Глава 23
Дверь в медпункт оказалась заперта. Димыч дернул еще разок посильнее и растерянно оглянулся.
Вид у него сейчас был что надо. Глаза красные и опухшие, на лбу синяк — это он к гидранту неосторожно приложился, одежда мокрая.
Про свой внешний вид я старалась не думать. Чего зря расстраиваться? Приводить себя в порядок все равно некогда. Димыч, правда, пытался меня куда-нибудь спровадить. Заявил даже, что все, что могла, я сегодня уже сделала, пора дать людям от меня отдохнуть и поработать спокойно. Тем более, сейчас может быть небезопасно. Я сделала вид, что не понимаю его намеков, и заявила, что опасностей не боюсь, в крайнем случае, спрячусь за его широкой спиной.
«Ты ей, главное, пистолет не давай подержать», — встрял Вадим.
Володина Димыч запер в каюте, поставив возле двери и окна по матросу. А сам в компании старпома, боцмана Сергеича и третьего штурмана пошел «брать» Алекса, отдыхающего в медпункте. Мы с Вадимом тоже, конечно, пошли. Куда же без нас?
И теперь пялились на запертую дверь. Первым сообразил Сергеич:
— Так ведь ночь. Вот дверь и закрыта.
— Там ведь больной, — напомнил Вадим.
— Ну, и что? Больной спит. А в медпункте лекарства, врач за них ответственность несет. Да вы не переживайте, сейчас доктора найдем, она и откроет дверь.
Отправили матроса за врачихой. Пришла она быстро, словно готова была к такому позднему вызову.
— Извините, Людмила Ивановна, что разбудили, — церемонно начал старпом, — но дело не терпит отлагательств.
— Да я не спала. А что случилось?
— Дверь откройте, — потребовал потерявший терпение Димыч.
— Зачем?
— Надо. С пациентом вашим побеседуем немного.
— А его нет.
— Как нет? — старпом ошалело уставился на Людмилу Ивановну.
— Ему лучше стало, и он в каюту пошел ночевать. Там ему удобнее.
— Давно ушел?
— Да нет, с полчаса всего. А я медпункт закрыла и к себе пошла. Даже вот лечь еще не успела, как видите.
— Людмила Ивановна, как же так? Мы же договорились, что пациент пока останется под наблюдением, — сунулся вперед возмущенный Вадим.
— Так ему лучше стало. Чего держать-то, если лучше?
Переглянувшись, Димыч с Вадимом бросились к лестнице.
В это время по правому борту раздался знакомый скрип и скрежет. Странно только, что раздался он посреди ночи, хоть и белой. Мы привыкли его утром слышать, как раз перед экскурсиями на какой-нибудь дикий берег.
— Что это? — прислушался Димыч, замерев на ступеньках.
— Мотобот спускает, — хлопнул себя по колену третий штурман. — Уйдет, гад!
Все, не сговариваясь, бросились к выходу на палубу.
Мотобот, тарахтя мотором, отошел от правого борта теплохода и направился по течению в сторону маячившего на горизонте Хромовска — конечного пункта нашего круиза.
— Умный паразит, — оценил Сергеич. — В город рвется, там легче затеряться. Тем более, по-русски шпарит, не пропадет.
— Второй спускайте! — старпом, видно, хотел загладить вину за опрометчивое ссаживание Михалны и старался изо всех сил.
Побежали на левый борт, спустили второй мотобот, спрыгнули в него все, кроме меня и Сергеича. Мне Димыч велел стоять на месте под страхом немедленного вытрясывания души, а Сергеич вдруг пропал куда-то.
— Заводи мотор! — вовсю командовал старпом.
В этот момент на палубе появился запыхавшийся Сергеич с канистрой в руках.
— Куда заводить-то! Погодите заводить. Сначала заправить надо, там соляры на донышке.
— Сергеич, твою мать, чего же ты как на охоту, так собак кормить? — взвыл штурман. — Ведь уйдет гад, пока мы тут заправляемся.
— Не уйдет. У него соляры еще меньше. Один запах. Сожгли всю в прошлый раз, а заправлять, видишь, сразу не стали. Так что, не на чем ему уходить, через пару минут заглохнет. Бог не фраер… Ну, теперь можно и заводить.
Мотобот с пятью возбужденными мужиками на борту ушел в погоню.
Мы с врачихой молча смотрели ему вслед, стуча зубами от холода.
Глава 24
На следующий день, ближе к вечеру, провожали туристов. Обошлось на этот раз без «Прощания славянки». Этой записи, к счастью, на борту нет. Настроение обеспечивали корабельные музыканты, играющие «Подмосковные вечера» и «Катюшу». Без «Катюши» у нас тоже никуда. Сейчас еще «Калинку-малинку» заведут — и полный будет порядок.
«Наши» туристы, привыкшие за десять дней видеть нас ежедневно на завтраке, обеде и ужине, подходили прощаться. Даже обнимались. Все же десять дней не так мало, со многими жаль расставаться.
Я поискала глазами Марту. Хоть она и провела основное время круиза на первой станции, все равно казалось мне почти родным человеком. И умница какая оказалась, сразу Алекса вычислила, на одной интуиции. Надо было сразу ее послушать, а не хихикать над старушкой. Ну, что же, теперь Марта может посмеяться над нами. А мне остается только согласиться, что она была права.
Марта обнаружилась в тесной компании русских туристов. Ну, а где же ей еще быть, в самом деле? Вон она, обнимается с «девочками» и плачут все хором. У меня даже глаза защипало от такой трогательной картинки. Марта тоже меня заметила и помахала рукой, подзывая. Потом, не дожидаясь, пошла навстречу под ручку с Вадимом и своей бессменной переводчицей — учительницей немецкого, комкающей в руке мокрый от слез платочек.
Я кивала в ответ на слова благодарности и пожелания счастья и все ждала, когда же швейцарская бабуська скажет, торжествуя, что была права насчет Алекса.
Не дождалась. Марта о нем, как будто, и не помнила вовсе. А может, меня пожалела — кому же приятно признавать свои ошибки.
— Марта, — сказала я, решившись. — Вы были правы насчет Алекса Маутера. Он оказался очень плохим человеком.
Она посмотрела на меня грустным взглядом, склонив набок голову, птичка швейцарская, и ответила, вздохнув:
— Увы. Я оказалась права. Но я бы очень многое отдала за то, чтобы мое мнение оказалось ошибочным. Иногда очень горько оказаться правым.
Вечером вся команда, кроме вахтенных, гуляла в баре. Серега-олигарх устраивал прощальный вечер и настоял, чтобы были все. Мол, иностранцев проводили, можно и расслабиться, забыть о порядках, раз все мы русские люди. Старпом, махнув рукой, согласился. Все равно завтра у команды выходной, а раз все мы русские люди, да еще и банкет за счет отечественного спонсора… в общем, получился такой внеплановый праздник.
Димыч явился позже всех, плюхнулся за наш с Вадимом столик и, опрокинув залпом сто грамм коньяка, заявил, что он снова в отпуске.
— А жулики твои об этом знают? — спросил Вадим. — Или они тоже как бы в отпуске.
— Не, жуликов я сдал под роспись местному РОВД. Втолкал буквально. Представляете, они хотели, чтобы я их сам в город вез. Совсем обнаглели. Может, еще предложат за Серегин счет их этапировать?
— Но втолкал же. Привезут местные менты их в город сами. Там им срок дадут, справедливость восторжествует. Чего ты грустный такой?
Димыч налил себе еще коньяка и сказал задумчиво:
— Ага, привезут. И даже судить будут. Вот только насчет срока я бы так уверенно не говорил. Откажется этот ваш Володин от показаний в суде, и крутись как хочешь. А Алекс скажет, что этот малахольный его оговорил. И вообще, он гражданин другого государства. И убитые тоже из разных стран оказались. Поймать — самое простое, ты попробуй их посадить потом. Может, копы немецкие захотят с ним сами побеседовать. Самая чехарда еще только предстоит. Это вам не на мотоботе по реке гонять.
Он посмотрел на Вадима печальным взглядом и сказал с укоризной:
— Вот зря ты не дал мне хотя бы морду ему набить. Хоть бы какое-то моральное удовлетворение было от работы.
Он тяжело вздохнул.
— Да ладно тебе, Дим, — попыталась я утешить грустного опера. — Может, все еще получится. Боцман правильно сказал: «Бог не фраер». Посадят этих двоих, никуда они не денутся.
— Троих, — поправил Димыч. — Парикмахершу тоже взяли. Опера кедровские отзвонились. Даже показания уже сняли. На нее, кстати, большая надежда. Михална со следствием вовсю сотрудничает и топит подельников за милую душу. Она-то никого не убивала.
— Ну, вот, все не так уж плохо.
— А Вадик наш, — вспомнил вдруг Захаров, — на Рождество в Швейцарию поедет, представляешь! Его Марта пригласила со всей семьей. У нее же сын гостиничным бизнесом занимается. Марта с ним созвонилась и семейство Герцель официально пригласило русского доктора с семьей покататься на лыжах в швейцарских Альпах.
Вот это новость так новость! Особенно удивило почему-то наличие семьи у «русского доктора» Вадика. Он почему-то казался мне вечным подростком.
— Вадим, у тебя семья?!
— А как же! У меня три дочки. Можно сказать, на выданье. Отвезу их в Альпы, устрою в отеле, а сам сбегу на лыжах кататься. Наслаждаться тишиной.
Десять дней спустя
Возвращаемся мы в город всегда под утро. Тихо и незаметно. Город спит, и мы входим в него на цыпочках, как припозднившиеся домочадцы.
В такие моменты я всегда выхожу на палубу. Очень нравится наблюдать, как появившиеся маленькими светлячками на горизонте городские огни постепенно увеличиваются и множатся, складываются в удивительную картину долгожданного дома.
Мы вернулись!
А то, что меня никто не встречает — не страшно. Встречают у нас вообще мало кого, слишком рано, все еще спят.
Тем неожиданней было увидеть на пустом причале одинокую массивную фигуру. Я даже не сразу поняла, что это ко мне.
Димыч, несмотря на раннюю пору, выглядел бодрым и радостным. Перед собой, как олимпийский факел, он держал роскошный букет кремовых роз. Разглядев меня на палубе, он энергично замахал над головой букетом, привлекая внимание. Пара лепестков, не выдержав такого обращения, плавно опустилась на пыльный асфальт.
— Привет! — заорал он радостно. — А я боялся, что ты спишь и не оценишь, какой я сегодня галантный.
— Я оценила. А чего ты, кстати, такой шикарный? Отпуск празднуешь?