– Боже… – Он качает головой и отводит взгляд. – Боже…
– Скажите, доктор, он давно стал вашим пациентом?
– Очень давно. Еще ребенком. Я хорошо помню его мать.
– Она еще жива?
– Умерла лет десять назад. Весьма властная женщина. Как говорится, тяжелый человек. Эдгар Аллан был ее единственным ребенком.
– А отец?
– Алкоголик. Покончил с собой. Довольно давно, лет, пожалуй, двадцать назад. Сразу скажу, я не очень хорошо знаю Эдгара Аллана. Бывает у меня не часто. Приходит главным образом на уколы. От гриппа и пневмококковой пневмонии. Зато точен как часы. Строго каждый сентябрь.
– Включая прошлый сентябрь?
– Нет. Я перед вашим приходом посмотрел его карточку. Явился четырнадцатого октября. Вакцина от пневмонии у меня была, а вот от гриппа закончилась. Вы, наверное, знаете, что в этом году ее повсюду не хватает, Так что я сделал ему только один укол. Он сразу ушел.
– Расскажите подробнее.
– Да в общем-то все было как всегда. Пришел, поздоровался. Я спросил, как дела. У Эдгара Аллана больные легкие. Легочный интерстициальный фиброз как следствие хронического воздействия бальзамирующего состава. Похоже, он одно время работал в похоронном бюро.
– Не совсем, – говорит Скарпетта. – Он работал у меня.
– Да? Вот как! – удивляется доктор Филпотт. – Я не знал. Думал… Мне он рассказывал, что работал в похоронном бюро.
– Нет. Он работал в анатомическом отделении. Где-то в конце восьмидесятых. В девяносто седьмом ушел по состоянию здоровья. Помню, это случилось перед самым переездом в новое здание. А как он объяснил вам причину своего заболевания? Хроническим воздействием?
– Мне он сказал, что однажды пролил и вдохнул формальдегид. Так и в его карточке записано. Должен признаться, Эдгар Аллан – человек немного странный. Я это всегда знал. По его словам, он работал в похоронном бюро и бальзамировал тело, но забыл вставить что-то в рот, и бальзамирующий состав начал пузыриться, потому что напор был слишком большой, а потом еще и шланг лопнул. В общем, история получилась весьма живописная. Впрочем, что я вам рассказываю? Вы же знаете его лучше, чем я.
– Эту историю я слышу впервые, – говорит Скарпетта. – Помню только, что у него был фиброз. Вы не думаете, что он это все сочинил?
– Нет. О фальсификации не может быть и речи. Биопсия показала значительное повреждение легочных тканей и рубцевание интерстициальных тканей. Так что он не притворяется.
– Мы пытаемся его найти. У вас есть какие-либо предположения, где он может находиться?
Доктор Филпотт пожимает плечами:
– К сожалению, нет. Может быть, у тех, с кем он когда-то работал?
– Полиция сейчас проверяет круг знакомств, но надежды мало. Насколько я помню, он был замкнутым и нелюдимым. – Скарпетта задумывается. – Через несколько дней у него истекает срок действия рецепта на преднизон. Как по-вашему, Поуг строго выполняет все предписания?
– Насколько я могу судить на основании собственного опыта, отношение к лекарствам у него переменчивое. Может целый год следовать всем рекомендациям, а может и отступить от них на несколько месяцев. Это касается и преднизона, ведь от него полнеют.
– У него лишний вес?
– В последний раз он был очень полным.
– Можете сказать, какого он роста?
– Рост, пожалуй, около пяти футов и восьми дюймов. А вес… Думаю, в октябре он весил больше двухсот фунтов, я сказал, что ему нужно поберечь себя, поскольку избыточный вес затрудняет дыхание и создает дополнительную нагрузку на сердце. По этой причине мне даже приходилось на время отменять прием кортикостероидного гормона. Есть и другая проблема…
– Опасаетесь стероидного психоза?
– Приходится. Вы знаете, что это такое. Но в случае с Эдгаром Алланом всегда трудно определить, принимает он лекарства или нет. Позвольте задать вопрос? Как он убил эту девочку? Джилли Полссон, если не ошибаюсь?
– Слышали о Берке и Хэйре? Жили в Шотландии в начале девятнадцатого века. Убивали и продавали тела для медицинских исследований. В то время трупов для препарирования недоставало, и некоторые студенты, чтобы изучать анатомию, грабили свежие могилы.
– Похитители тел, – кивает доктор Филпотт. – Да, кое-что читал. Имя Берка, если не ошибаюсь, стало нарицательным. Появился даже термин – беркинг. Но о современных случаях слышать не приходилось.
– В наши дни речь не идет об убийствах с целью продажи тел. Но случаи беркинга регистрируются. Правда, установить такой факт – дело крайне трудное, поэтому и статистика отсутствует.
– Удушение, отравление или что?
– В судебной медицине под беркингом понимается механическая асфиксия. Если верить легенде, Берк выбирал в качестве жертв людей физически слабых, чаше всего стариков, детей или больных, садился на грудь и закрывал рот и нос.
– Так было и с Джилли Полссон? – Доктор Филпотт мрачнеет. – Он ее задушил?
– Как вы знаете, иногда диагноз устанавливается на основании отсутствия других диагнозов. Методом исключения. На теле девочки были обнаружены синяки, расположение которых указывало на возможность того, что кто-то сидел у нее на спине и держал за руки. К тому же у нее было носовое кровотечение. – Вдаваться в подробности Скарпетте не хочется. – Вы, конечно, понимаете, что это сугубо конфиденциально.
– Боюсь, я даже понятия не имею, где он может сейчас находиться, – мрачно говорит доктор Филпотт. – Если вдруг появится или даст о себе знать, я сразу вам позвоню.
– Я оставлю вам номер Пита Марино. – Она записывает номер на листке.
– Знаю я о нем мало, и, сказать по правде, он никогда мне не нравился. Странный парень. Есть в нем что-то такое, от чего мурашки идут по коже. Раньше, когда была жива его мать, она всегда приходила вместе с ним. А ведь он уже был взрослым человеком. И так продолжалось до самой ее смерти.
– От чего она умерла?
– Знаете, это меня и беспокоит. Она была очень тучная женщина и относилась к своему здоровью крайне бережно. А умерла дома, однажды зимой от воспаления легких. Тогда я не обнаружил ничего подозрительного. А теперь начинаю думать…
– Я могу посмотреть его медицинскую карту? И ее, если это возможно?
– Насчет ее не знаю, дело давнее. А на его карту я вам дам взглянуть. Но только здесь. Сейчас принесу. – Он встает из-за стола и выходит из кухни. Скарпетта смотрит ему вслед, и доктор Филпотт уже не кажется ей жизнерадостным бодрячком, каким выглядел четверть часа назад.
Она смотрит в окно. С голой ветки дуба свисает кормушка, на которой в данный момент хозяйничает голубая сойка. Птица ведет себя как маленький агрессор и, подобрав рассыпанные зернышки, вспархивает и улетает. Эдгар Аллан Поуг вполне может отделаться легким испугом. Отпечатки ничего не доказывают, а причину смерти суд может счесть недоказанной. Невозможно сказать, скольких он уже убил и скольких еще убьет. Беспокоит и еще одно: чем занимался Эдгар Аллан Поуг, пока работал у нее? Что делал в том подвале? Кей помнит его в рабочей одежде, бледным и еще худым. Помнит, как он посматривал на нее исподтишка, робко, когда она спускалась на лифте в анатомическое отделение, чтобы поговорить с Дэйвом. Дэйв тоже недолюбливал Эдгара Аллана и, вероятно, понятия не имеет, где сейчас его бывший работник.
Кей редко бывала в анатомическом отделении. Только по необходимости. Неприятное место. Финансирование было плохое, медицинские колледжи, которым требовались покойники, тоже платили мало, так что о каком-либо уважительном отношении к умершим оставалось только мечтать. Печь в крематории постоянно отказывала, и в углу стояли бейсбольные биты, которыми разбивали крупные несгоревшие фрагменты костей, не помешавшиеся в дешевые, неуклюжие урны. Дробилка стоила невероятно дорого, а с помощью бейсбольной биты даже самые крупные куски за несколько минут превращались в пыль или по крайней мере в куски помельче, которые можно было запихнуть в те самые урны. Кей старалась не думать о том, что творится внизу, а потому избегала визитов в крематорий, а когда все же приходила туда, пыталась не замечать стоящие в углу биты, притворяясь, что их и вовсе нет.
«Нужно было купить дробилку, – думает Скарпетта, глядя на кормушку. – Хотя бы за свои деньги. Я не должна была позволять пользоваться битами».
– Вот. – Доктор Филпотт возвращается в кухню. И вручает ей пухлую папку с отпечатанным именем – Эдгар Аллан Поуг. – Прошу извинить, меня ждут пациенты. Но если что-то понадобится, обращайтесь.
Все дело в том, что она не уделяла анатомическому отделению должного внимания. Считала себя судмедэкспертом, юристом, но никак не директором похоронного бюро. Считала, что тем умершим нечего ей сказать, потому что в их смерти нет ничего загадочного. Они просто скончались, тихо и мирно. Ее призвание – заниматься другими, теми, кто ушел по чужой злой воле, кто умер внезапно и подозрительно. Вот почему Кей не желала разговаривать с людьми в ваннах, вот почему избегала подземной части своего мира. Избегала тех, кто там работал, и тех, кто нашел там временное пристанище. Ей не хотелось тратить время на Дэйва и Эдгара Аллана. Когда из ванн на цепях и крючьях поднимали тела, она не желала этого видеть.
«Да, я должна была думать о них больше, – говорит себе Скарпетта. – Я делала недостаточно». Она просматривает медицинскую карту Поуга. Нужно было купить дробилку. Вот и адрес, который Поуг оставил доктору Филпотту. До 1996-го он жил в Джинтер-парке, что в северной части города. Потом адрес изменился на абонентский ящик. Никаких дополнительных сведений о том, где он мог жить после 1996-го, в медицинской карте нет. Может быть, именно тогда Поуг и перебрался в дом миссис Арнетт. Может быть, он и убил ее ради этого дома.
На кормушку за окном садится синица. Скарпетта смотрит на нее. Солнце трогает ее левую щеку теплыми зимними лучами. Маленькая серенькая птичка проворно склевывает оставшиеся зернышки. Глазки у нее живые, яркие. Скарпетта знает, что говорят о ней некоторые. Комментарии невежественных людей преследуют Кей всю жизнь, подобно злобной сплетне. Врачей, чьи пациенты покойники, называют по-всякому. Говорят, что они ненормальные, психи. Что они не могут уживаться с обычными людьми. Что они равнодушные, нелюдимые, холодные, бесчувственные. Что выбрали эту специаль