– Слушаю вас.
– Товарищ Яковлев… который ведет это дело.
– Да, мне это известно, – подтвердил Сорокин.
– Товарищ Яковлев сообщил, что основным подозреваемым является некий Николай Пожарский, помощник мастера ремесленного училища.
Капитан изобразил вежливое недоумение:
– Это новость. А товарищ Яковлев не пояснил, на чем основана версия?
– В детали следствия меня не посвятили. Насколько мне было объяснено, доподлинно не ясно, кто конкретно нанес удар. На орудии убийства имеются и отпечатки Пожарского, и именно он, по сообщению очевидцев, столкнул Маркова вниз с моста.
– Вот эти все вещи Яковлев хорошо разъяснил. Одного он не разъяснил – фактов, – вступил в разговор Остапчук.
– Каких же? – поинтересовался Эйхе.
– Факт пропажи сумки с деньгами. Факт того, что эту сумку кто-то забрал, предварительно сорвав пломбу, я ее сам отыскал. Факт того, что Пожарский не пытался скрыться с места происшествия, что пытался помочь, звал на помощь…
– И сумки при нем не было, – вставил капитан.
Заведующий, переварив все услышанное, отметил:
– А ведь вы знаете куда больше моего. Все, что вы сказали, мне неизвестно. Но я полагаю, что вам эти вопросы можно прояснить у товарища Яковлева. Вы лучше поймете друг друга.
Остапчук скрипнул зубами: «Умыл. И не поспоришь». А Николай Николаевич засомневался, в самом ли деле заведующий такой простачок: «Кто ж недоумка приставит к ответственному делу, разве возможно такое? Так что же, дурака валяет? А если они там все такие? Ведь проворонили же дэпээровские болезнь у ребенка… – Он вдруг ощутил, что под ложечкой начинает противно посасывать. Перед мысленным взором возникли врата в темный мир, из которого стройными рядами шли разнообразные дефективные малолетние, а те, которые должны как-то с ними разбираться, – неучи и ушибленные пыльными мешками тугодумы.
Он как раз трусливо прикидывал, не уйти ли на пенсию, когда упомянутый тугодум сообщил:
– А ведь я к вам не только по этому поводу.
– По какому же еще?
– Познакомиться. Отрекомендоваться лично. Заверить в готовности оказывать всякого рода содействия. Что там решат, на Петровке, никто не знает, а нам с вами тут работать.
Сорокин, вставая, прервал его:
– С этим я согласен. Но подчеркиваю: мы, прежде всего, будем выполнять все распоряжения, данные следователем.
– Мы тоже, – заверил Эйхе, поднявшись и протягивая руку. – Лично я в любом случае готов к сотрудничеству.
– Похвально, что ж, если у вас все…
– Уже ухожу.
До того как Эйхе выполнил свое обещание, хлопнула входная дверь, послышались голоса: Акимов заглянул в кабинет к Сергеевне, о чем-то они переговорили. Потом он собственной персоной возник на пороге. Увидев посетителя, козырнул и собрался обратиться к Сорокину: – Товарищ капитан, лейтенант Акимов… – но закончить фразу не успел, потому что медлительный белесый Эйхе, увидев Акимова, подскочил к нему, ухватил лейтенанта за руку и принялся трясти, приговаривая:
– Серега! Серега, неужто ты?
Акимов сначала ничего не понял, потом, опомнившись и присмотревшись, тоже обрадовался:
– Витька! Витюха, ну здорово!
Последовали крепкие объятья, хлопанье по плечам.
– Вы знакомы? – прервал мужское ликование Сорокин.
Акимов спохватился и доложил:
– Так точно, товарищ капитан. Летали вместе.
– Я у него был штурманом, – пояснил Эйхе.
Николай Николаевич, запнувшись, по-новому, с куда бо́льшим уважением глядя на подчиненного, все-таки призвал к порядку:
– Военное братство – дело святое, но поскольку рабочий день в разгаре, надеюсь, товарищ Эйхе нас извинит.
– Ухожу-ухожу, – сказал заведующий, последний раз выбил из товарища пыль и покинул помещение.
Как только он удалился, Остапчук тут же спросил:
– Штурман?!
– Штурман, – подтвердил Сергей, – и очень хороший. А то, что он странный, внимания не обращайте, это он такой всегда был, а потом еще контузия.
– Странный? Да он дышит с перерывами, – заметил Сорокин. – Как ты умудрился разминуться с такой-то черепахой?
– Я и не разминулся, – объяснил Акимов, – я пришел, а меня и на порог не пустили. Все под замками, только карга какая-то глухая орет из-за дверей: начальства нетути, никого не велено пущать!
– Так вот оно, начальство, из рук уходит. Бери ноги в руки, догоняй его – и вперед, в ДПР. Что выяснить не забыл?
– Никак нет.
– Аллюр!
После того как все протопали обратно к выходу, Остапчук признался:
– Я думал, или засну, или выдам ему разок, чтобы проснулся. Аж все поджилки тряслись треснуть, чтобы соображал быстрее. А Серега-то! Кремень! Я с таким бы на одном поле не сел, а он в небе летал!
Сорокин привел единственный довод, который мог объяснить все:
– И он уцелел, и Акимов. Стало быть, хороший штурман.
– Или другой вариантик, – упрямился Остапчук, – пару вылетов сделали, и Серега попросился в обоз.
– Ну довольно, прекращай! – приказал капитан. – Займись своими делами.
– Есть!
Глава 10
Акимов догнал троицу пришельцев лишь в следующем квартале. Эйхе говорил медленно, а перемещался достаточно быстро, хотя и старался приноравливаться к скорости своих спутников. Когда Сергей уже приблизился, Виктор, как раз остановившись, что-то расспрашивал у паренька, а тот морщился и отмахивался. Акимов окликнул бывшего однополчанина:
– Виктор Робертович! Обожди инвалида!
– Еще одного? – отозвался Эйхе, оборачиваясь. – Жду уж, жду. Я так и понял, что тебя за нами отрядят, только что ж ты так долго?
– Это ты быстро, – усмехнулся Сергей.
– Раз так, то пойдем, покажу тебе свой колхоз.
– Что ж, я с удовольствием. Только ты первый иди, а то у тебя такая уж цепная сторожиха, а у меня прививки от бешенства нет.
– Товарищ Чох – женщина смирная и дисциплинированная, – серьезно объяснил Виктор.
Пацаненок гоготнул и тотчас болезненно сморщился, потирая тощий живот.
– Товарищ… кто? – переспросил Сергей.
Эйхе без тени улыбки объяснил:
– Фамилия такая у женщины – Чох. Ты вот Акимов. Где-нибудь в Китае тебя бы тоже на смех подняли.
– Справедливо, – признал Сергей.
Прошли все вместе некоторое время, затем Акимов, знающий особенность своего товарища, заговорил сам:
– Витенька, как же тебя в заведующие занесло? Не сумел голову задурить начальству?
– Совершенно не понимаю, о чем ты.
– Все ты понимаешь. Как ты отвертеться не сумел? Ты вон даже моего капитана сбил с толку, а он вообще проницательный.
– Да, заметно, – двусмысленно подтвердил Эйхе.
– Помяни мое слово: вернусь – тотчас будут спрашивать, как я с таким штурманом дожил до Победы.
Виктор, подумав, предложил вариант:
– А ты так и поясни: мы так медленно летали, что все немецкие самолеты мимо проскакивали и растворялись в бескрайнем небе.
– Вот, все тот же, – отметил Акимов. – Ну так как угораздило попасть в историю? Я думал, после госпиталя ты отправился на хутор, учительствовать.
– Я и отправился, – подтвердил Эйхе. – Комиссовали меня, я к себе подался, но там никого из своих не осталось. Кого поубивали, кто с фашистами подался. Мой дом сожгли, я устроился у старосты, на нас за полночь налетели недобитки. Случилась заварушка, товарищи-волкодавы подтянулись. На мою голову.
– Почему?
– Да так как-то, – лаконично ответил Эйхе. – Когда мы с ними закончили, товарищи возражений не слушали: надо, мол. И приписали к местному отделению НКВД. Но там у руководства оказались нервы…
– Представляю…
– И перекинули в центральный аппарат, – без тени улыбки продолжал Виктор, – там тоже сначала потянули на руководство. Идите, говорят, секретарем райкома, будем бороться с кумовством.
– Как же…
– Так и я объяснял: пятая графа, и стажа партийного с гулькин нос, и в партию под прусским дубом принимали… ну ты помнишь.
– Помню.
– Мне в укор: не совестно, товарищ? Сами же в анкете написали, что образование – Центральная партийная школа, а теперь ваньку валяете.
– Витя, пощади! Откуда у тебя цэпэша?
– И я прямо обмер: где, когда, под каким градусом я это написал? Думаю, конец мой пришел. А этот еще пальчиком тычет – ну я вгляделся в свои каракули и ржать начал. Говорю: товарищ! Цэ-пэ-ша и есть церковно-приходская школа.
Акимов не выдержал, рассмеялся.
– Вот-вот, – подтвердил Виктор, – так и не вышло по партийной линии. И только я собрался обратно на хутор, учительствовать – они возьми и раскопай мое педагогическое училище, будь оно неладно. Так-так, говорят, вам прямая дорога по детской части.
– И ты не отвертелся.
– Там у руководства не было нервов, – смутно объяснил Эйхе, – давил на жалость, говорил, что не умею, и своих никогда не было, и вообще один у мамы, даже братьев-сестер не нянчил.
– Что, так и не обзавелся?
– Пока не сообщал никто, – хмыкнул Эйхе. – Говорят, это и к лучшему, прикипите, значит, к воспитанникам и станете вместо отца. Не завидую я этим, – прямо признался он, ничуть не смущаясь тем, что «эти» тут же, под рукой.
Но паренек вслух одобрил:
– Правильно. Честно. Главное, чтобы работал как следует, а любить нас необязательно.
– Справедливое замечание.
Так, болтая на разные, куда более легкие темы, дошли до бывшей «Родины».
Когда только подняли вопрос о том, чтобы разместить тут ДПР, за ремонт взялись бодро, но ограничились только возведением отменного забора с проходной и будкой для охранной гражданки Чох.
Теперь эта бдительная баба-яга при виде заведующего преобразовалась в радушную хозяюшку:
– Доброго денечка, Виктор Робертович. Мы вас заждались.
– А я отощал без вашей овсянки и молочка с пеночкой.
– Откормим, – решительно заявила товарищ Чох. Потом отобрала у него обоих ребят, сбросив очки на нос, просмотрела бумаги, которые заведующий ей вручил, и увела их, уже не беспокоясь о присутствии постороннего. Которого, между прочим, выгнала отсюда взашей м