— Что ищем?
— Я же сказал — сумку с зарплатой.
— Ну-ну.
— Принято?
— Да. Принял, — ответил Остапчук и повесил трубку.
Акимов тоже. И тут же Яковлев с интересом спросил:
— Что это сейчас было? И как у тебя собака работать будет, когда стадо бизонов пройдет по кустам?
— Собака поработает ровно до проезжей части и там потеряет след. А так, может, и матценности найдутся, — дружелюбно объяснил Сергей.
— Порядочки у вас, — ухмыльнулся Яковлев. — Каждый свои решения принимает, и никакой субординации.
— Я как раз хотел доложить, — объяснил Акимов, — что получена информация о том, что похищенная сумка с зарплатой для ремесленного училища может находиться по маршруту…
— Сперва эта глупая демонстрация со «Скорой», теперь вот это… — перебил его Яковлев. — Это ведь сокрытие следов в чистом виде и самоуправство.
— А мы ведь действовали по инструкции, — заметил Сергей, — оказывали помощь потерпевшему.
— Потерпевшего сейчас по кускам собирают.
— Что же хорошего, если еще и другой мальчишка ногу потеряет, а то и умрет от заражения крови?
— Это не мальчишка. Это тот, кого последним видели на месте преступления. Тот, кто мог нанести удар, тот, кто с места сбежал. И он сбежал, и зарплата пропала. По всему выходит, что подозреваемый?
— Вот оно как, — протянул Акимов и замолчал. А чего говорить, раз дело, судя по всему, раскрыто.
Яковлев, потеряв к нему интерес, развернулся и пошел к двери. Но все-таки на пороге остановился и добавил:
— Да! И рапорт на вашего капитана я, само собой, подам.
— Почему же на него? — спросил Акимов, ничуть не удивившись. — На меня надо бы.
— И на тебя, — «успокоил» Яковлев, — пора, давно пора перетрясти ваше болото, а то сплошное местничество, кумовство и самоуправство…
— Это вряд ли было бы возможно, — заметил Акимов. Кстати, я — летчик. А вы, надо полагать, особистом трудились?
— И им тоже, — улыбнулся Яковлев. — А знаете, мы с вашим братом частенько пересекались. Ну что, пойдем поработаем или сами управитесь?
— А это как прикажете, — отозвался Акимов, — вы — руководство, начальник.
Глава 4
Помнится, Сергеевна всегда подчеркивала, что Яковлеву не хватает опыта, а не энергии, и потому по некоторым направлениям ему даже сопутствовала удача.
В считаные минуты он развил такую бурную деятельность, что и состав остановили всего-то через станцию, там уже ждали с автокраном и всеми сопутствующими инструментами. Тело нашлось на одной из открытых платформ с металлоломом, насаженное, как на колья, на острые пруты. Потребовалось порядка полутора часов, чтобы вызволить его оттуда. Скорбные останки извлекли, упаковали и быстро отправили… Наступление по другому направлению — на Пожарского — также было развернуто поначалу весьма удачно, но там была серьезная линия обороны. В считаные часы, как только парня доставили в больницу, туда же был отряжен оперативный работник. Кто его знает, что случилось бы, если бы отправился сам Яковлев, а так гонец, молодой и неопытный, не прошел дальше сестринского поста на первом этаже. Он сначала не осознал масштабы своего фиаско, попытался требовать, потом начал просить и, наконец, чуть не умолять, чтобы его допустили к «охране подозреваемого».
— Кого? — переспросила старшая медсестра, давняя подруга Антонины Михайловны, и решительно заявила:
— Так, молодой человек. Никаких подозреваемых в нашем лечебном заведении не имеется.
— Но как же…
— А так. И ведите себя хорошо, иначе буду вынуждена сказать вам: пошел вон!
— Я больше не буду, — пообещал оперативник, разумно рассудив, что тут он просто отсидится и все будет хорошо, а если уйти и явиться к Яковлеву ни с чем, то вполне возможно, что следующим с металлолома будут выпиливать его.
В общем, он сдался и смиренно уселся там, где указали. Формально это вполне можно было счесть за несение дежурства.
А что же с поисками сумки по маршруту беготни Кольки и злосчастного Маркова?
Все-таки первым по их следам прошел никогда не ошибающийся овчар Анчар, а не толпа народа в поисках денег. В этом была, прежде всего, заслуга Остапчука и проводника-кинолога, старшины Кашина.
Куча народу уже толпилась у ремесленного, все рвались действовать. Анчар, небрежно развалившись на траве, то и дело позевывал, демонстрируя откровенное пренебрежение к публике. Остапчук, растопырив руки, удерживал и втолковывал:
— Граждане-товарищи, вы ничего не найдете, а только все затопчете.
Кашин вторил ему:
— Граждане, если сумку скинули и она где-то там, в лесочке, мы ее найдем. А если ее уже забрали, то хотя бы сможем определить направление движения похитителей. А вот если вы пройдете, то мы пути их не определим.
— Чьего? — выкрикнул кто-то.
— Сообщников, — спокойно пояснил Кашин.
Обстановка была не самая дружелюбная, но тут голос подал директор Семен Ильич:
— Между прочим, товарищи, из-за чего переполох?
Комендант общаги, она же завхоз, Раиса Александровна Асеева, старушенция колючая, как спираль Бруно, пристыдила:
— Вы что, с голоду помереть боитесь?
— А вы-то как раз на полном государственном обеспечении, — напомнил замполит Егоров Петр Ионович.
— Мы не из-за денег! — вылез Белов, последний, кого можно было заподозрить в сребролюбии.
— За нас беспокоитесь? — уточнила Асеева. — Так мы не пропадем, не бойтесь.
— Граждане, не будем ссориться, — поднял руки миротворец Кашин и пустил собаку.
Анчар лениво поднялся, потянулся, расправляя старые косточки, и так же неторопливо исследовал по периметру уже осмотренное место преступления. Потом двинулся по следу, не особо торопясь, то ли понимая, что уже нет смысла спешить, то ли жалея ноги своих спутников — Кашина и Остапчука. Первый-то ничего, сухой и бодрый, а вот Остапчук и в здоровом состоянии бегать не любил. Так что прошли с полкилометра, добрались до полосы полуразрушенных дровяных сараев. Тут Анчар несколько приободрился, нюхал тщательнее, то и дело останавливаясь, делал петли, как бы удостоверяясь, что правильно держит путь, и снова возвращался на след. У одного из ветхих строений он остановился, уткнул нос в землю, поскреб лапой и приглушенно гавкнул. Кашин, исследовав указанное место, вынул из ножен нож.
— Что там, Паша?
Кашин показал на ладони кусочек свинца:
— Вот, Саныч, пломба.
— Точно, — подтвердил сержант, — и даже от инкассаторской сумки. Вот только самой сумки нет.
— Сумки нет, — кивнул Кашин, — но главное, что мы на правильном пути. Анчар никогда не ошибается, — и обратился уже к своему другу: — Давай, мальчик, ищи.
Анчар поворчал, обошел поляну, по-прежнему тщательно принюхиваясь. Вдруг остановился и уселся на хвост. Кашин бережно разгреб дерн:
— А вот и след.
Остапчук присел рядом, пощупал, померил:
— И свежий. Смотри-ка, какой маленький, никак еще один пацаненок в деле?
— Каблучок не похож на детский, островат, — усомнился Кашин.
— Ну не баба же?
— Не знаю.
— Ладно, пойдем дальше.
Анчар уверенно прошел где-то с полтора километра и потерял след уже у новой дороги, которую Саныч не одобрял еще тогда, когда она была только в проекте.
— Куда она ведет? — спросил Кашин.
— В одну сторону — через железку, переезд в область, туда — к жилым кварталам, к дачкам, — объяснил Саныч.
Никаких видимых следов транспорта на ней не обнаружилось, хотя искали старательно. Добросовестный Кашин и недовольный Анчар обследовали обе стороны дороги, но след не возобновился. Остапчук тоже ничего не нашел.
— Что, Паша? Выпускаем народ?
— Да, пусть разомнутся, — вздохнул Кашин.
После них дотемна рыскало множество людей, в основном с молодым острым зрением. Обшарили каждую развалину, каждый куст, все углы, но, конечно, никакой сумки не обнаружилось.
Наутро стало известно, что кассирша Татьяна Макаровна скончалась, не приходя в сознание.
…Капитан Сорокин, который два дня до того отсутствовал, тотчас по прибытии отправился не на службу, а прямиком в больницу, к главврачу. Маргарита Вильгельмовна Шор, занятая писаниной многочисленных бумаг, представлений, отношений, сначала попыталась его выставить, потом сделать вид, что не понимает, о чем он, — но не на такого напала. Сорокин мягко, но наотрез отказался уходить, да еще и принялся укорять:
— Вот если бы я знал, что писать, я бы вам помог. А вы вот все знаете, все можете, все понимаете, а помочь не хотите.
Шор, наконец, сдалась и обреченно спросила:
— Чем помочь? Что вы опять от меня хотите?
— Прежде всего узнать о здоровье товарища Пожарского.
— За этими сведениями — в регистратуру, первый этаж…
— А там говорят, что мальчик напоролся на ужасный гвоздь, что пребывает в шоке, и консилиум ведет речь об ампутации.
— Это интере-е-е-есно, — протянула главврач и отложила перо, — от кого же вы получили такие интригующие, такие уникальные и абсолютно лживые сведения?
— От меня, Маргарита Вильгельмовна, — доверительно признался капитан.
— И смысл этого анекдота?
— Смысл в том, чтобы этот анекдот был рассказан любому товарищу из главка, который покажется на горизонте.
— Долго? — коротко уточнила Маргарита Вильгельмовна.
— Хотя бы неделю.
— Хорошо, попытаемся. Потому что у Николая на самом деле ничего серьезного.
— Постарайтесь, пожалуйста. Необходимо потянуть время. Потому что, как только всплывет факт его судимости, условного срока…
— Николай Николаевич, здесь дураков нет, — напомнила главврач и, перевернув несколько листков на настольном календаре, сказала: — Тэк-с… Как показывает мой профессиональный опыт, у мальчика будет сильнейшая реакция на противостолбнячную сыворотку… десять дней вас устроит?
— Вы золотая женщина!
— Работайте, — призвала она, оставив без внимания комплимент и делая пометку в календаре.
Глава 5
Маргарита Вильгельмовна всегда исполняла обещания. Ни в этот день, ни на следующий Яковлев не прорвался к больному Пожарскому. А потом медикам держать оборону и не пришлось, поскольку у муровцев достаточно было дел и в других местах, на окраину за каждым сопляком не накатаешься. Яковлев снял осаду, предупредив, что «этот» под подпиской, чтобы не то что город, район не покидал.