный, опытный, умный вражина, который явно не собирается сдаваться.
Лебедева и не собиралась. Со вздохом, но без горести, скорее с этаким выражением «ну-да-ладно-все-взрослые-люди», она начала:
— Хорошо. Спорить я с вами не собираюсь, опровергать тоже, и причин кривить душой у меня нет. Скажу вам все.
— Слушаю.
— Моя подлинная фамилия — Мария Ивановна Панина, я родом из Саратова, по профессии педиатр…
— Не гомеопат, точно? — перебил Волин. — По вашей милости, из-за того, что вы присвоили себе звание врача, пострадали как минимум два ребенка, и лишь одного удалось спасти.
— К сожалению, я не понимаю, о чем вы говорите, — с достоинством заявила Лебедева-Панина. — Каюсь, я присвоила фамилию своей соседки по квартире Лебедевой, чтобы получать двойной паек. И диплом ее тоже — он ей был уже не нужен. Но я на самом деле врач, и это могут подтвердить самые уважаемые люди…
— Вот как раз по этому поводу я тоже хотел бы поделиться сомнениями, — снова прервал капитан. — Была проведена серьезная исследовательская работа, и выяснилась закономерность: ряд ваших так называемых пациентов стали жертвами странных ограблений.
Видя, что она снова собирается заговорить, он попросил:
— Нет-нет, не сейчас. Позвольте закончить. Так вот — ни следов взлома, ни каких-то нападений — просто в какой-то момент люди выясняли, что из потайных мест пропали деньги, драгоценности… оружие.
— Да какое отношение имею к этому я?
— А знаете, самое прямое, — Волин извлек из папки очередную бумагу, на этот раз бережно сложенную старую, пожелтевшую газету, — посмотрите, пожалуйста.
— Что это? — высокомерно спросила Лебедева-Панина. — К чему вся эта клоунада?
— Вот! — капитан поднял палец. — Вы правильное слово нашли! И как раз по нашему вопросу. Посмотрите, я специально старался ради вас, целый день потратил в читальном зале.
Развернув газету, Лебедева пробежала глазами строчки — и вдруг ее лицо словно разморозилось, губы дрогнули, чуть растянулись в улыбке.
— Надо же, — проговорила она, — у меня ни одной такой фотографии не осталось. И кто же меня сдал?
— Никто, — ответил Волин, — это я вас узнал, видел в цирке Чинизелли.
— И что же, прямо-таки и узнали? — с недоверием уточнила она. — Неужели я так хорошо сохранилась?
— Этот факт я отметил в самом начале, — отшутился капитан.
— Ну и глаз у вас!
— Не жалуюсь. Газета, конечно, не все. Еще вот эта вещица, — он выложил на стол сверток, развернул его.
Тускло блеснул куцый смешной пистолет. Капитан аккуратно повернул его, показав маленький шильдик на рукояти, с гравировкой: Dora Orlando Jr.
— Вот так-то, мадемуазель Дора Орландо-младшая. Что делать будем, Дора… простите, как вас по батюшке?
Она дружелюбно заметила:
— Вы не выговорите. Что ж, ваша взяла. Пишите. Только не думайте, что я чего-то или кого-то боюсь. До суда я не доживу.
— Почему же вы так решили? Здесь вам ничего не грозит.
— Не сомневаюсь. Скорее всего, это будет в тюремном лазарете после заморозки для удаления зуба, — улыбнулась псевдо-Лебедева, — шикарный конец для прямой наследницы Чинизелли. Признаться, затевая эту небольшую аферу, я рассчитывала на другой конец, ведь один из моих «пациентов» обещал помочь переправиться за кордон…
— Кто же?
— Этого я вам, конечно, не скажу. Теперь что касается квартирных краж… если можно так их назвать.
— Отчего же нельзя?
— Ваши называли это экспроприацией, — тонко улыбнувшись, произнесла «мадемуазель». — А тут еще и добровольная: они сами приезжали, сами заботливо рассказывали, где у них хранятся заначки, когда в доме никого не бывает, где ключи взять… некоторые, кстати, сами и отдавали.
— Думая, что теряли?
— Они вообще ничего не думали, — вежливо поправила она, — поскольку ничего не помнили. Ну а дальше дело техники: доставить на место «отмычку» — малолетнего ублюдка, склонного к воровству, и дать команду по телефону.
— Неужели это возможно?
— Для меня — да, — просто, без всякого позерства призналась Дора, — после нескольких сеансов я могу установить раппорт и по телефону, без личного контакта.
— В самом деле?
— Желаете следственный эксперимент? — тонко улыбнулась она. — Хотя вы в силу профессии наверняка слабо поддаетесь внушению…
— Да уж, лучше не стоит. Да, но кражи кражами, а как быть с убийствами?
— Что вы имеете в виду?
— Убийство кассирши, похищение сумки с деньгами?
— Это вам надо Левушку спросить.
— Вы Божко имеете в виду? Он ваш родственник?
— Именно. Племянник — шалопай. С детства висел у меня на шее, сбежал на фронт, вернулся инвалидом. Вот так и разобиделся на весь свет.
— Как его настоящая фамилия?
— Сами у него спросите.
— Он тоже владеет вашим ремеслом?
— Это не ремесло, это дар. Он или есть, или нет. Но Левушка никак с этим не может смириться, все экспериментирует.
— Значит, история с убийством кассирши — его фиаско?
Она промолчала.
— А попытка ограбления сберкассы в Сокольниках?
— Послушайте, как это… гражданин капитан?
— Да, все верно.
— Благодарю. Если вы и так все хорошо знаете, так уточните детали у него. Я буду говорить только о том, что касается лично меня.
— Хорошо. Расскажите об убийстве жены Зубова — это же вас лично касается?
— Зубов, — эхом повторила она, — ну если кто и заслужил виселицы, так этот нувориш, влезший в чужой кабинет. Да, это мой пациент, ездил под гипнозом возвращать мужскую силу… сами понимаете, молодая жена… Признаю, мое фиаско — выяснить, когда он заявится домой пообедать, и не выяснить, что может прийти супруга. У мальчишки от неожиданности началась паника, наложилась ненависть к мачехе, возможно, прозвучали громкие слова… так и получилось.
— Что же, мальчишку натаскивали только на профессора?
— Ну хорошо, хорошо, — снисходительно согласилась «мадемуазель», — я натравила его на добрейших Луганских… просто чтобы проверить управляемость, ну и в расчете на деньги. Я же не знала, что в шкатулке оружие. Я собиралась ее потихоньку вернуть в один из визитов, но Левушка меня опередил.
Волин вежливо уточнил терминологию:
— Левушка — вор и убийца.
— Это как вам угодно, — отмахнулась Дора, — вы грамотный, разбирайтесь. Ну что, писать-то будете?..
…Псевдо-Божко поступил в полное распоряжение лейтенанта Яковлева. Там мало что можно было напортачить. Как минимум по двум эпизодам — по убийству Божко Юлии Владимировны и по нападению на сберкассу в Сокольниках — все было гладко.
Изысканы данные медосмотров гражданки Божко, произведенные при оформлении на работу, в том числе результаты санирования полости рта. И практически с полной уверенностью можно было говорить, что фрагмент верхней челюсти принадлежит именно Юлии. Еще раз тщательно обшарили котельную, саму полость котла — обнаружились и другие частицы костных тканей, уцелевших в золе. Экспертиза подтвердила признаки подчисток в изъятом у самозванца удостоверении. Яковлеву требовалось только своевременно выкладывать на стол все эти непробиваемые козыри. Впрочем, сам псевдо-Божко, морща свое смазливенькое личико от боли в ушибленной головушке, не особо-то и отнекивался.
Что до сберкассы в Сокольниках, то все-таки нашелся человечек, который подтвердил, что именно Божко выбежал после того, как в зале послышался выстрел. Бывший сержант Шамшурин опознал его как добровольного помощника, который отрекомендовался первым прибывшим на место происшествия. Пальцевые отпечатки, снятые с маузера, из которого был произведен выстрел, его. Эксперты подтвердили, что записка, хотя и написана печатными буквами, выполнена той же рукой — псевдобожковской.
Вот по эпизоду с похищением сумки было глухо, Левушка стоял насмерть, но тут никто на быстрый успех и не рассчитывал. Памятуя о докладе Кашина о характере обнаруженного следа около сорванной пломбы, Волин серьезно подозревал, что тетушка Дора с ним недостаточно откровенна. Да и чего ей с ним откровенничать, если рассудить здраво.
Ох уж эта тетушка Дора!..
Перед глазами стояла та самая афиша на обшарпанной тумбе — такая яркая на серой петроградской улице. А на афише она: тонкая, красивая и пугающая, вся в черном, в причудливой позе… От изящных пальцев расходятся лучи, а в их свете маленькие фигурки исполняют странные танцы. Как тени от пляшущего за окном фонаря, плясали черные буквы: «M-lle Дора Орландо Jr, королева гипноза. Ваши мечты сбудутся, чувства усилятся, мир перевернется с ног на голову, уверенность пошатнется!»