– Ты ведь понимаешь, что идти как бы и некуда? – уточнила я, прекрасно помня, что видела в прошлый раз напоследок. Вспышку энергии безумной мощности, поглотившую мир и всех, кто там находился. – Джунгли из Потока пропали, в них не погуляешь.
– Мне интересно, что на том месте осталось. Вот очень-очень.
Мне интересно не было, ни капли. Но желание именинника закон, и надо признать – неплохо бы убедиться, что Базиль действительно не вернется. А еще… По какой бы причине Артем до сих пор не сунулся туда один – из страха или осторожности, очень хорошо, что дождался меня. Лучше вдвоем. Надежнее.
Концентрация, одновременно нащупанная граница миров. Стекшая цветастой лужицей полка со всем содержимым, паутина трещин на стене. Сквозь них хлынула энергия – чистая, искрящаяся. Так привычно, податливо. Бешеный водоворот, утонувшая в сиянии комната. Вперед, вглубь! Он мерцал издалека – пульсирующий мрак, кусочек бездны, зияющий прорыв, прямо там, где раньше находился мир с джунглями. Страшно смотреть. Артем держался рядом, не отставая и не торопясь. Но боялись мы зря. Стало ясно, едва приблизились. Глупо бояться пустоты, а это была именно она. Абсолютное ничего, окутанное остатками утихающего эха. Поток затягивал темную дыру, сращивал рваные края, собираясь превратить не более чем белеющий шрам. Потом исчезнет и он.
Отныне сомнений не оставалось – нет тут никого. Ни Базиля, ни той девочки Вестника. Только мы с Артемом, замершие перед звенящей чернотой. Недоступной, будто отрезанной от струящихся всюду волн энергии. Ни подойти, ни подступиться. Да и зачем? Что бы ни случилось, все закончилось.
– Ей теперь не обязательно быть здесь, – сказал он и взглянул на сгусток мрака странно. – Освободилась.
– Как это?…
– Смогла отправиться, куда захочет.
Если верить, что каждый мир – это душа бесконечно переживающего момент собственной смерти Вестника, который не выполнил свое предназначение, то получается, путь к освобождению лежит через… выполнение. Хотя бы отчасти.
– А он? – тихо спросила я.
– И он, – кивнул Артем.
Крошечная бездна колыхнулась, повеяло холодом. Смертельным, пусть и умирали всего лишь чьи-то на время ожившие воспоминания. Жуткое ощущение… Я не выдержала и отвернулась, меня потянули прочь. Настойчиво. Не в мир с кроликами, как подумалось сначала, а гораздо выше, в реальность. Еще при рывке на поверхность почувствовала дикую, нечеловеческую усталость. Стоило вынырнуть из Потока, соткавшиеся из волн света стены ослепили, льдинками посыпались кубики с цифрами на прозрачных гранях. Следом вылупилась полка и задребезжала, словно собиралась напасть. И завалить чертовыми дисками! Лучше бы он их вышвырнул… Мотнув головой, я протерла глаза и осмотрела каждый сантиметр комнаты. Проверила все вещи и их места, выслушав уверения Артема, что «диски стопудово те же самые», и с облегчением откинулась на подушку. Веки вмиг стали тяжелее некуда, комнату погрузило в приятную темноту.
Когда я открыла глаза, темнота перекочевала за окно. Ох. Уснула!.. Прямо на вечеринке по случаю дня рождения. Стараясь не делать лишних движений, я на ощупь добралась до своей ванной, побрызгала в лицо холодной водой. Энергия Артема отсвечивала с нашего этажа, кажется, в районе гостиной. Вместе с Костиной и Олиной. Вспышки безобидного азарта и неумная радость. Ясно, играют в подземельях со своими драконами. Мне, помнится, разрешили не присоединяться. Грех не воспользоваться разрешением!
Я нащупала выключатель, зажгла свет. Комната поразила практически больничной стерильностью, на полу не было ни пятнышка. В кухонном уголке – чистая посуда. На стуле – стопка идеально ровно сложенных полотенец, на застеленной с иголочки кровати красовалось новое покрывало. Я присела с краю, окончательно почувствовав дух гостиницы. Впрочем… какая разница? Главное, что Артему тут нравится. По крайней мере, тому Артему, которому десять лет, и который любит игры, комиксы, зубастых кроликов и немножко повредничать.
На самом деле это не так уж легко – отрицать очевидное. Можно отмахнуться от любых фактов, запретить себе вспоминать, даже думать. В итоге почти веришь. Почти. Хоть у Криса и поехала крыша на почве Вестников, доля истины в его словах была. Странные взгляды, чересчур взрослые речи, стремление устранить неправильное – замечала, и не раз. Оно есть. Что-то древнее, вечное, не отсюда. Оно меня пугает. Но разве тьме обязательно поглощать Вестника, и тем более оставаться? Исполнит предназначение, станет не нужна. Я все сделаю, чтобы его спасти. А Крис сделал? Вряд ли! Вестник не способен причинить вред тому, кого любит. Верно, Нири его и не убила. Я гадала, каким образом шестеро измотанных одаренных одолели ее – такую сильную, в совершенстве умеющую управлять даром. Выпущенная жизненная энергия помогла, но это – не главное оружие. Крис сумел подобраться к ней близко и… Что между ними случилось вообще?
В ушах зашумело, комната поплыла. Отпечатком звезд на чужом небе, маревом костров, силуэтами людей. Нет, только не снова! Черт, и зачем я спросила?…
…полыхает жаром, стоять на площади невыносимо. Не костры виноваты – толпа. То ли дело у воды. И тише, и прохладнее. Кама подбирает с берега камушек, бросает в реку. Всплеск, с ним одновременно оклик:
– Девы! Там… такое!
Ашес, настигла все-таки. Больше нас троих, вместе взятых, и вширь, и по настойчивости. Иллит кривится, неприметно для постороннего глаза. Умело пряча недовольство, отворачивается к воде. Будто нет ее.
– Какое? – спрашивает Кама.
Знает, иначе от сплетницы не отвязаться. Выслушать и отпустить – единственное безболезненное.
– Крис в город девицу привез, – бормочет возбужденно и кивает в темноту, – точнее, давно не девицу. Вон, площадь ей показывает.
– И? – удивляюсь тому, что это новость. Сколько было-то тех не девиц. – Что с того?
– Она из наших. С деревни далекой глухой, луп-луп на все такая.
– Из наших? – Кама сразу оживает. – Сильная?
– Не особо, не особо. Средненько.
– Ну, пусть, – мгновенно теряет она интерес.
Ашес делает вид, что рассматривает реку, мнет пухлыми пальцами край юбки. Любопытство в ней бурлит неистовее любых волн.
– Странно оно, – делится упрямо. – Худющая девица-то, полудохлая. Было б зачем из дали такой тащить. Прошлые его покрасивше…
– А эта не его, – подает голос Иллит, не оборачиваясь. – Подруга с родной деревни. Росли рядом, он туда ездил, даже когда родственников не осталось, ее навещать. Деда теперь нет, делать ей одной нечего. Забрал сюда.
Всегда так. Молчит-молчит, хотя знает чуть ли не обо всех на свете. Потом как скажет.
Кама неприкрыто зевает. Ашес хлопает глазами, роняет удивленно:
– И охота ж ему!
Иллит усмехается…
Из-за черного неба выплыли очертания навесного потолка, шум в ушах стал аномально громким. Не разобрать то ли плеск, то ли шорох. Незажженная люстра кружилась, растворяясь в мутной мгле. Накатывало с новой силой – видение, и еще что-то, неотвратимое и тревожно-тягучее. Хватит, не хочу! Я шевельнула онемевшей рукой, кое-как подтянулась к краю и сползла с кровати. Пол, чтоб его… Боль ни черта не отрезвила. Муть обступала, жадно впиваясь в сознание, мысли вязли вместе с попытками вспомнить что-либо свое. Было душно, до одури. Воздух словно выкачали! На помощь, нужно звать на помощь… Телефон лежал в полуметре, на тумбочке. А толку?… Ни звука издать не выходило, даже жалкого хрипа. Я изо всех сил сосредоточилась. Нашла! Вот он, этажом выше. Знакомый яркий отпечаток, не такое уж далекое полыхание энергии. Концентрация, прицельно посланный импульс. Долетит? Запас дыхания кончился, рябь и шорох поглотили все.
…туман густой, за окнами – ничего кроме него. Клубится, обманчиво тая, но лишь разрастаясь. Вновь, и вновь. Как ложь, сказанная однажды.
– Скучно, – вздыхает Кама и вертит в руках кубок. Пятый по счету, откуда же было скуке взяться. Ее браслеты спадают до локтя, звенят. – Иллит повезло, спела и свободна…
– Терпи, – говорю, улыбаясь кому-то среди гостей, чье имя в голове не отложилось даже. – Сделалась новой жрицей, изволь присутствовать до конца.
Барабаны со сцены бьют громче, ритмичнее, она оборачивается. Тихонько толкает меня, вмиг веселея.
– Станцуй, а?
– Не положено, – напоминаю то, что ей и так известно прекрасно.
– Могла бы за кого попроще замуж выйти. – Кама морщит нос. – О, это та самая?
Смотрю туда, куда указывает ее длинный ноготь. В угол, за вазу с фруктами и статую прежней жрицы. В ее тени стояла девушка, не настолько полудохлая, как передавала Ашес. Худая – да, и бледная чрезмерно. Вдобавок темные волосы, острые черты. Но сияние красивое, интересные переливы. На нас она смотрит пристально, настороженно. Изучающе.
– Крис привел, – предполагаю.
Ибо больше некому, а так просто сюда не впустят.
– Что же он ее оставил? – Кама жестом подзывает ее к нам. Безрезультатно, та недвижима. Сама точно статуя. – Милая, не бойся!
Девушка вздрагивает, пятится. Шаг за шагом, прочь, к арке. Исчезает за ней. Напоследок ловлю колючий взгляд и еще многое. Интерес с отпечатком гнетущих мыслей. Горсть сомнений, лихорадочное непонимание. Страх, безотчетный. И другое, очень злое, на грани исступленной ненависти, неясно на что обращенное.
– Не нравимся мы ей, – единственный вывод.
– Вижу, – отмахивается Кама, касаясь губами кубка. – Переживем…
Окутало теплом, удалось вдохнуть. Слишком глубоко и резко, невольно взвыла. Головокружение, щемящая боль. Туман рассеялся, ощущения вернулись – полностью, собственные, мои. Из тумана выплыла родная реальность: вылизанная комната, горящий свет, Пашины ладони на моих плечах. И сам близко, совсем рядом. Долетело, услышал… Пришел. Мир недружелюбно крутанулся, я зажмурилась. Так уж повелось – хорошего понемножку! Он осторожно обнял, приподняв над полом. Кровать легонько спружинила, за спиной оказалась подушка.