— Это китайцы, товарищ майор, — он повернулся к спутникам и громко сообщил: — Ребята, все в порядке, это военные, мы куда-то к военному объекту вышли…
Мазур поднял брови — капитан произнес это на английском, пусть и далеком от совершенства, безусловно не позволившем бы выдать себя за аборигена где-нибудь в Австралии или графстве Кент. Но все же это был довольно сносный английский, изучавшийся определенно не в рядовой советской школе.
Для проверки он громко сказал остальным по-английски:
— Сесть. Руки на колени.
Они моментально выполнили приказ — правда, только двое, а третий, по всему видно, всего лишь равнялся на товарищей, команды не понял.
— Имя, подданство, место жительства? — Мазур дернул стволом в сторону того, что поднялся первым.
Тот торопливо, где-то даже подобострастно ответил:
— Ван Ши-кай, господин офицер. Китайская Народная Республика, город Байцзы. По торговая делам пришел в Советский, родственник, которым здесь, никогда не шпион…
— Хэнь хао[22], — нетерпеливо сказал Мазур, знавший с дюжину китайских слов. Продолжил по-английски: — Довольно. Остальные?
— Остальный тоже китайца. Приходили по-через граница…
— Дома людей много-много-много, работа меньше… — вежливо щурясь, вмешался второй.
— Советски хороший, земли много-много-много, работа… Господин офицер, наша согласен сидеть в тюрьме сколько надо, посадите настоящая зона…
— Странное желание, — хмыкнул Мазур. — Что, согласны?
— Согласны, согласны! — горячо подтвердил китаец. — Посадите все настоящая зона, где государство…
— Помолчите пока, — сказал Мазур, повернулся к тому, кто назвал себя капитаном. Вспомнил, что безошибочный способ проверить кое-что все же есть. — Кто командовал дивизией в семьдесят девятом?
— Генерал-майор Ерпылев.
— Начальник штаба?
— Подполковник Семыко.
— Где он сейчас?
— Как это? Его ж в цинке привезли из Кунене…
Это уже было гораздо интереснее. Названный Жаксабаев говорил чистую правду. В семьдесят девятом, когда к гидроузлу в Кунене практически прорвалась мощная колонна бронетехники и под ударом отборных юаровских десантников рухнула кубинская линия обороны (а так называемая ангольская армия попросту улетучилась куда-то в небытие, учинив грандиозный драп), именно Тракайская дивизия была в пожарном порядке, при полной секретности выброшена навстречу. И показала потомкам буров, что почем. Правда, потери были такими, что не подходили даже под стандартно-обтекаемый термин «значительные». Как раз в те веселые времена Мазур и резался под водой с «тюленями» Ван Клеена…
— Вообще-то это ничего еще не доказывает, — сказал Мазур.
— Товарищ майор, ведите на объект! — заторопился Жаксабаев. — Я же не требую, чтобы вы мне на слово верили, пусть особый отдел разбирается, сколько положено. Должны же остаться копии всех документов в Москве… в военно-учетном… — он даже привстал. — Я одного прошу — доставьте в особый отдел, или в КГБ, как там оно теперь называется… Только в милицию не надо. Милиция тут ни при чем, но дело такое, что лучше в госбезопасность…
— Вы что, голубки, с каторги бегали? — спросил Мазур.
— Вот то-то и оно, что с каторги. С частной.
— Это как? — спросил Мазур. Перехватив жадный взгляд, бросил капитану зажженную сигарету. — Рассказывайте подробно, но не размазывайте.
— А может, сразу в особый отдел?
— Я здесь решаю, — сказал Мазур командным тоном.
— Есть… В общем, дивизию вывели из Литвы в чистое поле. И пошло расформирование — ну, не мне вам объяснять… Все рассыпалось за неделю. Ни техники, ни материальной части, ни самой дивизии, а какое было подразделение… Кол бы осиновый Меченому в жопу…
— Давай без лирики, — поторопил Мазур.
— Есть… Вызвали, сунули документы и объяснили, что я теперь вольный, как ветер. Семьи не было, я холостой, погулял немного по Туле, съел знаменитый пряник, посчитал оставшуюся денежку — как раз хватило на билет до суверенной Киргизии. Пришел в Министерство обороны, сначала обрадовались, сулили золотые горы и генеральские погоны, только эйфория быстренько прошла, и оказалось, что настоящая армия Киргизстану не по карману и не по зубам… Но послужить я там успел. Полтора месяца. Потом опять вызвали, опять сунули документы, объяснили, что снова свободен, только на сей раз по-киргизски, вот и вся разница… Ветерку хорошо, он жрать не хочет… А делать я ничего не умею. Кроме грамотного командования ротой разведки. Звали в охрану к одному баю, который в Чуйской долине ударными темпами поднимает сельское хозяйство…
— Конопельку сеет? — усмехнулся Мазур.
— Ее, родимую… Эти золотых гор не обещали, но в качестве аванса предлагали пачку денег толщиной с верблюжье копыто. Ну, отказался. Не хотелось как-то в «черные джигиты». И компания не та, и Советский Союз, прежде чем развалиться, напихал в голову всяких глупостей, из-за которых теперь болтаешься между небом и землей и не можешь через некий порожек переступить…
— Короче, — дружелюбно посоветовал Мазур.
— Короче, прибился к челнокам. У нас в Киргизии теперь есть огромный перевалочный пункт — из Пакистана, из Турции, из Индии везут оптом барахло, а наши набивают сумки и разъезжаются по всей Сибири… Киргиз — человек скотоводческий и торговлей вразнос раньше как-то не занимался, но нужда и не такому обучит. Благо занятие нехитрое. Муж сестры с братом возили вещи в Шантарск, я к ним, можно сказать, нанялся. На роль грузчика и телохранителя. С рэкетом отношения налаженные, но сейчас ведь развелось неисчислимое множество беспредельщиков, которым даже неписаные законы не писаны…
— Ну и как, прибыль есть? — не без любопытства спросил Мазур, уже встречавшийся с «челноками» на знаменитой шантарской барахолке по прозвищу Поле чудес.
— По сравнению с тем, что творится в Киргизии, — жить можно. Муж сестры даже «жигули» купил — подержанные, но ездить могут. В общем, я сюда ездил полгода. А с месяц назад попался без документов этим… Я же думал сначала, это настоящая милиция, а ведь мог бы расшвырять и сделать ноги. Потом, конечно, дошло. Когда засунули в этот КамАЗ, якобы рефрижератор, в компании с дюжиной китайцев, и поперли на севера…
— Короче.
— Километрах в двухстах, примерно вон там, — он показал в тайгу, — у какой-то речки стоит зона. На вид самая настоящая, все, как полагается. Колючка, бараки, вышки, собаки, автоматчики… Но это частная зона, понимаете? Там человек триста. В основном нелегальные китайцы, которых искать не будет ни одна собака. И немного таких, как я. Меня-то прихватили по ошибке, приняли за китайца, но они и русских бичей отлавливают по всей губернии. А потому тамошняя каторга — бессрочная. С выходом через трубу — я в прямом смысле, есть там котельная, где сжигают мертвых. А иногда и живых, случается… Нам все быстренько объяснили, чтобы не питали никаких иллюзий и не вздумали играть в борцов за права человека. Со мной разобрались быстро, поняли, что никакой я не китаец… Ну и что? Расхохотались в лицо: мол, не отпускать же теперь…
— Лесоповал? — спросил Мазур.
— Да вы что?! Стоило бы из-за лесоповала огород городить… Там прииски. Какой-то беловатенький металл, тяжелый. Я так подозреваю, платина. Никогда не видел платины, но на золото, бичи говорили, совершенно не похоже — кто-то из них работал раньше в старателях, разбирался… А серебро, я точно помню, самородным не бывает, его выплавляют из руды… Говорят, чуть подальше к северу есть еще один прииск, там вроде бы алмазы. У нас считалось, что там еще хуже, туда отправляют в виде последнего наказания, вообще край света и преддверие ада… Не верите, товарищ майор? Я-то вам верю, будь вы оттуда, давно бы положили всех, не разбираясь…
— Я в последнее время всему верю, — задумчиво сказал Мазур. — А вы, значит, в побег сорвались…
— Так точно. У Вана, — он кивнул на китайца, — была идея. Эти двое — его земляки. А я там оказался единственным из русских, кто с ними мог объясниться. Китайцы туда попадают специфические — русского не знает никто, многие только через недельку-другую врубаются, что это не настоящий лагерь… Меня сначала не спрашивали о биографии, а потом хватило ума промолчать, назвался автомехаником. Вот и решились…
— Вертолеты там есть? — спросил Мазур.
— Я только один видел. Ка-26, бело-синий. Но слышал, как другие летали. Дело поставлено с большим размахом — вы представьте, какая экономия на зарплате, любые затраты на… — он горько усмехнулся, — на благоустройство лагеря сто раз окупятся. Ну вот… Прошли, я так прикидываю, километров двести. За пять дней. Пока вроде бы оторвались… Товарищ майор, пойдемте на объект! Или… Можно, поедим сначала? Кишка к кишке липнет. Сначала боялись стрелять, шли на ягодах и червивых грибах, их тут полно…
— Ладно, — сказал Мазур. — Лопайте птичку.
Хотел было достать из рюкзака что-нибудь из своих запасов, но вовремя сообразил: после ягодно-грибной диеты набросятся на суперкалорийные продукты, как ни останавливай, понос прошибет такой, что с места не сдвинутся. А птичка не такая уж большая, не пронесет…
Он невольно отвернулся, глядя, как четверо, разодрав птицу на неровные куски, принялись вгрызаться в жестковатое мясо. Хрустели косточки. «Вот теперь понятно, что искал над тайгой тот вертолет», — подумал Мазур. В общем, ничего удивительного. В нашем нынешнем искаженном мире только сытые романтики используют людей в качестве живой охотничьей дичи — более приземленные прагматики быстренько смекнули, сколь выгодны бесплатные рабочие руки. А риск не так уж велик — кто будет искать бичей или беспаспортных китайцев, нелегально просочившихся в страну?
Капитан с набитым ртом пробубнил:
— Мы первые, кому удалось оттуда сбежать. С одной стороны, приятно даже, а с другой — душа в пятки уходит…
«Логично, — подумал Мазур. — Если вспомнить, что где-то неминуемо должны быть купленные чиновники, менты и прочие холуи, — без таких нелегальный прииск просто не выживет. Судя по рассказу, пусть беглому и отрывочному, это, конечно же, сложившаяся система, отлаженный механизм… Какой нелегал или бич, даже вырвавшись из тайги, сунется с жалобой к властям? Забьется поглубже или сбежит подальше…»