Места было всего два, выбор не ахти. Собственно, какой еще выбор?… Проверив оба ремня безопасности, я поерзала на непривычном водительском кресле. Собралась духом, повернула ключ в замке зажигания. Раздался тихий, вкрадчивый гул. Завелась? Или нет… Хм. Я сотни раз видела, как это делается, но… Что с того?! Все, что мне известно о машинах – у них четыре колеса, какие-то педали, и они едут! Водительница выискалась. Что мне в голову стукнуло? Если это была идея Эсте, пусть она и ведет! «Расслабься, и сможешь». Я зло стукнула по рулю. «Отпусти себя… Слушай. Ты все знаешь». В голове вихрем закрутились искры жгучей, почти растаявшей недавно энергии. Рука уверенно легла на ручник.
– А тормоз слева или справа? – пробормотала я озадаченно.
Нет, тормоз – это я… Истинный! Феликс в мою сторону взглянул с мелькнувшим на секунду напряжением. Еще бы. Соображай он, что тут происходит, подумал бы, что я все-таки решила его убить… Ладно, велено расслабиться – попробую. Остановить мысли, выбросить из головы. Прислушаться. «Фи, автомат» – отдало эхом Кирино презрительное. Согласиться внутренне, с бесконечным доверием. Снять машину с ручника, правую ногу на тормоз до упора. Рычаг коробки передач – на буковку «D», в положение движения вперед. Инстинктивно, на рефлексах. Не рассуждать, не думать. Просто делать. Отпустить плавно тормоз, и… О! Она едет! Едет! Невероятно… Так можно?!
«Можно все что угодно» – всплыл в памяти смех Камы. – «Ну, почти все… Чтобы все – понадобится нечто большее». Ой, боковые зеркала-то сложенные, и двери гаража открыть надо! Устранив эти мелкие недочеты, я наконец выехала в заснеженный двор. На площадке перед воротами набрала Кирин номер. Несколько секунд после моего «Открывай», и они отъехали. Победа!
Я надавила на газ, машина поехала приятно быстрее. Бортовой компьютер показал маршрут. Странный какой-то маршрут… Бестолково петляющий. Навигатор выдал пару команд о поворотах, потом расстроенно сообщил, что маршрут перестроен. Зараза! Феликс периодически скользил по мне маловыразительным взглядом. Вот очухается и грохнет меня к чертям… Я постучала пальцем по вредному навигатору. Да и пусть. Крепче сжала руль и вырулила согласно новому маршруту.
Глава 18
Тишину разорвало механическое тиканье, откуда-то аппетитно пахло. В темноте вырисовались очертания каких-то изгибов, многоярусных и плавных. С навесной полки пялился олень, фарфоровый. Вытянутая морда, ветвистые рога, один из которых – неровно склеен. Над ухом гулко пробило шесть раз. Соображалось туго, сверху буравили неестественно круглые, застывшие глаза. Однако, здравствуйте. Так…
Со стены тикала избушка, в свете покрытого бахромой торшера. За собранной в гармошку занавеской было по-вечернему темно. Чтобы встать с дивана, понадобились усилия. Вышивка на подушке скакала мелкими квадратами словно тетрис, ковер норовил уплыть. Из-за плотно прикрытой двери кухни вкусными запахами тянуло сильнее. Дальше по коридору виднелись шкаф прихожей и две двери, одна из них как раз очень нужная.
Брызги ледяной воды в лицо не особо привели в чувство. Любые звуки мешали, в висках ломило. Состояние как с жесткого похмелья. Только Ланса не хватает, с чайничком и философским: «Ну, бывает». Нет уж, больше не было, повторять не захотелось. Вдох, медленный выдох. Воспоминания исключительно фрагментами. Повезло. Их могло вовсе не быть.
Во второй раз коридор показался смутно знакомым. На вешалке висело мое пальто, в кармане – телефон. Сеть ловила, не то что ночью. Ожидаемо: четырнадцать пропущенных вызовов, два из них – от Маэвы. Никогда прежде не перезванивала дважды. В почтовом ящике, среди писем разной степени важности, было и от нее – без темы и любимых ASAP-пометок. Буквы рябили, не складываясь в слова. Впрочем, и так ясно, что там.
Я пошел обратно, в единственную комнату. Щелчок выключателем, и увесистая хрустальная люстра заблестела всеми подвесками сразу. Припоминаю эту квартиру. Избушка с выпуклым циферблатом, фарфоровая живность на полках, заставленный антикварно-советской посудой сервант. Догадываюсь, как я тут оказался.
Какая ирония…
Кухонная дверь со скрипом отворилась, выпустив залп сбивающих с мысли ароматов. Выглянула Лера, в клетчатом красном фартуке и с ножом в руке. Уставилась на меня с настороженным вниманием. Занимательные реакции: ступор, шаг назад, быстро отложенный куда-то на стол нож.
– Я просто хлеб резала! – уверила горячо.
Хорошо, не придется снова труп прятать. Она сцепила пальцы в замок, опустила глаза. Изучать на полу было нечего, так что хватило ее буквально на минуту. Взгляд снова прилип по мне, с убийственно мрачным ожиданием. Второй щелчок выключателем, люстра погасла. Лера никуда не делась, взгляд этот тоже. Пожалуй, и дальше делать вид, что я ее не замечаю, уже подозрительно.
– А зачем? – не стал скрывать я интерес.
– Хлеб зачем?… К бульону. – Она нервно обернулась. Вытерла руки о фартук и с надеждой спросила: – Будешь?
Почему бы и нет? Раз поимели прямо в мозг, пусть теперь хоть накормят.
На кухне было прохладно, через открытую форточку долетали аномально громкие звуки улицы. На столе исходила паром полная тарелка. Действительно, бульон, в редком курином супе его нет. Когда увидел дно тарелки, как-то сразу полегчало, способность думать начала возвращаться. Стоило ею злоупотребить и сильно задуматься, тарелка внезапно опять оказывалась полной. Дважды. Третий раз удалось предотвратить, отодвинув ее на безопасное расстояние. Эта половина кастрюли была бы лишней. А вот принесенный чай оказался кстати – отрезвляюще ядреный и несладкий. Лера села с самого края небольшого стола и принялась крошить в тарелку единственный уцелевший кусок хлеба.
– Что-нибудь еще?… – раздался взволнованный вопрос.
Разве еще что-то есть? Не живет же здесь. Ответа она ждала недолго. Тарелку усеял растерзанный кусок, направленный на меня взгляд вновь стал безысходно мрачным.
– Все нормально, – сказала тихо, но уверенно, – должно быть. И с барьером, и с тобой.
– Ясно.
– Иммунитет полностью восстановился. Ну, к прежнему состоянию. Никто влезть не сможет…
– Понятно.
– Ты издеваешься?!
– Нет. – Я отпил из чашки. – Понятнее некуда.
– Хватит, – Лера сложила руки на груди, – вести себя, будто ничего не случилось.
– Так ты сама сказала, – напомнил я, – что все нормально.
Она прищурилась и всмотрелась пристально.
– Вот сейчас я в этом уже сомневаюсь!
Я пожал плечами. Смысл что-либо говорить? Хочешь искать виноватых – начни с себя. Надо было умудриться настолько феерично подставиться. И с Яникой, и после. А эта избранная… Чего тут следовало ожидать? Не такая, как все, ага. Сам дурак. Счастье, что голова вообще на месте. Задерживаться там в гостях тоже не тянуло, остальное – пройдет. Наоборот, полезно помнить, с кем имеешь дело. И не забывать больше.
Угол клеенчатой скатерти расправили с особой жестокостью, пристальный взгляд смягчился. Лера тяжело вздохнула. Да сколько можно… Вдобавок надоедливо кружилась кухня, почти мутило. Нет, меня скорее от ее виноватого вида стошнит.
– Драмы в меню не нужно, – пришлось все-таки высказаться. – Знаешь ли, со мной случались вещи и похуже.
Она покраснела – густо, до кончиков поспешно спрятанных за волосами ушей. Знает. Видела, конечно. Да и хрен с ним. В городе тогда об этой истории разве что ленивый не болтал, и газеты писали как подорванные. Пана следователя убила жена, прямо из его табельного оружия, а потом и себя. Что на нее только нашло, нормальная с виду семья была… Еще и у их ребенка крышу снесло, что не удивительно, при нем же разборки устроили со стрельбой. В чешском филиале до сих пор помнят, хоть и двадцать семь лет прошло. Не самые обычные мошенники прокололись, подключилась полиция. Отец это дело и расследовал, практически вывел на чистую воду. Они пытались выпутаться как могли, ту идиотку подослали. По соседству поселилась, развела… деятельность. Не на такой результат рассчитывала, но вышло, что вышло.
Лера снова расправила скатерть, вцепилась в ее край обеими руками. Облизала губы, спросила едва ли не шепотом:
– Их ведь нашли?
– Потом – да.
Как раз мечтал обсудить. А то мало было. Ватага психологов, пересказы одного и того же бесконечные. Поговорим, рассмотрим, разберемся. Нельзя все держать в себе. Достали еще в детстве.
Она судорожно вдохнула, явно готовясь ответить. С таким выражением лица обычно выдают пресловутое «мне жаль» или что помногословнее, но очень сочувствующее.
– Не единичный пример, – просветил я. – Длительное влияние на эмоции порой вызывает у жертвы острый приступ агрессии. Рвется прикончить тех, кто рядом. Справедливее, когда попадает виновнику.
Лера окончательно сравнялась по цвету с фартуком, подавившись тем, что собиралась произнести.
– О, ну я рада, – процедила она, – что тебе лучше!
С кухни вылетела, хлопнув дверью. Легче стало, надеюсь? С той стороны что-то грохнулось, со звоном и непечатным комментарием, исключающим несчастный случай. Наступила тишина, разбавленная истошным скрежетом качелей с улицы.
Наконец удалось сфокусировать взгляд на прошлогоднем, застрявшем в ноябре отрывном календаре, все перестало шататься и более-менее выровнялось. С мыслями бы тот же фокус проделать… Морозный воздух постепенно приводил в чувство, чай остывал, пока не кончился. Обидно. И новый не появится, сколько ни задумывайся.
Пространство взорвала противно пиликающая мелодия. Беззвучный режим включать поздно, не брать трубку – не вариант. Третий звонок от Маэвы… Совсем приперло, видимо. В четвертый раз может и в дверь постучать.
– Ты живой?… – вклинилось в ухо.
– Да. – Я убавил звук. – Занят был.
Отсюда не так уж просто улететь.
– Мы тебя утром не дождались, как и твоего голоса по вопросу отстранения Дормана.
– Можете считать, что я воздержался.
– Учту. Без твоего… воздержания решение было бы единогласным. В любом случае оно принято. Ближайшую неделю обязанности главы фонда исполняю я, а с нового