– Расскажи о них больше, – воспользовался я случаем. – Из архива, небось, многое попер.
– Не попер, а уберег от незаслуживающих доверия лиц, – оскорбленно поправил он. – Найдется парочка интересных деталей, пожалуй.
Анита отпустила панду, позволив той свалиться в угол. Придвинулась ближе к окну и изобразила позу прилежной ученицы. Хансен умиленно улыбнулся и, удобнее устроившись на подоконнике, голосом утомленного ректора завел:
– Вестники… Не шибко распространенное название. В самых ранних источниках она – воплощенная Тьма. Первая породила массу легенд и была девицей боевой, а вторая – сентиментальной, последствия чего нам разгребать. Следующих призывало вхолостую. Почему девочки? Исконно у тьмы женское начало. Сакральный носитель сохранения и сбережения. Подходит, учитывая их задачу вернуть равновесие. Эти качества и притягивают силу, выбор неслучаен. Поток ищет достойных, необходимо совпасть. В то же время по канону тьма не противоположность свету, как можно подумать. Скорее его основа, первоначальный хаос. Символы двойственны, натуры тоже. Искать на поверхности ошибочно.
– У меня сейчас мозг лопнет, – буркнула Анита.
– Это не для средних умов, – подмигнул он, мгновенно выйдя из роли. – Напрягай извилины.
Она наглядно, с обеих рук, продемонстрировала ему свое мнение на этот счет, я поднял панду и усадил на место.
– Решаться надо шустро, – не растерял улыбки Хансен, – иначе рискуем отхватить по полной. Они заметили, что жареным запахло, и готовы защищаться. Незабвенный Герман с переполохом столетней давности покажется… цветочками.
Погладив горшок, он отлепился от подоконника. Шагнул к выходу из комнаты и бросил на прощанье:
– Думайте. До завтра.
Анита сорвалась за ним – то ли проводить, то ли придушить в коридоре. Звуков ломающейся мебели не последовало, а через минуту хлопнула, щелкнув замком, входная дверь. Я откинулся на спинку дивана, на пороге возникла нерадушная хозяйка. Ладони сжаты в кулаки, в глазах – праведный огонь.
– Хочешь сказать, – прошипела она, – это ваша первая встреча за пять лет была?
– Не хочу.
Ее нижняя губа задрожала несмотря на вздернутый подбородок. Возмущенный писк был на уровне ультразвука, от нарезанных по комнате кругов зарябило в глазах.
– Во, новости! Дар в хрен знает какой долбанутой модификации… С ума сойти, умереть не встать! Ну, такое. А конспирация-то! Выходит, я до дня «что за нафиг, где я оказалась» не дотянула всего ничего? Отпад. Хотя… о чем я? Ерунда, не стоило и упоминания!.. – Она склонилась надо мной. – И давно ты об этом знаешь?!
Я взглянул на циферблат на стене.
– Часа три.
– Оу… – Анита резко выпрямилась. Надув щеки, попятилась и выдохнула: – Пойду, поесть приготовлю. В смысле, ужин. Не кури тут, ради бога. Угробишь цветы!
– Аспарагус, – подсказал я.
Она скорчила гримасу. На кухню унеслась, прихватив плед и приговаривая, что надо бы достать противогаз. Суровые российские будни.
За дверью доносились хлопки шкафчиками и звяканье посуды. Сквозняк принес запахи. Рыбу жарит, с чесноком. Радикально… Пять минут, и никакая прокуренность не страшна. Попискивал, сменяя на дисплее градусы, обогреватель, панда кренилась огромной башкой вниз, из-за чего казалась суицидально грустной. Попадаться на глаза ее владелице не тянуло, курить тоже. В любом случае сигареты остались на кухонном столе, и были все основания полагать, что они отправились в мусорное ведро или вовсе в окно. Подышим обычным воздухом для разнообразия, мысли яснее будут. А подумать есть над чем.
Время поджимает, и уже завтра прижмет. Опять все упирается в Вестника и перезревший вопрос – кто? Искать следовало рядом с Лерой, она знает. Нет… «Знает» – неверное слово. Любит, до потери чувства самосохранения. Ею руководит не долг, не жажда справедливости, не общее желание спасти всех. Это личное. Ей важно спасти именно Вестника. Кого? Первым делом в голову приходила Максимова. На каждом шагу Соня-Соне, за Соню горой, невзирая ни на что, отринув логику, здравый смысл и хваленые принципы отчасти. Но доподлинно известно – воплощенной тьмой она быть не может. А по отношению напрашивается идеально. Ради нее госпожа избранная весь Поток раскатала бы на ментальном катке, без колебаний и сожалений. Чего стоил только тот взгляд, в торговом центре, осенью. Меня она тогда не заметила. Впрочем, никого не заметила бы, стой он хоть перед ней. Лера смотрела на ту, кого добровольно не отпустила бы. Заставили. Похожий взгляд я видел сегодня. И объятия прилагались.
Хансен зауми наболтал, но вычленяя главное… Тьма, дуализм, распределение ролей. Не кастинг. Совпадение внутренней сути важнее. Одаривают, кто подвернется. Девочка, женское начало, податливость. Или ребенок, который пока вне этих рамок. Подходит. Рядом с ней последние полтора года, типа работа, а приглядись – как бы не так. Примчался вчера, с чего-то решив, что Лере опасность грозит. Не ошибся. Способ ей помочь быстро нашел, действовал более чем креативно. Обмены энергией с выкидыванием в глубокий Лектум – не то, что умеет каждый мелкий. Перед тем как она очнулась, в туалет умотал. И минус Яника внезапно. Врагов мочим в сортире, значит. Вполне тактика.
В окно мел мокрый снег, бесформенными ошметками прилипая к стеклу. Плюшевое черно-белое чудовище завалилось набок, накрыв кривой тенью половину дивана. Сквозняк исчез, а с кухни пахло сильнее и аппетитнее. Я выключил ненужный уже обогреватель и вышел в коридор. Анита остервенело запихивала в стиральную машину бесконечную тряпку и бормотала под нос, пополняя мой запас слов на венгерском, без которых, в общем-то, легко можно обойтись.
– Занавески, – доложила она, пнув оные, – и скатерть! Жаль, обои нельзя отодрать и постирать. Тебе хоть стыдно, а?
– Почти.
Анита развела руки ладонями вверх, соединив пальцы с намеком на позу медитации, и прикрыла на секунду глаза.
– Я отомщу… – пообещала с преспокойной улыбкой и, разлепив веки, прицельным толчком пропихнула в машинку всю кучу. – Начну прямо сейчас! Придется есть то, что я приготовила.
Зря она так. Съедобно, и пригорело совсем чуть-чуть. Дыма витало немало, но к нему я отношения не имел никакого… Анита то ковыряла вилкой рыбину в тарелке, то возила чашкой по сиротливо оголенному столу. Молча. Сверху шумела вытяжка, за стеной с механическим скрежетом наворачивала круги стиральная машина.
Домучив ужин, Анита утащила посуду в раковину – мыть, я взялся за телефон. Подсоединенный к зарядке, он выдал на оба номера изрядное количество пропущенных вызовов, сообщений и новый звонок. Ланс. Караулил, не иначе.
– Ты там что, сдурел? – донеслось вместо приветствия.
– Все в порядке. Помощь специалистов не требуется.
– Не знаю, что у вас с Маэвой произошло, но я предупреждал, что ей в последние дни тяжело, и реакции соответствующие…
– Так я внял и не возвращался. И еще два дня не планирую.
– Никто из правления эту твою истерическую отставку подписывать не будет!
– Пусть Маэва их убедит. Она умеет.
– Я с тобой, когда приедешь, поговорю… – произнес он многообещающе и бросил трубку.
Я пролистал список звонивших, никого стоящего внимания не нашел. Отключил основной номер, надеясь, что второй по-прежнему известен исключительно в узких кругах. Хватит разговоров, вранья и недомолвок. Не то чтобы открытие. Еще лет эдак двадцать назад научился не верить психологически выверенным фразам из методик по промывке мозгов. И не путать заботу и научный интерес.
Вода стихла, посуда звякнула в унисон хлопку дверцей шкафчика. За спиной раздались шаги. Заключили в объятия, довольно тесные, в плечо уперся острый подбородок.
– Представь, меня Шульц вызывает, – сказала Анита насмешливо, – не только меня, всех. Собрание срочное, на ночь глядя, явка строго обязательна. Шел бы он…
– Съезди.
– На разведку? Без проблем! – Мягкая прядь щекотно коснулась щеки. – А ты иди спать. Утром виднее станет чего как.
Дельное было предложение. Кое-что надобно переварить…
Пришпилив розовые пряди на место и оставив в ванной пахучее сладкое облако, блестками осевшее на зеркале, Анита умчалась обеспечивать строго обязательную явку. В общих чертах обсудили, что ей следует и не следует говорить. Все, что касалось меня – не знает, не видела, не привлекалась. В деталях сама сообразит, с таким-то врожденным уровнем импровизации. Сложно сказать, насколько по-дружески впутывать ее в это, но удержать вряд ли получится. Любимая еще со стажерства, с первых дней работы в архиве, тема – события столетней давности и способ помешать им повториться. Вот и попробуем. Завтра…
Голова была тяжелой, диван тесным, а панда мягкой. Выкидывать ее на пол отчего-то не хотелось, как и искать подушку. И так нормально. Кажется, что-то пыталось присниться, пробиваясь сквозь темную неразборчивую муть. А пробилось пиликанье, громкое и пронзительное. Пять утра, рановато… Впрочем, второй номер исключительно для неотложных звонков. Имя на дисплее удивило – Мартин Герра, бывший глава итальянского филиала. На пенсии не спится?
– Откуда у вас этот номер? – поинтересовался я для справки.
– Обижаешь, – невеселым смехом отозвался он. – Кто ищет, тот найдет, было бы желание!
– И возможности.
– О них, родимых, как раз речь. Слухи дошли, ты нас спешно покидаешь. Если дело не во внезапном рвении начать новую жизнь, в чем я лично сомневаюсь, то напрашиваются выводы…
Интересные слухи доходят, учитывая, что правлению выгодно молчать в тряпочку, а не афишировать новые проблемы на фоне уже существующих. Хотя для утечки информации трепла достаточно одного. А Колвен за двоих сойдет.
– Цитируя вас же, – не отказал себе в удовольствии, – участвовать в том, что будет дальше, я не собираюсь. Поэтому и ухожу.
– Есть другой вариант. Маэва весь год перегибает палку, а это чревато последствиями, и открытое смещение Дормана стоило дорого. Некоторые недовольны. Больше, чем кажется. Не такие уж устойчивые ее позиции.