– Граждане, туда нельзя. Звоните ноль-два, вызывайте «Скорую».
Увидев подоспевшего постового, потянулся козырнуть, но передумал, доложил просто:
– Товарищ сержант, тут стрельба с нападением.
– Ты кто такой? – сгоряча рявкнул Шамшурин.
– Я зашел насчет вклада, а тут…
Сержант вошел в пустое отделение. Солнечные лучи пробивались через листву фикусов и пальм, ложились на выскобленный, с раннего утра намытый пол. Перед стойкой валялся в квадрате света пистолет. Шамшурин, сглотнув колюче-ледяной ком, заглянул за перегородку – там лежал начальник отделения Воронин, под головой лужа крови.
И что-то поганым голоском нашептывало из-за левого плеча, что сына жена будет воспитывать одна, в лучшем случае несколько лет. Про худший думать не было желания…
Глава 1
Прошло порядочно времени. То и дело накрапывающий дождик сменялся снегом, на носу была зима.
В районе было мирно. Возникало подозрение, что Сорокин на старости лет становится старым брюзгой и визионером. Никаких чрезвычайных происшествий, которые можно было бы увязать с ДПР и его мимолетными воспитанниками, не случалось. Имели место некоторые обычные казусы – то растворится пакет с харчами, вывешенный за окно, то пропадет кое-что из белья, развешанного для просушки, то колесо у оставленного без присмотра велосипеда исчезает бесследно.
Николай Николаевич нудил, что, как пить дать, это все дело рук «дефективных». Ему справедливо указывали, что такого рода эпизоды случались и ранее и нет никаких оснований обвинять именно непорядки в ДПР. Тем более что к заведующему по настоянию руководства регулярно наведывались и Акимов, и Остапчук, и Сергеевна. И все возвращались с полными руками разнообразных характеристик, справок, копий пропусков, которые однозначно позволяли убедиться в том, что ни один сопливый нос за пределы проходной в одиночку не выходил.
Сорокин, скидывая все эти документы в ящик стола, вредничал и придирался: «Бумажечками-реестриками прикрываетесь. Работать никто не хочет, сплошная бюрократия», и прочее в том же духе. И никому из благородных подчиненных не приходило в голову напомнить ему его же сетования по другому поводу: все только геройствовать рвутся, а отписываться Пушкин должен?
Лишь Сергеевна как-то, не сдержавшись, позволила себе двусмысленное утешение:
– Товарищ капитан, зато, как только количество перейдет в качество, будет ясно, откуда ноги растут.
Вопреки обыкновению, Николай Николаевич предписал ей не замолчать и идти прочь, а всего-то оставить фантазии и прозорливость, что под определенным углом зрения можно было принять за согласие.
Если не принимать во внимание мелкие и недоказанные моментики, то в связи с появлением в районе ДПР никакой трагедии не разразилось. Заведующий Эйхе, несмотря на странности, с задачами справлялся. Если бы кому-то приспичило сопоставлять, как было и как стало, то он легко бы заметил, что постепенно его недоделанное хозяйство приходит в порядок. А вот как ему это удается, за чей счет и чьими силами, учитывая, что никаких посторонних бригад в районе не было, – оставалось загадкой для всех. Исключая нескольких людей.
Например, Светка Приходько прекрасно знала, по какой причине Яшенька в последнее время культурным программам и уютным посиделкам на «даче» предпочитает сон в любом положении, можно и стоя, если никто не мешает.
И Тоська Латышева знала, почему Андрюшенька начал ей в стирку подсовывать рубахи куда чаще, и характер пятен стал мерзким, нетипичным – горюче-смазочные материалы, причем в таком количестве, что никак нельзя было принять их за обычные производственные загрязнения. Ну и конечно, к изучению русской классики Андрюша окончательно охладел: если и удавалось его пристроить к делу, то через несколько страниц он начинал клевать носом и тут же засыпал. Тося как-то попыталась напомнить ему о праве на отдых, робко припугнуть проработкой за рвачество, но Пельмень в ответ лишь грубо расхохотался:
– Имел я в виду ваши посиделки. Я не в комсомоле.
Колька не знал, что Анчутка и Пельмень колымят по-черному, до тех пор, пока однажды до него не дошло: а ведь он друзей-балбесов сто лет не видел. Раньше они чуть не каждый день встречались, а теперь оба как в воду канули. Поскольку Ольга милостиво согласилась оставить его в покое и отправиться «культурно обтесываться» в компании с мамой, Колька, прихватив банку с пивом и три воблы, завалился к друзьям в общагу.
Там все было по-прежнему, но только наполовину: Андрюха традиционно курил канифолью и орудовал раскаленным жалом, а вот Анчутка, вместо того чтобы шляться невесть где, мороча голову девчатам, дрыхнул без задних ног.
Андрюха, увидев приятеля, обрадовался и выставил стаканы. Хлебнули, покурили, поболтали, а потом Пельмень вынул газетный сверток, из него несчастную беззубую шестерню и попросил:
– Такую бы и еще одну на запас. Сможешь?
Колька повертел «инвалидку» в руках и ответил:
– Да вроде бы. А чего ты к здешним токарям не обратишься, у них все-таки опыта побольше. Дядька Павел мастер первостатейный.
– Не, не хочу светиться. Мужики ничего, а Тоська уже губу топорщит насчет левачества-рвачества, – объяснил Пельмень.
Колька, рассматривая детальку, спросил:
– Ты чего это, в колхоз какой подался? Это же вроде на трактор.
Андрюха ответил лишь на второй вопрос:
– На него.
– Откуда трактор, буржуин?
– Так это не у меня. Погоди, а я что, тебе ничего не говорил?
– Мы с тобой сто лет не виделись, а ты и не заметил?
– Не заметил, – весело признал Пельмень. – Мы с Яшкой с утра на смену, а вечером и на выходные – в «Родину», ну то есть в этот ДПР. Анчутка отделку взял, а я им проводку потихоньку делаю, одновременно трактор до ума довожу, есть там у них один «инвалид».
До Кольки, наконец, дошел смысл происходящего:
– А, так вы туда калымить пристроились. Ловко! Что за люди-то там?
– Люди как люди, две руки, две ноги. Заведующий все оговоренное до копейки вносит, да еще и настаивает, что харчи их. Хороший мужик, честный, на Батю похож.
Колька хотел было подколоть, но не стал. Про Батю – Кузнецова Пельмень до сих пор слова плохого не сказал и всем прочим в своем присутствии запрещал.
– Потом мамка Зоя Чох. – Глаза Пельменя потеплели, он аж причмокнул. – Чудо-тетка, а готовит – закачаешься! Медик есть, добрая бабуля, вечно что-то про витамины толкует. Яшке прописала какие-то порошки-капли…
– И что, помогли?
– Наверное. Он их вон под подушку прячет. Может, и помогает.
Тут Яшка заворочался на своей койке и, потягиваясь, подтвердил:
– Хорошая тетка, добрая. Все про здоровье воркует. И чего это с ней Маргарита не поделила?
– Ты Шор имеешь в виду? – уточнил Колька.
– Ну да. Я заскакивал как-то в больничку – она попросила подправить потолок в кабинете – и что-то упомянул Галину Ивановну, просто к слову пришлось. Она так зубами заскрежетала, аж дым пошел. Ну то есть промолчала, конечно, но видно было, что взбеленилась вся.
Далее Яшка взял слово и принялся рассказывать про внутреннее устройство, как неудачно предыдущие «умельцы» выводили «углы», критиковал неведомых строителей, которые возвели такое здание. Хвалил кулинарные шедевры товарища Чох и щедрость товарища Эйхе.
Колька слушал уже рассеянно, изучая шестерню: «Ну так себе деталька, уже даже не уставшая, а сдохшая, дважды, а то и трижды воскресшая. Такую можно, наверное, сделать, где-то видел похожий чертеж, надо у Ваньки уточнить…»
Тут он услышал странные слова, которые привлекли его внимание:
– Погоди, погоди, ты о чем толкуешь?
Яшка, прервавшись, уточнил:
– Я говорю, что орел Божко у них. А что?
– Орел Божко? – переспросил Пожарский.
– Ну да.
– И кто у них этот Божко?
– Божко – это эвакуатор, – пояснил Пельмень, не отрываясь от пайки, – человек героической профессии. Собирает всех этих малолетних и развозит, куда следует – кого к родителям обратно, кого в колонии, кого куда.
– Во товарищ! – показал палец Анчутка. – Причем руки одной нет, а такие фокусы в карты вытворяет – ну шедеврально! Они у него веерами летают.
– Руки нет? – озадаченно переспросил Колька. – Куда ж она делась?
– А я знаю? – пожал плечами Яшка. – Не станешь же спрашивать. Может, ранение. Ну ему это все равно не мешает…
Тут Анчутка принялся рассказывать, как они с Божко нашли друг друга, как Божко этот любую карту угадывает, даже некрапленую…
А Колька все удивлялся совпадению. Места для подозрений нет и быть не может, чего такого, если брат с сестрой, ну или муж с женой занимаются общим делом? «Может, у них два эвакуатора? Да нет, вторую не упоминает, говорит только про одного эвакуатора. Обо всем другом персонале уже не по разу талдычили, а про девчонку нет. Может, она из другого учреждения? Ну съездила, отвезла ребят и махнула обратно», – думал Пожарский и, наконец, спросил:
– А звать-то как?
– Юрий, – сообщил Анчутка. – А что, знакомы?
В ответ Колька открыл рот и повертел у зубов пальцами:
– Передние кусалки у него вот так не развернуты?
– Нет, с чего ты взял? – удивился Яшка и продолжил какую-то свою увлекательную историю, уже ни на что не отвлекаясь.
«Ну и дела», – еще раз удивился Колька и… забыл. Если лично тебя странности не касаются, то можно с легкостью запихать их куда подальше. Если что-то серьезное, все равно само всплывет или выкопается…
Глава 2
Помнится, Николай Николаевич сидел себе в кабинете, пил чай и переживал насчет того, что слишком тихо. Как пить дать, вот-вот начнется что-то особо пакостное, и хорошо бы не со стрельбой. Он за собой с возрастом все чаще замечал такое: маячит перед мысленным взором какая-нибудь дрянь, для которой никаких оснований в осязаемом мире нет. И отгоняешь от себя этот морок, чтобы не выедал мозги, и уже почти отгонишь – и тут же случается примерно то, что маячило…
Сорокин для себя решил, что это все – жизненный опыт и логика. Живешь долго, нет ничего нового под солнцем, поэтому все происходит по кругу, и приходится с этим мириться. Вот как раз только-только пришла на ум мыслишка о том, что давненько никаких пакостей не приносили на серебристых крыльях из поселка героев-летчиков, все ли у них в порядке? И тут же, как по заказу, в дв