Снова сверкнула молния, над головой грянул гром. Подавляя желание ринуться обратно к опоре, скатиться вниз и бежать без оглядки, Колька рявкнул:
— Хватайся, дурак, пропадешь!
Марков повернулся, и они оказались теперь лицом к лицу. Выражение на его тощей физиономии было такое, как раньше у Наташки, когда ее будили за чем-нибудь хорошим — угостить мороженым или отправиться в парк. Улыбаясь, он, несмотря на грохот, отчетливо сказал:
— Уходи. Я сам.
Снизу набирал скорость состав с каким-то ломом, конструкции моста заплясали, как чокнутые, и Колька машинально ухватился за них. Марков тоже взялся обеими руками, но для другого — подтянувшись, как на турнике, он перевалился через балку и полетел вниз.
То ли молния треснула, то ли в голове взорвалось, но Колька, ничего не соображая, рванул прочь с моста…
Глава 3
Народ, который толпился внизу, первым делом оттащил Кольку подальше от опоры, а потом уже его поприветствовали от души, разнообразно. Кто-то обматерил, кто-то сгоряча надрал уши, иные, напротив, ощупывали его и спрашивали, цел ли.
В последнем имелись серьезные сомнения. Сгоряча Колька спрыгнул на гравий и пробежался по нему, но когда запал схлынул, его так пробило, что он, заорав, свалился сначала на бок, потом, когда к горлу подступило и начало рвать, перекатился на живот.
В перерывах между приступами тошноты Колька слышал, как кто-то начальственно гудит:
— Прекращаем балаган! Не толпиться! — и прочее.
Народ, наконец, расступился, образовав круг, и тут же дождь прекратился, тучи унеслись, и улыбнулось солнце. Как будто и не было ничего.
А Марков умчался куда-то на одном из этих вечно пробегающих и как будто не останавливающихся поездов, его и след простыл.
Колька поднял голову — здрасьте-пожалуйста, а вот еще головная боль. Перед ним стоял тот самый Яковлев, муровский лейтенант, который как-то заграбастал Пельменя с Анчуткой. Мозгов у него хватило ровно на то, чтобы обвинить мужиков в посягательстве на несуществующую честь известной гулены.
Тотчас возникла мысль о том, что и на этот раз добром дело не кончится. Лейтенант Яковлев, то ли не узнав его, то ли сделав вид, что не узнал, заговорил быстро, отрывисто:
— Фамилия, имя? Что произошло? Что делал на мосту? Отвечай толком.
Колька и попытался, но, поскольку зуб на зуб не попадал, получалось невнятно:
— Пожарский Николай. Пы-пытался догнать… того… с сумкой.
Тут откуда ни возьмись появился и Акимов, скинул плащ, собираясь набросить Кольке на плечи, и тут кто-то сказал:
— Серега, на вот, — и вместо плаща на плечах у парня оказался тулуп, грязный, едко пахнущий потом и креозотом. Зато стало тепло, и зубы перестали плясать, отбивая дробь. — Сам цел? Что с ногой? — вполголоса спросил Палыч.
Колька попытался объяснить, а бравый Яковлев не дал, продолжая выстреливать «очередями»:
— Кого догнать? Кто это был? Зачем полез на кран? — По всему было видно, что ответов он не ждет, и так ему все понятно, он лишь для порядка сотрясает воздух.
Колька Палычу все-таки ответил:
— Ц-цел, а вот нога того… да.
Акимов осмотрел и охнул:
— Ты что ж, босым гонял?! Граждане, вызывайте «Скорую»!
— Лейтенант, давай без самоуправства, — начал было Яковлев, но Акимов, молча козырнув в знак согласия, делал то, что считал нужным, то есть принялся поднимать Кольку.
Один железнодорожник остановил его:
— Давайте вместе, а то сейчас еще нахватает, — и позвал еще знакомых. Сообща подхватили под руки-ноги и поволокли Кольку под крышу.
Скорее всего, от боли и на нервах он ненадолго отключился, потому что опомнился, уже лежа на прохладном кожаном диване. Опасного Яковлева рядом не было, Палыч говорил с кем-то по телефону. Железнодорожник, осматривая его ступню, рискнул-таки выдернуть какую-то проволоку и тотчас обильно залил ее одеколоном. Колька спросил, не понимая, как по-дурацки звучит вопрос:
— А этот… где?
На что железнодорожник ответил:
— Кто ж знает? Искать надо. Состав срочный, вывозил металлолом. Может, уже на Трех вокзалах или все еще где-то у нас. Как говорится, одна нога здесь, другая там.
Акимов, вешая трубку, сказал:
— Не смешно, — и, подойдя к Кольке, спросил: — Что, гвозди не торчат?
Железнодорожник заметил:
— И вы тоже неудачно пошутили, — заметил железнодорожник. — Ну а по сути много мелких порезов, ссадин, что-то под кожей точно есть. Крупняк доставать не буду, пусть торчит как тампон, не стоит рану тревожить без надобности.
— Ты что ж, медик?
— Фельдшер. Да-а-а, угораздило. Как бы заражение не приключилось.
— Он у нас крайне везучий, — успокоил Акимов.
— Это я уже понял. Во время грозы по высокой металлоконструкции носиться и спуститься живым — это действительно удача.
— А между прочим, чего тебя туда понесло? — спросил у Кольки Палыч.
— Из ДПР Марков… — начал было Колька, но тут в помещение ввалился Яковлев и сразу накинулся на Палыча:
— Акимов, вопросы тут не тебе задавать!
— Так точно, — коротко отозвался Палыч.
— Твое дело — порядок на месте происшествия обеспечивать. О халатности после потолкуем, а теперь поработаем.
Он представился:
— Лейтенант Яковлев, второй отдел МУРа.
— Я знаю, — буркнул Колька.
— Да на здоровье, — разрешил железнодорожник, продолжая орудовать ветошью со спиртом, — и что с того?
— Кто таков? — спросил у него Яковлев.
— Доктор Айболит. И что?
Однако конфликта не вышло, поскольку прибыла «Скорая». Другой фельдшер, настоящий, деликатно потеснив своего «коллегу», быстро осмотрела Колькину ногу и сказала:
— Товарищи, его срочно надо в больницу. Помогите, пожалуйста, доставить в машину.
— Поможем, — кивнул Палыч и позвал с собой железнодорожника, чтобы не оставлять его с глазу на глаз с Яковлевым.
Тот вслед крикнул:
— Обязательно сообщите, в каком он отделении! — вслед крикнул лейтенант.
— Так точно! — прежним манером отозвался Акимов.
Они потащили Кольку к машине, и тот, вися на руках между Палычем и железнодорожником, смог тихо доложить:
— Марков, учащийся из дэпээр, зачем-то пырнул ножницами кассиршу, сумку забрал с получкой, я за ним погнался, он влез на мост… Сергей Палыч, он сам спрыгнул.
— Что, прям с сумкой сиганул? — удивился Акимов.
— Без сумки, без.
— Куда же она делась?
— Я не знаю… наверное, сбросил по дороге, пока мы бежали.
— Понял. Где бежали?
— От училища наискосок, квартал, где дровяные сараи, через лесополосу выскочили на пути, в трех сотнях метров от моста…
Они уже были около машины, и фельдшер поторопила:
— Сергей Палыч, мало времени, опасно.
— Простите, — сказал Акимов и, пристраивая больного в «Скорой», дал ему ценные указания:
— Если лейтенантик дернет на допрос — крути фиги, ссылайся на то, что болен, температура, несовершеннолетний. Доложу Сорокину, говорить только с ним, уже потом… в общем, ни слова без нас, понял?
— Сергей Палыч, сумка! — простонал Колька.
— Я понял, понял, — заверил Палыч, — езжай лечись. Осторожно.
Когда «Скорая» уехала, железнодорожник спросил:
— Пойду и я?
— Погоди, покурим. — Сергей уже прикинул в голове: из конторы Яковлев еще не выходил, значит, до того, как появится, пара-тройка минут есть. Он достал папиросы, предложил парню и спросил:
— Как тебя звать?
— Мы с вами тезки, а фамилия — Мурашкин.
— Приятно. Серега, ты видел, что произошло?
— А ты что, не видел?
— Нет, я со станции шел.
— Тогда да, видел кое-что. Мы как раз грузили, тут кто-то крик поднял. Вижу: двое лезут по конструкции, а есть у нее заземление или нет — никто не знает. А ведь гроза.
— Понял. Что дальше?
— Первый влез на мост, потом остановился и вцепился в железяки, второй — этот, которого грузили, Пожарский, что ли?
— Да.
— Ну вот к нему идет и руки тянет…
Сергей, холодея, уточнил:
— Не понял. Он что, к нему прикасался?!
Мурашкин признался, что теперь не уверен:
— Вроде бы дотронулся.
— Но… хотя бы не толкал?
— Что за вопросы?
— Обычные вопросы. Почему тот, первый, упал?
— А вот не знаю — упал или нет. Он как будто сам прыгнул.
— Но Колька его точно не толкал?
Мурашкин молча пожал плечами. Акимов спохватился и перевел на другое:
— Что за состав проходил, не заметил?
— Как не заметить, заметил. Сами их с утра и грузили.
— Что за груз?
— С расчистки площадки под новые цеха. Металл, арматура и прочее.
— А тип вагонов?
— Полувагоны, платформы открытые.
— Ага. И металлолом… ох, мать честная, — Акимов потер лицо, потряс головой, — ничего себе. Серега, а ты вот сказал, что первый цеплялся за мост. То есть у него обе руки были свободны?
— Верно. Обе руки были свободны, во, смотри сам, — и Мурашкин соединил руки кренделем, обнимая невидимую березку.
Все, кончилось время, из конторы показался начальственный Яковлев:
— Лейтенант, ко мне!
Мурашкин, сплюнув, отметил:
— Нарисовался. Ну, бегите на зов, а мне пора, — развернулся, прошел уже несколько метров, и тут его окликнул Яковлев:
— Гражданин, вы куда? Идите на место происшествия, нужны свидетели.
— Уже бегу, — то ли пообещал, то ли послал парень и тихо добавил: — Надо — пусть записываются на прием.
— А если я позову? — пожимая ему руку, спросил Акимов.
— Своим без очереди, — успокоил Мурашкин, — бывай, пока.
Он ушел, а Яковлев снова возопил:
— Акимов, заснул там, что ли?
Сергей прошел в контору, сразу взялся за телефон, попросил город, потом отделение. Отозвался Саныч:
— Остапчук.
— Ваня, это Акимов. Тут такое дело… — стараясь говорить как можно лаконичнее, он описал происшедшее.
— Ничего себе, — помолчав, проворчал Саныч, — и что?
— Я так полагаю, срочно народ на обходную тропу, от училища к железной дороге, через дровяные сараи, лес и пути.