осстановится кровообращение, а затем, начал растирать избитые губы и щеки, разминать застывшие мышцы груди и живота. Потом с трудом развязал узел на второй руке, воспользовавшись краткими вспышками сигнальных ракет.
Пять минут он неподвижно лежал под троном, прислушиваясь к голосам, удалявшимся в направлении корабля. Постепенно они замолкли, и улица превратилась в молчаливое ущелье, слабо освещенное фосфоресцирующим светом тысяч умиравших микроорганизмов, которые набросили светящийся покров на здания, превратив улицу в уголок призрачного города.
Выбравшись из-под трона, он уверенно встал на ноги, споткнулся о тротуар и прислонился к стене; в голове у него стучало. Он прижался лицом к холодному, все еще влажному камню, глядя вдоль улицы, по которой ушел со своими людьми Стренджмен.
Внезапно, прежде чем его глаза чуть не закрылись от усталости, он увидел две фигуры, одну — в знакомом белом костюме, вторую, огромную и горбатую: они приближались к нему.
— Стренджмен… — прошептал Керанс.
Он застыл, укрывшись в тени стены. Два человека были еще далеко, в ста ярдах от него, но он различал уверенную решительную походку капитала, а когда на проходивших упал луч света и отразился от предмета, зажатого в руке Великого Цезаря, он узнал мачете, которым чуть было не лишили жизни Беатрису.
В поисках укрытия Керанс двинулся вдоль стены. Через несколько ярдов он обнаружил вход в большую сводчатую галерею, проходившую через здание и ведущую на параллельную улицу, в пятидесяти ярдах к западу. Черный ил в фут глубиной покрывал ее пол. Керанс некоторое время согнувшись осторожно продвигался вперед, а потом пробежал по темному туннелю к дальнему концу галерей. Спасительный ил заглушал его шаги.
Он ждал у выхода галереи, укрывшись за столбом и следя за капитаном и Великим Цезарем, подходившими к трону. Мачете в огромной руке мулата казалось маленьким. Стренджмен предупреждающе поднял руку, когда они подошли ближе. Он осторожно осмотрел улицу и окна ближайших зданий, как бы опасаясь появления невольных свидетелей, и на его белое лицо упал лунный свет. Затем он кивнул Цезарю и толкнул трон ногой.
Когда в воздухе зазвучали их проклятия, Керанс на цыпочках пересек улицу и углубился в лабиринт университетского квартала.
Через полчаса он занял позицию на верхнем этаже пятидесятиэтажного здания, составлявшего часть периметра лагуны. Узкий балкон проходил вдоль всего корпуса и оканчивался у пожарной лестницы, которая спускалась по ту сторону осушенной лагуны к воде, последние ступени лестницы были покрыты илом. На пластиковом полу разлились небольшие лужи, сконденсировавшиеся из полуденных испарений, и, взобравшись по центральной лестнице, Керанс лег на пол и погрузил лицо и руки в прохладную жидкость, медленно успокаивающую боль.
Его не искали. Не желая признавать своего поражения — а это было единственное истолкование, которое экипаж мог дать исчезновению Керанса, — Стренджмен, очевидно, решил принять его исчезновение, как свершившийся факт, и забыть о нем, будучи уверенным, что Керанс блуждает где-то в южных лагунах, морякам же он объявил о смерти биолога. Ночью отряд грабителей продолжал блуждать по улицам, каждый их успех отмечался вспышками ракет.
Роберт отдыхал до рассвета, лежа в луже, позволив воде пропитать клочья его изодранного пиджака и смыть запах водорослей и ила. За час до рассвета он встал на ноги, сорвал пиджак и шорты и сунул их в трещину стены. Отвинтив стеклянный плафон бра, каким-то чудом сохранившийся неразбитым, он заботливо собрал в него воду из одной чистой лужи. К восходу солнца он набрал около кварты воды. Спустившись на два этажа, он поймал в ванной маленькую ящерицу и убил ее кирпичом. Воспользовавшись осколками стекла как линзой, он разжег костер из сухого прогнившего дерева и жарил темное волокнистое мясо, пока оно не стало мягким. Поев и восстановив силы, он вновь взобрался на верхний этаж и нашел небольшое служебное помещение рядом с лифтом. Заклинив изнутри дверь обломком перил, он сел в углу и принялся ждать вечера.
Косые солнечные лучи падали на воду, когда Керанс на маленьком плоту греб под листьями папоротников, выраставших прямо из воды; кровавые лучи солнца превратились в огромную воронку из сапфира и жемчуга, фантастические завитки коралловых облаков обрамляли солнце. Медленные маслянистые волны катились по поверхности лагуны, вода прикасалась к листьям папоротника, как непрозрачный воск. В ста ярдах она лениво плескалась у разрушенного причала отеля Риц, качая несколько кусков дерева. Все еще удерживаемые сетью причальных тросов, пятидесятигаллоновые барабаны покачивались рядом на воде, как спины горбатых аллигаторов. К счастью, настоящие аллигаторы, которых Стренджмен разогнал по соседним лагунам, находились в своих гнездах в зданиях или рассеялись в поисках пищи по окружающим заливам, так как игуаны разбежались при их появлении.
Керанс остановился, прежде чем пересечь открытое водное пространство, примыкающее к Риду, и внимательно осмотрел береговую линию и ближайшие протоки в поисках часовых Стренджмена. Усилие, необходимое для постройки плота из двух пустых металлических баков для воды, утомило его, и он вынужден был долго отдыхать, прежде чем пуститься в путь. Приблизившись к причалу, он увидел, что необходимые ему тросы перепутаны, а деревянная рама пристани разбита каким-то тяжелым судном, скорее всего, гидропланом Стренджмена.
Поставив плот так, что его скрывали плавающие обломки, Керанс взобрался на балкон и через окно вошел в отель. Он быстро поднялся по лестнице. На плесени, покрывавшей ковер, были видны отпечатки чьих-то огромных ног.
Навес был сорван. Когда он открыл дверь, ведущую в помещения, к его ногам упали остатки воздушного насоса. Кто-то пронесся по комнатам в припадке бешеной ярости, старательно разбивая все, что попадало в поле его зрения. Мебель в стиле Людовика XV была разломана на куски, оторванные ножки и ручки кресел кто-то швырял во внутреннюю стеклянную стену. Ковер, покрывавший пол, разрезали на множество узких полос и перепутали их друг с другом. Письменный стол с отломанными ножками разбили на две части, а крокодиловую кожу с его поверхности полностью срезали. Книги разбросали повсюду, а многие из них разорвали на части. Дождь ударов обрушился на камин, чем-то тяжелым разрушив его края, на зеркалах виднелись следы ударов, похожие на замерзшие взрывы.
Ступая по обломкам, Керанс прошел на террасу: проволочная сетка от насекомых была разорвана, пляжные кресла, в которых он провел столько времени, разбиты и изломаны.
Как он и ожидал, фальшивый сейф возле письменного стола был вскрыт и пуст. Керанс прошел в спальню: слабая улыбка тронула его губы, когда он понял, что головорезы Стренджмена не нашли настоящий сейф, спрятанной за секретером у кровати. Мятый корпус медного компаса, бесцельно украденный им на базе, лежал на полу вместе с осколками небольшого зеркала. Осколки сложились в узор, напоминающий снежинку, а стрелка прибора по-прежнему неизменно указывала на юг. Керанс осторожно повернул резную раму в стиле барокко, освободил шарнир и повернул его, открыв нетронутый циферблат сейфа.
Потемнело, длинные тени лагуны легли на пол, когда Керанс дотронулся до циферблата. Затаив дыхание, он набрал шифр, открыл дверцу и быстро извлек тяжелый кольт сорок пятого калибра и коробку патронов. Он сел на поломанную кровать, наполнил магазин и взвесил тяжелое оружие в руке. Опустошив коробку и наполнив карманы патронами, он надел пояс и вышел в гостиную.
Осматривая комнату, он понял, что не испытывает злобы к Стренджмену за это разрушение. В определенном смысле они вместе с осушением лагуны лишь подчеркнули то, что он молчаливо игнорировал последнее время. Но прибытие мародера Стренджмена и все, за этим последовавшее, лишь прояснило то, что подсознательно давно понимал Керанс, — необходимость оставить лагуну и двигаться на юг. Его пребывание здесь изжило себя, и оборудованные кондиционерами помещения с постоянной температурой и влажностью, с запасами горючего и продуктов стали теперь всего лишь застывшей формой его прежнего окружения, из которого он выбрался, как выбирается птенец из яйца. Разрушенная скорлупа означала отброшенные сомнения, означала прояснение его подсознательного стремления к действию, к выходу наружу его яркого внутреннего археофизического солнца. Его прошлое, в котором были Риггс и этот разорванный. навес, больше не имело никакой ценности. Сомнения и колебания, измучившие его, кончились, его стремление к неизвестному будущему стало абсолютным.
В темноте гладкий круглый корпус парохода казался бархатным животом выброшенного на берег кита. Керанс припал к земле так, что его сухощавое бронзовое тело слилось с ней. Он спрятался в узком промежутке между двумя лопастями колеса из клепаной стали, каждая из которых была пятнадцати футов длиной и четырех шириной. Только что наступила полночь, и последние партии грабителей подходили к трапу. Матросы, держа в одной руке бутылку, в другой мачете, брели через площадь, булыжники которой были усеяны раскиданными диванными подушками и барабанами, костями и различными отбросами, превратившимися в одно месиво.
Керанс выждал, пока последняя группа удалится от корабля, затем встал и высвободил кольт, закрепленный на поясе. Далеко на противоположной стороне лагуны возвышался дом Беатрисы, но его окна были темны. Вначале Керанс собирался взобраться на верхний этаж этого здания, но потом решил, что девушки там нет — скорее всего, она остается подневольным гостем Стренджмена на пароходе.
Вверху у перил появилась какая-то фигура, затем она исчезла. Прозвучал в отдалении чей-то голос, другой ответил. Люк камбуза открылся, и оттуда вниз на площадь выплеснулось полное ведро грязных помоев. Под кораблем уже накопилась целая лужа отбросов, и когда грабители вновь заполнят лагуну, их корабль поплывет в море собственной грязи.
Наклонившись под якорной цепью, Роберт начал взбираться вверх по колесу. Оно слегка скрипнуло и повернулось на несколько дюймов под его весом. Наверху он подобрался к стальному колпаку, закрывавшему ось. Придерживаясь за винты, он выпрямился, медленно прополз по плоскости шириной в фут и перебрался на лестничную площадку. Узкая лесенка вела на наблюдательный мостик. Керанс беззвучно пошел по ней, замирая, двигаясь мимо двух нижних палуб: он боялся, что какой-нибудь матрос, мучаясь похмельем, выберется на палубу поглазеть на луну.