ь, чьи это дети. Удивительно было и то, что они походили друг на друга как настоящие братья.
Всю жизнь шли они рядом, рука об руку, вместе стали одними из первых комсомольцев Нутэна, соединили упряжки, когда надо было помогать челюскинцам, а потом вместе работали, перестраивали жизнь в старинном чукотском селении Нутэн.
И вот их дороги разошлись.
7
Тутриль приготовил магнитофон, проверил его, вытащил блокнот и авторучку. Сегодня обещала прийти бабушка Каляна и рассказать сказку. Конечно, это не то, что повествования Токо, но и такого рода образцы народного творчества тоже надо было собирать. А если уж говорить точнее, то весь известный науке фольклор чукчей был собран именно таким способом — записыванием вслед за рассказчиком. Магнитофон появился совсем недавно и произвел целый переворот в технике записывания текстов.
Рано утром Онно ушел на охоту, и Тутриль проводил его с чувством зависти и сожаления.
— Сделаешь свои дела — успеешь и поохотиться, — утешил его отец. — Весна запоздала, нерпа только начала вылезать на лед.
Это было тоже воспоминанием — проводы отца на морскую охоту. Весь этот ритуал раннего чаепития, снаряжения, когда надевались тонкие нерпичьи торбаса, кухлянка, белая охотничья камлейка, а поверх всего — эрмэгтэт, содержащий в себе акын — грушу из легкого дерева с острыми крючьями, чтобы доставать убитых нерп из воды, бечевки, костяные кольца, ремни, винтовка в чехле из выбеленной нерпичьей кожи и "вороньи лапки" — лыжи-снегоступы.
Проводив отца, Тутриль не стал ложиться спать, а занялся приготовлением к работе.
— Может быть, сначала бабушку чаем угостить? — спросила Кымынэ.
— Не знаю, — несколько растерянно ответил Тутриль. — Может быть.
— Она большая чаевница, — сказала мать. — Увлечется чаепитием и не станет сказки рассказывать… Что делать?
Каляна пришла неожиданно рано. Она принарядилась, словно шла на любовное свидание, — надела новую камлейку из цветастой ткани, а вниз — вязаную кофту, что недавно давали в магазине за сданную пушнину.
Кымынэ ревниво оглядела гостью и ехидно заметила:
— Кто же у вас пушного зверя промышляет, что ты такую кофту купила?
— Да внук мой — кладовщик, будто не знаешь, — добродушно ответила Каляна. — Зачем ему пушного зверя сдавать, ежели он и так все, что надо, может достать?
Кымынэ многозначительно посмотрела на сына и вышла на кухню, чтобы не мешать его работе.
— Дай-ка я сначала тебя как следует рассмотрю, — прошамкала Каляна. — А то в клубе ты далеко сидел да боком… Однако гладкий ты, как весенний лахтак. И упитанный… Чем же кормят тебя в Ленинграде, ежели ты такой толстый? А? Или работа такая твоя, все на месте сидишь?
— Он же научный работник, разве ты этого не знаешь? — с оттенком ревности произнесла Кымынэ, появляясь из кухни с чайником и чашками.
— И то, смотрю, прямо районный работник, — продолжала Каляна. — Такие вот оттуда и приезжают. И наш какой-нибудь, как станет руководящим кадром, так на глазах глаже становится… Может, когда все переедем в Кытрын, такие станем. Упитанные да гладкие.
Каляна засмеялась и принялась за чай.
Напротив сидел Тутриль и в ожидании, пока старушку посетит вдохновение, тоже прихлебывал чай.
Обеспокоенная молчанием, из кухни снова появилась Кымынэ и спросила:
— Бабушка, когда же ты станешь сказку сказывать? Тутриль ведь ждет.
— А ты не мельтеши перед глазами, не мешай, — сердито сказала Каляна. — Иди займись своим делом и не трогай нас.
Кымынэ хотела ответить что-то резкое, но сдержалась и, поджав губы, молча вышла в кухню.
— Ты потерпи, Тутриль, — тихо сказала Каляна. — Я вспоминаю… Я вспоминаю одну легенду… Ты слышал такое выражение — "он пошел по следу росомахи"?..
— Слышал, но не очень хорошо понимаю смысл, — ответил Тутриль.
Он попытался припомнить… Что-то неясное, отдаленное, словно полузабытая колыбельная. Тутриль считался в научных кругах признанным знатоком чукотского фольклора, но почему-то легенда о росомахе в его памяти почти не сохранилась. Должно быть, в ней не было достаточно яркого социального или исторического содержания.
— Да и откуда тебе знать, — кивнула Каляна. — Ты ведь уехал, еще не став взрослым человеком… Хотя и пошел по следу росомахи.
— По следу росомахи? — удивленно спросил Тутриль.
— Да, ты из тех, — загадочно произнесла Каляна, поставила чайное блюдце на стол и уселась поудобнее. — Энмэн…
Каляна вдруг остановилась и подождала.
— Почему не берешь ручку?
— Магнитофон пишет, — кивнул Тутриль.
— Такой маленький? Кыкэ вынэ! У нас в магазине продавались, но большие, тяжелые, пожалуй, потяжельше швейной машины… А этот такой маленький, будто книжка…
Наконец Каляна уселась поудобнее, но только произнесла "энмэн!", как громко зазвонил телефон.
Тутриль сердито взял трубку. Это была Долина Андреевна:
— Тутриль, ты не забыл, что сегодня у тебя встреча с читателями?
— Нет, не забыл, помню.
— И еще — после встречи с читателями я приглашаю тебя в гости, хорошо?
— Хорошо, хорошо, — торопился закончить разговор Тутриль, искоса поглядывая на нетерпеливо моргающую Каляну.
Он сел напротив и весь обратился в слух.
Но Каляна снова налила себе чаю и принялась молча и сосредоточенно пить.
Тутриль терпеливо ждал.
На пороге комнаты появилась Кымынэ.
— Ну что ты молчишь, бабушка?
— А тебе какое дело? — спокойно ответила Каляна. — Не к тебе пришла, а к нему… Да вот не получается что-то, — вдруг жалобно произнесла она. — Не приходит слово… Пришло было и вдруг ушло… Что делать?
Каляна искренне была расстроена и чуть не плакала.
— А вы не торопитесь, отдохните, соберитесь с мыслями, — успокаивал ее Тутриль.
— Да как собраться-то с мыслями, когда они разбежались, — причитала старуха. — Шла я к тебе как на праздник, наряжалась, думала — надо ему рассказать о следе росомахи, о людях, которые идут неведомыми тропами… Ведь что говорят — росомаха такой след делает, чтобы ее никто не мог настигнуть… И след этот ведет в неведомое, в непривычное. И тот, кто идет по следу росомахи, находит или большое счастье, или беду… Кыкэ вынэ вай… Совсем ушли слова.
Тутриль не менее бабушки Калины был расстроен.
А она уже стала собираться, натянула на себя камлейку, поправила рукава и пошла к выходу, продолжая сокрушаться:
— Не сердись на меня, Тутриль, в следующий раз приду…
Тутриль закрыл за ней дверь и вернулся к столу. Магнитофон крутился. Он сердито нажал на кнопку и сел у окна.
На крыше сельского Совета полоскался красный флаг из яркой синтетической ткани. Справа виднелся домик дяди Токо… Надо ехать к нему.
Собираясь в командировку, Тутриль решил записывать тексты только у настоящих сказочников, и это он обещал научному редактору будущего сборника. Конечно, можно за два дня выполнить весь объем работы, если пойти по пути предшественников, записывающих сказки и легенды от всех и без разбору. Но тогда эти записи не будут иметь настоящей художественной ценности, то есть того, ради чего, собственно, и создается устное произведение.
В тишине домика Тутриль вдруг услышал песенку. Пела мама. Старую полузабытую колыбельную, которую так любил Тутриль.
Мальчик вышел из яранги —
Вон какой большой,
Болой он поймал птицу —
Вон какой большой!
Он родился весной,
В самые длинные дни,
Под крыльями весенних сумерек,
На заре весны…
Тутриль включил магнитофон и на цыпочках подошел к раскрытой двери.
8
Нутэнская библиотека помещалась в том же здании старой школы, что и клуб.
Довольно просторный читальный зал был набит до отказа: пришли не только взрослые читатели, но и школьники.
За столом, покрытым красной скатертью, с непременным графином и граненым стаканом, важно восседал Роптын. Рядом с ним — взволнованная Долина Андреевна. Она то и дело вскакивала, бежала в зал, с кем-то шепталась, поправляла книги Тутриля, выставленные на отдельном стенде.
— Гляди-ка, сколько у тебя читателей! — с искренним удивлением заметил Долине Андреевне Тутриль.
— Большинство пришло, чтобы встретиться с тобой, — сказала Долина Андреевна. — Сначала я не хотела, чтобы школьники приходили, но директор настоял: говорит, живой положительный пример может послужить поднятию успеваемости.
Роптын постучал стаканом о графин.
Учительница зашипела на расшалившихся ребятишек.
Установив тишину, Роптын заговорил:
— Товарищи! Мы сегодня встречаемся с нашим земляком, сыном Онно и Кымынэ, кандидатом филологических наук Иваном Онновичем Тутрилем. Посмотрите на него. Он такой же, как и его сверстники — Коноп, Кымыргин и Долина Андреевна… Он сын нашего народа, а достиг ученых вершин. Не каждому это дано. Взобраться на вершину знаний могут только те, кто упорен. Это упорство есть у нашего земляка. Я приметил его, когда он только начинал постигать грамоту вот здесь, в этой комнате. Тогда я был учителем. Мы только начинали новую жизнь, и настоящих ученых среди нас еще не было… Наша родная Советская власть дала возможность сыну простого охотника Онно, выросшему в яранге при свете каменного жирника, подняться до ученого. Вот. Я все сказал и даю слово Тутрилю.
В зале громко и яростно захлопали.
И больше всех старалась Долина Андреевна.
Тутриль подождал.
— Товарищи, — тихо начал он. — Я очень волнуюсь. Роптын уже сказал, да и многие из вас знают: вот здесь, на этом самом месте, я начал учиться грамоте. Я хорошо помню этот день. Роптын вошел в класс и положил на наши парты две книги, на одной было написано "Чычеткин вэтгав", а на другой — "Родное слово". И он сказал нам: "Отныне и русская, и чукотская речь будут для вас родным языком". И через второе родное слово — русский язык — мы познакомились с несметными богатствами русской и мировой литературы. Через русский язык мы познали богатство и красоту родного чукотского языка… А ведь некоторые думали и даже говорили: "Зачем нам свой родной чукотский язык, если русский богаче и выразительнее". Может быть, поэтому я и стал специалистом по родному чукотскому языку…