Ушла, и хорошо. Туда, где ей следует быть. Давно пора, а то устроила… непонятно что. Экскурсия в ментальные края была лишней. Слов нет, чтобы цензурных. Какого черта произошло, в общем-то, ясно. Складывалось. Влад на днях теории толкал о сочетаемости несочетаемого, Ланс с самого начала – про изначальное и предопределенность. Итого, в сумме… Седьмая сигарета, шире открытое окно. Порыв ветра, летящий наискось мокрый снег, и наконец-то холод. Ничего. Не заметет.
Фонарь припадочно замигал, предсмертно коротнул и погас, опять зазвонил телефон. Другой мелодией. Маэва. Я вернулся на кухню, притащив сигарету, тарелку и снега. Здесь дышалось легче, и дыма витало поменьше. Поправимо. Трубка, вибрируя, приближаясь к краю стола. Была раскаленной и горела красной лампочкой, на издыхании. Голос из нее раздался мрачный:
– До тебя никто не может дозвониться.
– Надоело выслушивать беспочвенные рассуждения.
– Хватит рассуждений. – То ли вздох, то ли шорох каких-то бумаг. – Нужно принять выставленные условия.
– Идти на поводу у террористов недопустимо.
– А что ты предлагаешь?… Готовить пресс-релиз на тему «они среди нас»? Вот тогда будет апокалипсис так апокалипсис.
– Действуем согласно намеченному плану. Ланс уже перевез большинство их потенциальных «тел» в клинику, до завтра управится. Там глушь, в округе никого, сотрудники – только те из наших, кому ничем не грозят энергетические выбросы, внушения и прочее мракобесие.
– Нет никаких гарантий! Каждого не изолировать. Кого-то родственники не отдадут, кого-то случайно пропустим, кто-то попадется в их ловушку прямо сегодня. А достаточно одного…
– Им заранее не угадать, не ясновидящие. Попытки вселения заканчиваются. Эти запугивания от безысходности, разве не видишь? Успокойся. Мы решаем проблему.
– Кто вы? – нервно усмехнулась Маэва. – Госпожа Лейко, которая вчера у вас в офисе непонятно что забыла на полдня и вела себя, будто ей все дозволено?
Оперативно Шульц нажаловался. И акценты интересные.
– И у которой в личном деле, – не задержалось продолжение, – год как отметка стоит, что всем кроме непосредственного куратора, с ней работать запрещено. На каком, кстати, основании?
– Было надо.
– Исчерпывающе!
– Хочешь – убери.
После того раза в Европу Лера вряд ли сунется. А здесь русский филиал феерических успехов добился.
– Значит, так, – отчеканила Маэва подчеркнуто официальным тоном. – Ланс продолжит делать, что делал, перестрахуемся. Но в России отслеживание прекращаем. Пусть находят своего Вестника и возвращаются, откуда вылезли. Эта девочка, кем бы они ни была, даже опаснее, чем они. Пропадут вместе, и проблема решена.
– На сто лет. Отсрочка большая, но все же просто отсрочка. Лучше дать с ними разобраться раз и навсегда. Тем более двое из пяти осталось.
– Я не могу, – отчеканила она, – пойти на такой риск. И не пойду.
– Я не согласен.
Повисла пауза. Потянуло сквозняком, на балконе резко захлопнулось окно. В стекло с размаху стукнула лысая ветка, телефон раскалился. Пришлось отнять от уха, включив громкую связь.
– Феликс… – донеслось приглушенное сквозь предупреждающий писк севшей батареи. – Мы не вмешиваемся, и это наша официальная позиция. Надеюсь, помнишь еще, у кого какие полномочия? И про субординацию тоже. Ты не можешь поступать по-своему.
– С этим не поспоришь, – признал я. – Ты права.
Сбросил звонок, кинув телефон на стол. Ноутбук лежал рядом, перманентно отсвечивая иконкой залетного конверта. Да, Маэва полностью права. Не подчиняться вышестоящему руководству непозволительно. Итак… Осыпавшийся с наполовину истлевшей сигареты пепел, глубокая затяжка, новое письмо. С любовью к официозу и бюрократии. Запрос в юридический отдел, скорая подготовка документов. Затем – хваленый корпоративный календарь, созданное событие повышенной важности с приглашениями членам правления. Через два дня нормально, как раз. Назначаем досрочное голосование, на повестке – мое снятие с должности по собственному желанию. Готово.
Вторая затяжка сигарету прикончила, вновь подпрыгнул телефон. Быстро наша глава почту проверяет. Мелодия захлебнулась в писке сдохшей батареи, дисплей погас. Абонент вне зоны доступа. Поговорили уже, дальше юристы ей в помощь. Теперь можно поступать по-своему.
Когда не отвлекают – гораздо проще. Перерытый вдоль и поперек архив почты, сверка данных по местонахождению «тех самых» пациентов. Немало набралось, но лежали централизованно. Всего в трех клиниках, главврачам которых отправились письменные распоряжения: работать в прежнем чрезвычайном режиме, чуть что – звонить мне. Никто из них иностранное руководство знать не знает, а у Шульца власти не хватит, чтобы курс поменять. Прошлой осенью с открытием филиала возиться было некому, организационными вопросами занимался в основном я, в том числе оформлением партнерских соглашений. И доверительным лицом фонда все еще являюсь. Конечно, Маэва может меня отстранить, только это мгновенно не провернешь, а сегодня рабочий день вообще окончен. Завтра пока оно вступит в силу… Раз сказал, сутки у Леры будут. Но придется повозиться. На десятой сигарете пачка опустела, пригодилась вторая. Та, что обычно про запас. Кухня пропиталась дымом, густым и успокаивающим. Сосредоточиться, думать. Многовато в Москве потенциально готовых восстать из ада, всех под прицелом не удержишь. А достаточно, действительно, одного. Скоро вылезут, и где-то поблизости – это точно, не зря себе дорогу расчищают всеми способами. Усложнить бы им задачу по максимуму.
Сводки с отчетами искать не пришлось, хранились по датам в папке. Девять случаев вполне достаточно для анализа. Информации о взятых напрокат личностях было с лихвой. Рост, вес, возраст и прочее до кучи, плюс краткая биография, а иногда и не краткая. Каждый раз вселялись в попавшихся ловушке не раньше пяти лет назад. Срок годности истекает? Или в теле не прижиться? Не столь интересны причины, как сам факт. Далее – уровень дара всегда средний и ниже. Сильные, видимо, не по зубам. Чужая шибко одаренная личность берет верх, и всякие знаки не помогают? Тоже учтем. К тому же этим сущностям доступны лишь те, кого они лично сожрали. Что дает нам три ненатягиваемых шкурки из пяти, но тут никак не вычислишь. Впрочем, для выборки и того хватило. Начерченная таблица отсекла сначала две трети пациентов, затем еще три четверти. Осталась пара десятков человек, в наших клиниках. Удачно. Необходимо следить за ними пристальнее и накачать, чем можно и нельзя – если очнутся, то с пониженной концентрацией. Хрен им, а не ментальные фокусы. Фамилии я отправил главврачам, выслушал недоуменные вопросы насчет противоположных указаний от других представителей фонда и велел их игнорировать. Послушались. Что касается приезжих пришельцев – появятся на горизонте, постараюсь перехватить. Влад не соскакивал, известит.
В прихожей лязгнул замок, с набором привычных звуков ввалилась хозяйка квартиры. Спустя минуту донеслись шаги и кашель. Кажется, дым уже и в коридоре. Досадно. Закрывать окно на балконе было поздно, как и открывать второе. Дверь кухни бахнула об стену, ворвалась Анита. Не поморщилась почему-то. Посмотрела внимательно на меня, потом на свою любимую тарелку, с горкой полную окурков, и снова на меня. Переместилась поближе к окну, кутаясь в неснятую куртку, и выпалила:
– Ты что, серьезно ушел?!
– Нужно было дождаться вас с Владом из магазина?
– Я не о том! Мне Маэва звонила…
– Анна, ну что за чушь? – осведомился я, не отрываясь от ноутбука. Она с облегчением вздохнула и глухо кашлянула. – Как ты себе представляешь мой уход? Из другой страны это попросту невозможно. Через два дня собрание, вот там и уйду.
Анита округлила глаза, протерла их, затейливо выругавшись, и плюхнулась на соседний стул.
– Э-эй… – Ее лицо оказалось напротив, крышка ноутбука под натиском розовых ноготков захлопнулась. – Что произошло?…
Я чиркнул спичкой, последней в найденном здесь же, на кухне, коробке. Аксессуаром служил, видимо. Плита-то электрическая. Прикуренная сигарета у Аниты никакой реакции не вызвала. Ни одного замечания, хоть пугайся.
– И что она сказала? – я стряхнул пепел в переполненную тарелку.
– Что ты вышел внезапно из состава правления, телефон отключил и даже письма не открываешь. Просила передать тебе, как увижу, чтобы перезвонил. Про расследование спрашивала, я отправила ее мой отчет читать, свежий утренний. Там все обтекаемо. Боже… Я не была уверена, что тебя тут застану!
– Застала. Передала. Молодец.
Она сложила руки на груди, прищурилась. Не от дыма, судя по требовательному, с толикой обиды, взгляду. Тарелку выдернули из-под локтя и, опрокинув в мусорное ведро, вернули на стол с громким стуком. Дно прострелила трещина, разветвленная.
– Не сошлись во мнениях, – все же ответил я.
– Насчет нижнего Потока? – Анита вцепилась в край скатерти. Та поползла вниз, вместе с тем, что на ней. Пришлось со своего края придержать. – Струсила, да? Из-за вчерашнего в Бергене и Зальцбурге? Я так и поняла! Шульц выслал указания завязывать бегать за «этими чертями», и мне, Роберту с Давидом. Легко же оказалось ее прижать!
– Ты не все знаешь. У Маэвы есть причины. Считай, жирно намекнули, что в третий раз жахнут с прицелом на мировую сенсацию. Если не прекратим им мешать.
– Это слив, – хмыкнула она, – идти у них на поводу. Стыдно! Готовиться чуть ли не сто лет, материалы тоннами перекапывать, собираться их остановить и… Тьфу. Нет уж, фиг.
– Подумай хорошенько. Прежде чем ввязываться.
Аниты выпустила скатерть, подалась вперед. И сердито, на выдохе, сказала:
– Я с тобой.
Окно на балконе замерло без движения, снег закружился медленно, плавно. Занавеска и та прекратила колыхаться. Накрылось проветривание.
– Ну? – с энтузиазмом поинтересовалась она. – Что делаем?
– Что и раньше. Только сложнее будет.
– Недолго играющий план. – Анита закусила губу и осторожно спросила: – А Лера где?