— Давай помогу.
Тутрилю пожали руку Роптын, директор совхоза, Долина Андреевна, и только после этого он смог подойти к родителям. Тутриль остановился перед отцом и матерью, слегка наклонил голову, не зная, как поздороваться с ними: чукчи не привычны шумно и напоказ выставлять свои чувства.
Онно всмотрелся в сына и негромко произнес:
— Етти.
— Ии, — ответил Тутриль, чувствуя, что комок застрял у него в горле.
Кымынэ с каким-то судорожным всхлипом бросилась на грудь сыну и запричитала сквозь рыдания:
— Наконец-то приехал!.. Сколько же я ждала тебя, думала, что уже никогда больше не увижу…
Онно растерянно и виновато огляделся и тронул за плечо жену:
— Ну, хватит… Люди смотрят… Пошли домой…
Кымынэ вытерла глаза концом рукава и смущенно улыбнулась.
Вся процессия по узкой тропке через снежную целину двинулась в селение.
Чуть в сторонке на нарте ехала Айнана. Роптын время от времени бросал в ее сторону строгие взгляды, но девушка ехала спокойно, искоса посматривая на идущих по тропе.
Впереди с большим желтым чемоданом шагал Коноп, необычно важный и торжественный от сознания, что несет багаж своего знатного земляка и одноклассника.
Собаки медленно перебирали лапами и вместе с каюром искоса посматривали на идущих.
Нарта почти поравнялась с ними, и Тутриль услышал песню:
Высокое небо,
Чистое небо…
Ветер, идущий с теплой страны.
Летите, птицы, вестники счастья,
Несите на крыльях любовь и весну!
Роптын укоризненно покачал головой.
Айнана пела тихо, почти про себя, но в огромной тишине весеннего дня ее голос был слышен отчетливо и далеко.
Долина Андреевна сердито прошептала:
— Она еще и поет!
— Пусть поет! — весело отозвался Коноп. — Хорошо, когда человек поет.
Встречные почтительно здоровались с Тутрилем, поздравляли его с приездом. Старухи кидались обнять, и каждая считала своим долгом прослезиться и попричитать.
Над ухом гудел голос Роптына:
— В нашем Нутэне не осталось ни одной яранги. Построили новую косторезную мастерскую. Гляди! Это первые каменные дома в селе. Вон там котельную ставим. Вообще-то у нас уже кое-где есть центральное отопление, держали курс на то, чтобы все село охватить единой системой, но теперь смысла нет.
Тутриль почти не слушал Роптына, охваченный странным чувством: он так стремился в родное село, видел его во сне, воображал, как он приедет сюда… А настоящей радости не было, как не было Нутэна его детства, оставшегося в памяти и зовущего его тихими ленинградскими ночами.
Дом Онно находился на том самом месте, где раньше стояла яранга.
Упряжка Айнаны остановилась у соседнего домика, и девушка принялась распрягать собак и сажать их на длинную металлическую цепь.
— Все приходите вечером, — позвал Онно встречающих. — Отметим приезд сына.
Коноп подал чемодан Тутрилю и смущенно попросил:
— Ты мне рубль дай…
Тутриль удивленно поглядел на него, порылся в кармане, вытащил смятую бумажку и сочувственно спросил Конопа:
— Может, тебе больше надо?
— Не знаю, — нерешительно ответил Коноп. — Не знаю, сколько надо…
— А на что тебе рубль?
— Не знаю…
Тутриль пристально вгляделся в лицо Конопа.
— Я читал и слышал, что так полагается там… — Коноп как-то неопределенно махнул рукой.
— Где там? — не понял Тутриль.
— Там, откуда ты приехал…
— Не понимаю, — пожал плечами Тутриль.
Онно вышел из домика, обеспокоенный задержкой сына.
— Послушай, Онно, объясни сыну… Помнишь, Каляу нам рассказывал о поездке в санаторий? — обратился к нему Коноп.
— Ну и что?
— Так он, помнишь, рассказывал?.. Пальто снять и надеть — надо рубль дать… Помогает человек нести чемодан — тоже надо дать… Поел в ресторане — сверх платы надо положить бумажку…
— Чего ты вдруг это вспомнил? — удивился Онно.
— Да я за чемодан у него рубль попросил, а он обиделся, — с оттенком раздражения сказал Коноп. — Я, наоборот, хотел как лучше, согласно тамошнему обычаю…
Тутриль вдруг громко засмеялся:
— Выходит, ты с меня чаевые взял! Ну, Коноп! Насмешил ты меня!
Коноп хмуро посмотрел на смеющихся.
— Не собирался я вас смешить… Хотел как лучше, согласно тамошним обычаям. Как в настоящих городах. А своего чаю у меня довольно. Есть и байховый, и кирпичный… На, возьми обратно свой рубль.
Он подал Тутрилю смятую бумажку и понуро зашагал прочь.
3
В комнате домика Онно был накрыт стол.
Из большого приемника звучала музыка.
Тутриль встречал гостей.
Вошел Коноп в шуршащем плаще-болонье. Раздеваясь, он с оттенком хвастовства шепнул Тутрилю:
— В райцентре на меховую кухлянку выменял у одного геолога. Правда, мороза боится, но в дождь да в мокрый снег — отличная вещь.
Из кухни показалась Долина Андреевна, неся большую миску с пельменями. Она громко сказала Тутрилю:
— Я нашла старые библиотечные формуляры, Иван Оннович, и должна сказать, что ты и тогда уже читал серьезные книги.
— А мой не видела? — спросил Коноп.
— И твой нашла, — ответила Долина Андреевна. — Надо же — почти полгода держал "Приключения Гулливера"!
— Я тогда любил читать о великанах, — как-то виновато признался Коноп. — Потом военные приключения, а теперь вот все про любовь читаю…
Тутриль достал небольшой пакет.
— Вот тут мои книжки для библиотеки. Правда, не про великанов и не про любовь…
— "К вопросу об инкорпорации в чукотском языке", — начал вслух читать Коноп. — "Устное народное творчество азиатских эскимосов", "Общность сюжетов фольклора Древней Берингии"… Да, брат, — произнес он с подчеркнутым уважением, — серьезные книги… Может быть, если бы я в детстве читал такие книги…
— Может быть, из тебя тоже бы вышел ученый? — спросила Долина Андреевна, забирая у него книги.
Коноп как-то странно посмотрел на нее, втянул голову в плечи, словно стал меньше.
— Я еще не знаю, какой ученый мой сын, — заметил Онно, — но такого водителя вездехода, как Коноп, поискать надо…
Пришел Роптын. Под кухлянкой у него был надет синий костюм.
Гавриил Никандрович принес большой портфель, в котором позвякивали бутылки.
Коноп весело упрекнул его:
— А сказал, что весь запас вышел.
— Да самая малость осталась, — сказал Гавриил Никандрович.
Когда все разместились за столом и разлили вино по стаканам, Онно выскочил в сени и вернулся с двумя заиндевелыми тарелками, в одной была рыбная строганина, а в другой — из моржовой печенки. От белых и темно-коричневых стружек поднимался холодный пар.
Первый тост произнес Гавриил Никандрович.
— Я предлагаю выпить за нашего земляка Ивана Онновича Тутриля, — торжественно начал Гавриил Никандрович. — Его жизненный путь нам хорошо известен. Много лет назад он уехал из родного Нутэна в долгий путь за знаниями. Учился в Анадырском педагогическом училище, затем успешно окончил университет и аспирантуру при Институте языкознания. Он стал одним из первых ученых-чукчей.
Когда Гавриил Никандрович сделал паузу, Коноп хотел было приложиться к стакану, но его остановила Долина Андреевна.
— Вроде бы не такая долгая жизнь прожита Тутрилем, — продолжал директор совхоза, — но в этом маленьком отрезке времени уместились тысячелетия. В его жизни вся история Чукотки: от жирника до энергии атомного ядра, от шаманства до науки!
Все выпили.
Тутриль сидел между отцом и матерью. Кымынэ, не сводя влюбленных глаз с сына, подкладывала ему лучшие куски.
— Ты такого, наверное, не ел в Ленинграде…
— Не ел, ымэм…
— Я тебе еще наварила свежего нерпичьего мяса.
— Спасибо, ымэм…
— Жаль, что ты один приехал…
— А верно, почему ты свою жену не взял? — отставив пустой стакан, спросил Коноп. — Посмотрели бы на нее. А то только на фотографии видели.
— Занята она очень, — сдержанно ответил Тутриль. — У нее большая научная работа.
— Научная работа? — спросил Коноп.
— Она тоже кандидат наук, — с гордостью и важностью сообщил Онно.
— Сочувствую, — вздохнул Коноп.
— Это почему? — спросил Гавриил Никандрович.
— Да просто с умной женщиной и то нелегко, — ответил Коноп. — А с ученой…
— А ты-то откуда знаешь? — Долина Андреевна подозрительно посмотрела на Конопа.
— Наблюдал! — поднял палец Коноп.
— Ну, тоже скажешь! А любовь, дружба?
— Это только в книгах и у лекторов, — Коноп, несмотря на бдительность Долины Андреевны, успел без очереди приложиться к стакану.
— Счастливая любовь — это украшение жизни, нравственный идеал, — нравоучительно сказала Долина Андреевна.
В сенях тявкнула собака.
Открылась дверь, и вошла Айнана.
Увидев множество людей, девушка смутилась, сделала движение уйти, но ее решительно остановила Кымынэ.
— Етти, Айнана, — сказала она, — иди, садись с нами…
— Да я за спичками, — смущенно сказала Айнана. — Печка потухла…
— Садись, садись, — строго сказал Онно, — зачем нарушаешь обычай, отказываешься?
— Тем более такой интересный разговор для молодежи, — сказал Роптын. — О любви!
Айнана нерешительно потопталась, бочком прошла в комнату.
Ей освободили место рядом с Тутрилем, поставили стакан, налили вина.
— Ты за какую любовь? — вдруг спросил Коноп у девушки.
Айнана смутилась от неожиданного вопроса, посмотрела на Долину Андреевну, на Тутриля, словно ища у них поддержки.
— Почему одни счастливы в любви, а другие — нет? Что главное в семейной жизни? — продолжал Коноп. — Вот в чем вопрос, как сказал тонконогий человек из кинофильма — Гамлет.
— По-моему, ты хватил лишку, — шепотом заметила Долина Андреевна.
— Пусть Айнана ответит, — настаивал Коноп. — Для нее это важный вопрос, поскольку она молодая и красивая.
— По-моему, любовь не бывает счастливая и несчастливая, — тихо произнесла Айнана.