— Пеликозавр?.. — уточнил Керанс.
Бодкин кивнул.
— Впрочем, они не восприняли мои слова всерьез, так как это было не первое мое сообщение.
На лестнице, ведущей к камбузу, послышались шаги. Дверь энергично распахнул полковник Риггс, гладко выбритый и позавтракавший.
Он дружелюбно махнул им дубинкой, рассматривая груду, немытой посуды и своих подчиненных, раскинувшихся в креслах.
— Боже, что это за свинарник! Доброе утро. Нам предстоит занятный день, поэтому давайте посидим и поболтаем за столом. Я назначил отъезд на завтра на двенадцать часов, так что уже к десяти утра все должно быть погружено на борт. Я не собираюсь тратить ни капли лишнего горючего, поэтому будьте аккуратны. Как вы, Роберт?
— Превосходно, — коротко, не вставая, ответил Керанс.
— Рад слышать. Выглядите вы несколько вяловато. Хорошо. Если вы хотите взять катер, чтобы привезти свои вещи из Рица…
Керанс слушал его автоматически, глядя на величественно поднимающееся солнце. Теперь их разделял тот бесспорный факт, что Риггс никогда не видел снов, не ощущал их притягательную силу. Он все еще подчинялся прежним правилам и логике, все еще жил в прежнем, потерявшем всякое значение мире, вооруженный пачкой никому не нужных инструкций, как рабочая пчела перед возвращением в улей. Через несколько минут Керанс уже совершенно игнорировал слова полковника, прислушиваясь только к непрерывному барабанному бою в ушах, полуприкрыв глаза, так, чтобы можно было видеть сверкающую пятнистую поверхность лагуны.
Сидевший напротив него Бодкин, казалось, делал то же самое, скрестив руки на животе. Сколько раз во время их прежних бесед он в действительности был в миллионах миль отсюда?
Когда полковник направился к выходу, биолог последовал за ним.
— Конечно, полковник, все будет готово вовремя. Спасибо за напоминание.
Катер с полковником двинулся к лагуне, а Керанс вернулся в свое кресло. В течение нескольких минут двое мужчин смотрели друг на друга через стол; по мере того, как поднималось солнце, все больше насекомых начинало жужжать по ту сторону проволочной сетки. Наконец Роберт заговорил:
— Алан, я не уверен, что захочу уйти вместе со всеми.
Не отвечая, Бодкин извлек сигарету. Он зажег ее и принялся спокойно курить, откинувшись в кресле.
— Знаете ли вы, где мы находимся? — спросил он после паузы. — Каково название этого города?
Когда Керанс отрицательно покачал головой, Бодкин пояснил:
— Это Лондон. Любопытно, что я здесь родился. Вчера я поплыл к старому зданию университета и нашел лабораторию, в которой работал мой отец. Мне было шесть лет, когда мы уехали отсюда. Хорошо помню, что здесь существовал планетарий, и я был в нем на одном сеансе, еще до того как вышел из строя проектор.
Его большой купол до сих пор заметен, хотя и находится в двадцати футах под водой. Он похож на огромную раковину. Интересно: когда я смотрю на купол сквозь толщину воды, мое детство кажется мне совсем близким. По правде говоря, я почти совсем забыл его — в моем возрасте и у вас будет множество воспоминаний. Когда мы уйдем отсюда,' наша жизнь станет совсем кочевой, а ведь тут остается тот единственный дом, который я когда-либо знал именно как родной дом… — Он внезапно замолчал. Выглядел он бесконечно уставшим.
— Продолжайте, — спокойно предложил Керанс.
6. Затопленное судно
Два человека быстро двигались по палубе, беззвучно ступая мягкими подошвами ботинок по стальным плитам. Белое полуночное небо нависло над темной поверхностью лагуны, в нем, как спящие корабли, неподвижно стояли группы облаков. Низкие звуки ночных джунглей стелились над водой: изредка бормотала обезьяна или вскрикивали что-то в своих гнездах игуаны, моментально исчезая, когда волны ударяли о скошенные борта понтона, на котором была смонтирована экспериментальная станция.
Один за другим Керанс освобождал швартовые, пользуясь тем, что качка время от времени ослабляла натянутые тросы. Когда станция начала медленно дрейфовать, он с беспокойством посмотрел на темный корпус базы. Постепенно стали видны лопасти большого винта вертолета, привязанного на ее верхней палубе, затем меньший хвостовой винт.
Керанс выжидал, прежде чем сбросить последний трос с ржавой причальной тумбы, он дождался сигнала Бодкина с верхней палубы станции.
Натяжение троса усилилось, и Керансу потребовалось несколько минут, чтобы сбросить последнюю петлю с выступа причальной тумбы; к счастью, волна, поднявшая станцию, дала ему возможность выбрать несколько дюймов слабины троса. Над собой он слышал нетерпеливый шепот Бодкина — они медленно направлялись в сторону лагуны, в которой виднелся единственный огонек — это светилось окно Беатрисы. Наконец Керансу удалось сбросить последний конец — он снял его с тумбы и опустил в темную воду в трех футах под собой. Некоторое время он следил, как металлическая проволока, рассекая воду, уходит к базе.
Освободившись от дополнительной тяжести, под действием веса вертолета, укрепленного не на середине палубы, огромный корпус отклонился от вертикали почти на пять градусов, затем постепенно вновь обрел равновесие. В одной из кают загорелся свет, но через несколько мгновений погас. Керанс схватил багор, лежавший рядом с ним на палубе, и принялся осторожно отталкиваться. Интервал между базой и станцией постепенно увеличивался, вначале он составлял двадцать ярдов, потом пятьдесят Низкая завеса тумана стояла над лагуной, и вскоре они уже с трудом различали место своей прежней стоянки.
Удерживая станцию от столкновения со зданиями, они быстро прошли двести ярдов. Станция раздвигала своим корпусом растительность, ветви папоротников стучали в окна. Вскоре они остановились в небольшом заливе площадью около ста квадратных футов.
Роберт перегнулся через перила, глядя сквозь темную воду на маленький кинотеатр в двадцати футах над поверхностью воды, на плоской крыше которого не было ни выходов лифта, ни пожарных кранов. Помахав Бодкину, по-прежнему стоявшему на верхней палубе, Керанс прошел в лабораторию, миновал сосуды с образцами, раковины для воды и спустился вниз, к понтону.
В основании понтона имелся лишь один запорный кран, и когда Роберт с трудом отвернул его, мощная струя холодной пенящейся воды хлынула к его ногам. К тому времени, когда он поднялся в лабораторию, чтобы в последний раз осмотреть ее, вода уже достигла уровня его лодыжек и разливалась среди лабораторных столов и раковин. Керанс открыл клетку и выпустил в окно обезьяну. Станция, как лифт, медленно опускалась, и Керанс, погружаясь в воду по пояс, добрался до трапа и поднялся на верхнюю палубу, где Бодкин возбужденно смотрел на окна ближайшего здания, медленно вырисовывавшегося в тумане.
Спуск прекратился, когда верхняя палуба станции находилась в трех футах над водой, ее плоское дно легло на крышу кинотеатра, так что с борта оказалось удобно перебираться в здание. Слышно было, как внизу, под водой, булькает воздух, вырываясь из реторт и других сосудов; пенная струя поднялась из затонувшего окна лаборатории, где стоял стол с какими-то реактивами.
Керанс следил, как пятна цвета индиго рассеиваются в воде, и думал о большом полукруге таблиц и схем, скрывавшихся под водой вместе с центральным отсеком. В них были записаны результаты многолетних наблюдений за изменениями животного и растительного мира, той среды, в которую они погружались с Бодкиным. Они вступали в новую фазу существования и могли руководствоваться только несколькими кустарным образом выработанными правилами.
Роберт достал из пишущей машинки в своей каюте лист бумаги и крепко приколол его к двери камбуза. Бодкин добавил к этому посланию свою подпись, затем они вдвоем вышли на палубу и спустили на воду катамаран Керанса.
Медленно гребя, они обогнули корпус станции, скользя по темной воде, и вскоре исчезли, скрывшись в черных тенях, в которых утопали берега лагуны.
Порывы ветра от винта морщили воду в плавательном бассейне, и чуть не срывали навес, вертолет нырял и поднимался, как бы отыскивая место для посадки. Керанс с улыбкой следил за ним сквозь пластмассовые стекла гостиной, убежденный, что груда пустых бочек от горючего, нагроможденная им и Бодкиным на крыше, убедит пилота не приземляться. Одна или две бочки скатились с крыши во дворик и с плеском упали в воду, вертолет отлетел и стал приближаться более осторожно.
Пилот, сержант Дейли, развернул вертолет таким образом, что люк на его дне оказался против окна гостиной, и в нем показалась фигура Риггса, который был без фуражки: двое солдат удерживали его за руки, не давая вывалиться. Риггс что-то кричал в мегафон.
Беатриса Далл подбежала к Керансу со своего наблюдательного пункта в дальнем конце гостиной, затыкая уши, чтобы не слышать рева двигателя.
— Роберт, он старается что-то сказать нам.
Керанс кивнул, но голос полковника совершенно заглушался шумом винтов вертолета. Риггс кончил, машина поднялась и полетела над лагуной, унеся с собой шум и вибрацию.
Керанс обнял Беатрису за плечи, ощутив под пальцами ее гладкую кожу.
— Что ж, я догадываюсь, что он хотел нам сказать.
Они прошли во дворик и помахали Бодкину, который, выйдя из лифта, принялся укреплять груду бочек. Под ними, на противоположном краю лагуны, из воды выступала верхняя палуба затопленной испытательной станции, вокруг которой кружились в водовороте сотни блокнотных листов. Стоя у перил, Керанс указал на желтый корпус базы, пришвартованный к отелю Риц в дальнем углу третьей лагуны.
После напрасной попытки поднять затонувшую станцию, Риггс, как и планировалось, дал приказ на отплытие в двенадцать, послав катер к дому Беатрисы, где, по его предположению, находились оба биолога. Обнаружив, что лифт не действует, его люди не рискнули подняться на двадцать этажей, где на каждой лестничной площадке их подстерегало множество игуан, устроивших тут свои гнезда, Тогда Риггс попытался добраться до них на вертолете.
— Слава богу, он уходит, — сказала Беатриса. — Почему-то он всегда раздражал меня.