От входной двери моего дома донеслись женские крики. Я посмотрел туда и увидел, как на пороге, спотыкаясь, показалась Филлис. Руки ее теперь были свободны, зато все лицо покрывали кровавые полосы – там, где она оторвала пальцы вместе с лоскутами кожи. Тут же позади нее в дверном проеме появилась Донна. Она держала пистолет, но с беспомощным видом, словно говорившим: «Я все равно не смогу в нее выстрелить».
Рикки уже подошел к машине Филлис почти вплотную. Привстав на колено, я выставил пистолет поверх багажника и крикнул ему:
– Стоять!
Рикки тут же поднял пистолет и выстрелил. Я снова укрылся за машиной. Раздался второй выстрел. Кажется, это Огги пытался заставить Рикки остановиться.
Хейнс вдруг быстро обогнул машину, направил оружие на меня и на ходу спустил курок, но промахнулся. Затем резко развернулся и нацелил пистолет в сторону Огги. Приподняв голову, я увидел, что мой шурин, распрямившись во весь рост, бежит в сторону дома.
Наведя «глок» в центр тела Рикки, я нажал на спуск.
Один раз.
Второй.
Рикки покачнулся так, будто его огрели невидимым мешком песка. Он стал заваливаться влево, выставив руку, чтобы смягчить падение, когда его ладонь коснулась тротуара, она уже не могла служить ему опорой. Он упал, превратившись в бесформенную груду плоти.
Секундой позже рядом с ним оказался Огги и сразу же наступил ботинком на руку с пистолетом. Хейнс даже не шелохнулся.
Мимо меня пробежала Филлис. С оглушительным визгом она опустилась на колени рядом с сыном, обвила его руками и зарыдала. Огги наклонился, вынул пистолет из пальцев Рикки и направился ко мне.
Но внезапно на его лице появилось выражение тревоги. Он посмотрел куда-то мне за спину.
Я тоже повернулся.
В десяти футах ближе к дому стояла Донна, глядя вниз и прижимая ладони к животу. Под ними быстро расплывалось темное пятно.
Донна встретилась со мной глазами и произнесла:
– Что-то не так, Кэл. Кажется, что-то совсем не так.
Две недели спустяГлава 67
Филлис Пирс выжила в перестрелке, и вся история стала достоянием гласности. Как однажды вечером ее сын ударил стулом по спине Гарри Пирса и тот упал с лестницы. Как Филлис с Ричардом скрыли преступление, сфальсифицировали его гибель и тайно содержали потом взаперти семь лет.
Остальные подробности были нам уже в общих чертах известны.
Филлис предстала перед судом по целому набору обвинений, включая незаконное лишение свободы и убийство своего мужа Гарри Пирса. И хотя она не задушила Анну Родомски и не застрелила Денниса Маллавея, ее признали соучастницей и этих преступлений.
«Пэтчетс» выставили на продажу.
Огастес Перри подал заявление об отставке с поста начальника полиции Гриффона, и Берт Сэндерс принял ее. Огги посчитал, что действия офицера Рикки Хейнса настолько скомпрометировали его как руководителя, что он больше не имел морального права возглавлять свое ведомство. Они с Берил начали поговаривать о переезде во Флориду.
Он так же хотел оставить Гриффон в прошлом, как и я. Это место тяжким бременем легло на наши души.
Мы оба чувствовали себя надломленными.
Хейнсу, разумеется, никакой суд уже не грозил. Когда его привезли в реанимацию, он не подавал признаков жизни. Думаю, он умер раньше, чем его тело повалилось на землю.
Я не хотел убивать его, но и особых сожалений по поводу совершенного не испытывал. Прежде всего, я убил его, когда он стрелял в моего шурина.
А потому это стало той самой пресловутой допустимой самообороной.
Однако в моей голове мелькали совсем другие мысли после того, как я дважды нажал на курок.
Это тебе за Скотта.
В тот момент я не знал и лишь через несколько секунд понял, что и за Донну тоже.
Одна из шальных пуль, выпущенных Хейнсом на бегу к машине, просвистела мимо меня, миновала Филлис Пирс, но угодила в живот Донне.
Я же говорил ей оставаться в доме.
Я же ей говорил.
Еще за несколько мгновений до этого все для нас складывалось удачно. Я думал, что Филлис повредила Донне запястье, а на самом деле моя жена просто прятала в рукаве баллончик с фиксирующим химикатом.
Очень умно.
Некоторые считали, что, несмотря на весь ужас случившегося, мне может принести некоторое успокоение мысль о том, как быстро и без мучений скончалась Донна.
Люди часто говорят несусветные глупости, пытаясь тебя утешить, и порой трудно поверить, что они несут чушь от чистого сердца и от искреннего сочувствия. Наверное, им кажется, что во вселенском масштабе, в бесконечном потоке времени пять минут действительно очень быстротечны.
Но это не так.
Они тянутся и тянутся, когда тебе приходится осторожно укладывать свою жену на траву, сворачивать пиджак, чтобы положить ей под голову вместо подушки, зажимать ее рану, повторяя, что все будет хорошо, вслушиваясь в сигналы «скорой помощи», не слыша их и гадая, почему они так долго не могут сюда доехать. Когда ты встаешь на колени, нежно касаясь ее лица и волос, говоришь, что очень любишь ее и что ей нужно продержаться совсем немного – врачи уже в пути, – а потом наклоняешься ближе к ее губам, чтобы уловить еле слышные слова о том, как любит тебя она, как ей страшно. А потом ее вопрос: что ты хотел сказать мне, милый? И ты отвечаешь: мне очень нравится идея прокатиться на том фуникулере. Как только ты поправишься, мы уедем отсюда. И она шепчет: да, это будет прекрасно. Но ей же почти нечего надеть для такого случая, а сейчас она что-то совсем плохо себя чувствует. И ты снова повторяешь, что с ней все будет в порядке. «Скорая помощь» уже близко, хотя ты по-прежнему не различаешь даже далекого завывания сирены, а жена находит силы, чтобы приподнять руку и погладить тебя по щеке, сказать, что ей теперь уже даже не так больно и почти совсем не страшно. Все и в самом деле будет хорошо. Но ее рука вдруг отрывается от твоей щеки и падает на грудь, глаза стекленеют. Когда «скорая помощь» наконец прибывает, это теперь не имеет никакого значения.
Пять минут. Долгие пять минут.
Глава 68
Я не ожидал, что на похороны соберется столько народа. Не меньше сотни человек. Коллеги по работе, как и все сотрудники полиции Гриффона, любили Донну гораздо больше, чем она, наверное, сама осознавала.
Я, конечно, знал, что Огги непременно придет – Донна ведь была его сестрой, – но все равно удивился, увидев, как он двигается вдоль церковного прохода под руку с Берил. Хотя удивило меня не его появление, а то, насколько события последних дней состарили его. Жена смотрелась совсем малышкой рядом с его могучей фигурой, похожей на вековой дуб, но складывалось впечатление, что ей приходилось поддерживать Огги, пока они добирались до своей скамьи.
Горечь и чувство вины разъедали нас изнутри подобно раковой опухоли. И мэра Берта Сэндерса не минула та же участь. Он наверняка мысленно постоянно спрашивал себя, почему не уделял должного внимания Клэр и так легко поверил ее выдумке о поездке к матери в Канаду.
Пришла Анетта Рэвелсон вместе с мужем Кентом и села как можно дальше от мэра Сэндерса.
Я испытал облегчение, когда Берт вызвался сказать несколько слов о Донне. Я знал, что сам не смогу сдержать эмоций, а когда обратился к Огги, не хочет ли он произнести прощальную речь, тот в ответ лишь едва заметно покачал головой.
– Тьма объяла наш город, – проговорил Сэндерс. – Мрак коснулся каждого из нас, но некоторых он затронул особенно сильно, и мы теперь скорбим по ним.
Он имел в виду, конечно же, и Анну тоже.
Но не Рикки.
Сэндерс подготовил свою речь. И потому вместо банального прощального слова, куда следовало всего лишь вставить новое имя, он, опросив всех, кто хорошо знал Донну, нарисовал перед собравшимися скупой на детали, но трогательный портрет женщины, успевшей столь многого лишиться в жизни.
Затем, если не считать молитвы священника, надгробную речь произнесла еще давняя подруга Донны. Они вместе учились в начальной и в средней школе, Донна все эти годы поддерживала с ней связь. Подруга говорила затертыми, штампованными фразами, но это получилось очень мило. Так мне позже сказали, поскольку ее я уже не слушал. Мне представлялось, что я нахожусь в каком-то совершенно ином месте с Донной и Скоттом. Когда я сидел в церкви, как мучительно мне хотелось поверить в христианское учение, благодаря которому и возвели это здание! Но я не ждал, что однажды снова встречусь с ними на небесах.
Пришли Скиллинги. Шона, разумеется, выпустили из-за решетки на следующий день после смерти Донны. Его родители теперь громогласно грозили судебным иском против городских властей Гриффона и персонально против Огги. Я готов был держать пари, что иск поддержит семья Родомски.
Они сделают то, что считают необходимым.
Служба закончилась, и люди потянулись мимо меня к выходу, выражая свои соболезнования.
Я был поражен, когда неожиданно увидел перед собой Фрица Бротта, владельца мясной лавки. Он взял меня за руку и с силой пожал.
– Прочитал обо всем в газетах, – сказал он. – Сожалею о вашей утрате.
– Спасибо, – отозвался я. – Все собирался позвонить вам. Я кое-кому пообещал похлопотать за него.
– Тони, – угадал Фриц.
– Да, за Тони Фиска… Я тут попал в одну неприятную ситуацию… И он пришел мне на помощь. Я обещал ему поговорить с вами и, может, попросить изменить решение, дать ему еще шанс. Никаких гарантий, разумеется, но я чувствовал себя обязанным хотя бы попытаться.
Фриц понимающе кивнул:
– Он сам приходил ко мне.
– Неужели?
– Да, зашел, наверное, через день после вашей встречи. Заявил, что вы со мной побеседуете и непременно заставите снова взять на работу.
– Так мы не договаривались, – заметил я.
– Я догадался об этом и прямо сказал. А Тони вдруг достал пистолет и принялся размахивать им перед моим носом, обзывая последними словами, и мне даже на секунду показалось, что он начнет стрелять.