Мэр распахнул дверь, не позволив дочери самой дотянуться до ручки внутри, и они крепко обнялись, причем плакали оба.
Потом Сэндерс через плечо Клэр посмотрел на меня, улыбнулся и сказал:
– Спасибо вам за все, мистер…
Однако я поторопился захлопнуть пассажирскую дверь.
– Пока с этим повременим, – произнес я и нажал на педаль акселератора.
Глава 61
Огги ждал меня на углу в нескольких сотнях ярдов ниже по улице от дома Пирс на сиденье своего «субурбана». Я остановился рядом и опустил стекло с правой стороны. Огги, который, вероятно, знал наизусть, кто и какую машину водит во всем Гриффоне, заметил:
– Кругом творится черт знает что, а ты, кажется, нашел время приобрести новый автомобиль.
– Не заметил, есть ли там кто-нибудь? – спросил я, указывая дальше вдоль улицы.
– Никто не входил и не выходил, но рядом не видно ни одной машины, так что, думаю, хозяев нет. – Он сделал паузу. – Не считая, конечно, заточенного в подвале Гарри. – Огги бросил на меня скептический взгляд, и я его вполне понимал.
– Есть еще кое-что, о чем мне нужно с тобой поговорить, – сказал я. – Речь пойдет о Скотте.
– Это связано с тем, что, по-твоему, происходит в том доме?
– Не совсем.
На лице Огги отразилось нечто вроде сочувствия.
– Никого смерть Скотта не опечалила больше, чем меня, Кэл, но не лучше ли нам решать проблемы по отдельности?
Я не мог не думать о Рикки Хейнсе, но признал справедливость его замечания. Мы прибыли сюда, чтобы найти Гарри Пирса.
Не ответив, я проехал еще сто ярдов вдоль улицы и припарковался напротив дома Филлис Пирс. Огги последовал за мной, но сразу же свернул на подъездную дорожку и остановился почти у самого крыльца. Подходя к нему, я снова обратил внимание, как сильно разрослась на лужайке трава. После бегства Денниса у Хупера так пока и не нашлось рабочих рук, чтобы обслужить всех постоянных клиентов.
Мы вместе поднялись по ступенькам. Учитывая, что Огги был шефом местной полиции, я предоставил ему право первым нажать кнопку звонка.
– Ты же считаешь, что дома никого нет, – заметил я.
– На всякий случай, – отозвался он.
Прошло двадцать секунд, но дверь никто не открыл. Огги толкнул ее. Она оказалась заперта. Я не был настолько наивен, чтобы спрашивать, нуждается ли Огги в ордере. Впрочем, мне в любом случае не хватило бы терпения дождаться его доставки.
– Давай обойдем вокруг дома, – предложил он. – Прежде чем высаживать дверь, хочу убедиться, что нет другого входа, оставленного открытым.
Мы зашли со стороны заднего двора и подергали дверь там. Но и она была на крепком замке. Не попалось нам и ни одного окна, через которое мы смогли бы проникнуть в дом. Несколько окошек выходили наружу из подвала на уровне земли, но Огги не проявил к ним интереса:
– Я слишком стар, чтобы протискиваться в такие щели.
Мы вернулись к главному входу.
– Что ж, начали. – С этими словами Огги отошел и нанес удар каблуком ботинка чуть ниже ручки.
Дверь устояла.
– Дьявол! – крикнул он. – Я себе чуть коленный сустав не вывихнул.
– Дай-ка мне приложиться. – Я ударил в дверь с такой силой, что косяк дал трещину.
После второй попытки Огги дверь распахнулась.
– Видимо, Филлис выставит за это крупный счет, – сказал он.
Мы вошли в дом. Огги выкрикнул:
– Эй, хозяева! Это полиция! Кто-нибудь есть дома?
В ответ не донеслось ни звука.
Мы открыли несколько внутренних дверей. За двумя находились стенные шкафы, за третьей – ванная комната. Четвертая дверь, располагавшаяся рядом со входом в кухню, скрывала лестницу, ведущую вниз.
– После вас, – уступил мне дорогу Огги.
Я включил свет. В подвале оказался низкий потолок, и его отделка не была окончательно завершена. Вместо светильников на проводах свисали голые лампочки. Бетонные стены не обили деревянными панелями. Здесь находилось с полдюжины различных помещений, но только в двух из них стояла какая-то старая мебель. Еще одно плотно заставили металлическими канцелярскими шкафами для папок с документами. Огги выдвинул верхний ящик одного из них и заглянул внутрь.
– Бумажные дела «Пэтчетса», – прокомментировал он.
Отдельное место было отведено для стиральной и сушильной машин с рядами вешалок. Там же, на полке, виднелись пятна от жидких гелей для стирки и кондиционеров для белья, посреди которых стояли и сами бутыли с химикатами и концентратами.
– Здесь начался пожар, – сказал я.
– Вот как? – буркнул Огги.
– Это и привело сюда Денниса. Дым от загоревшейся сушилки. Полотно, должно быть, подхватило пламя. Посмотри, а вот и огнетушитель на стене.
В дальнем углу прачечной находился короткий коридор с дверью в конце.
– Огги! – Я выразительно посмотрел на него.
Он бросил взгляд на дверь, а потом на меня.
– Да, наверное, стоит проверить.
Я бросился туда первым. Дверь оказалась заперта на навесной замок. Я принялся стучать в нее.
– Мистер Пирс? Вы слышите меня, мистер Пирс? Мистер Пирс!
Огги подхватил:
– Это Огастес Перри, мистер Пирс. Шеф местной полиции. Мы пришли, чтобы освободить вас.
Рядом с дверью находилось глухое подвальное окошко, располагавшееся в футе от потолка, и точно, как описывала Клэр, на подоконнике лежал ключ. Я схватил его, вставил в замочную скважину, повернул, и замок открылся. Я положил его на подоконник вместе с ключом, с трудом сдерживая дрожь в пальцах.
Огги приложил руку к двери и толкнул ее.
– Фу! – не сдержался он, когда мы уловили вонь, которую попытались заглушить большим количеством лизола. Какая-то смесь плесени, запаха от трупиков дохлых крыс, мочи и бог весть чего еще.
Теперь дверь открылась настежь. Я оказался совершенно неготовым к тому, что увидел. Мне представлялась совсем другая картина.
В комнате валялись обломки старой мебели, кипы журналов, магнитофон без ручки и коробки с кассетами на восемь дорожек. Позади каких-то еще картонных коробок в углу притулилась металлическая кровать на колесиках, покрытая грязным матрацем, пестрым от пятен. Склад для ненужной рухляди, освещенный лампочкой без абажура, свисавшей с потолка на проводе.
И все.
Никакого Гарри Пирса.
Огги повернулся ко мне и сказал:
– Когда Филлис пришлет счет за выломанную дверь, я переправлю его тебе.
Глава 62
Филлис отпирает дверь и говорит ему, сияя улыбкой:
– Вот и наступил твой счастливый день.
Гарри Пирс садится в кровати.
– О чем ты?
– О мороженом, – отвечает она. – Мы отправляемся есть мороженое.
Гарри смотрит на нее с недоверием.
– Не надо попусту дразнить меня.
– Но я говорю правду. Мы в самом деле сделаем это.
Он становится похож на ребенка, которому подарили новую плюшевую собачку.
– Тогда это действительно лучший день в моей жизни!
Ее не перестает поражать, насколько он со временем все больше впадает в детство. Когда-то такой буйный и неуправляемый, теперь Гарри послушен и покорен, стоит пообещать ему самое элементарное удовольствие.
– Да, время пришло, – кивает Филлис. – Сейчас самый подходящий момент. Но нам потребуются немалые усилия, чтобы поднять тебя наверх. Не жди, что мы успели за эти годы установить в доме лифт или рампу для инвалидного кресла.
– Это ничего, – отзывается он, свешивая с постели ноги и наклоняясь вперед, чтобы ухватиться за кресло-каталку. – Мы как-нибудь справимся.
Он приподнимается над кроватью, разворачивается и падает на сиденье кресла. Если его ноги с годами ослабели и стали тощими, как палки, то руки, наоборот, налились мускулатурой от необходимости постоянно то поднимать себя с кровати в кресло, то возвращаться обратно. Хотя места для того, чтобы кататься в кресле, у него совсем немного. Комната, где он провел последние семь лет своей жизни, размерами всего десять на десять футов, да и это пространство не все свободно. А атмосфера здесь далека от здоровой: холодный бетонный пол, стены из шлакоблоков в смеси с цементом. Поэтому Филлис изредка разрешает ему прокатиться по всему подвалу мимо стиральной машины в комнату для шитья и рукоделия, а порой даже в мастерскую, столь любимую им прежде, где все еще сложены в образцовом порядке гаечные ключи и прочие инструменты.
Но каждый такой выезд за пределы камеры заставляет ее нервничать. Если бы в дом нагрянул нежданный гость, ей пришлось бы спешно возвращать Гарри на место, закрывать дверь, навешивать замок.
Филлис убеждает себя, что эту комнату и нельзя считать тюремной камерой. Долгое время помещение служит палатой для выздоровления Гарри, где она и Ричард лечат его, присматривают за ним, заботятся о том, чтобы силы к нему вернулись. Конечно, он уже никогда не станет прежним. Даже близко похожим на себя самого. Но что сделано, то сделано. Нужно научиться справляться со столь скверной ситуацией наилучшим образом, и разве они не сделали для него все возможное? Разве не стремились к этому изо дня в день?
Оглядываясь назад, ей приходится признать, что они все-таки допустили ошибки. Могли в чем-то поступить совершенно иначе. Например, если бы они сразу вызвали «Скорую помощь» после того, как Гарри свалился с лестницы, медики, вероятно, успели бы что-то предпринять. Но кто тогда мог предположить, что его полностью парализует ниже пояса, а позвоночник окажется, по всей видимости, сломанным? Откуда простому человеку знать такие вещи? И слишком многое было поставлено на карту. Ведь Ричард тогда только что стал сотрудником полиции Гриффона. Перед ним открывались блестящие перспективы. Разве стоило лишать его будущего всего лишь из-за единственного неверного решения? Разве справедливо по отношению к нему?
Если разобраться, то виноват во всем прежде всего Гарри. В целом он был хорошим человеком, нельзя не признать. Он очень поддержал Филлис, когда много лет назад она потеряла первого мужа: утешал ее, помогал обустроить дом, приглашал ужинать, брал их с сыном в поездки по Калифорнии и Мексике. К Ричарду он относился как к собственному сыну. Гарри искренне любил его, а мальчик, отчаянно нуждавшийся в мужчине, который заменил бы отца, отвечал полной взаимностью. Прежде всего именно из-за теплых отношений между ними Филлис разрешила Гарри переехать к ним, а потом и приняла его предложение и вышла за него замуж.