— Отец ведь, как не приехать? — удивленно пожал плечами мичман. — Может, сын плохо служит, не научился глядеть в глаза океану?
— Товарищ мичман, хочу доложить вам о лодке, — повернул разговор в другую сторону Егоров. — Шумы я слышал четко, хотя лодка создавала помехи, чтобы ее не обнаружили…
«Замял разговор об отце, видно, не ладит с ним», — подумал Капица.
— О лодке мне все ясно, — сухо оборвал матроса мичман. — Советую впредь дорожить каждой секундой на вахте. Ясно?
5
Море гудело надсадно и протяжно. С затянутого тучами неба сыпал мелкий дождь. На мостике было сыро и знобко. Петр Кузьмич Капица продрог. Всю ночь он простоял наверху, и когда на мостик поднялся старпом, он торопливо бросил:
— Погляди тут, Василий Ильич, а я побреюсь…
В каюте, куда он спустился, было тепло и уютно. Петр Кузьмич вдруг почувствовал неодолимую усталость во всем теле, ему захотелось лечь на мягкий диван и забыться крепким сном. Но мысли о том, что трюмы наполовину пусты, а косяки рыбы пока не обнаружены, угнетали его. И порт молчит, хотя дважды запрашивали по радио ориентировку. Капица устало зевнул. «Выспаться еще успею, — подумал он. — Важно найти косяки».
Едва он побрился, пришла судовая радистка Лена Ковшова, стройная, голубоглазая девушка. Она поздоровалась с ним, отбросив со лба кудряшки непокорных волос, и сказала, что из порта получена радиограмма.
«У острова Баклан обнаружены большие косяки окуни, — читал Петр Кузьмич. — Можете менять курс…» Капитан повеселел. Он взял трубку судового телефона, позвонил на мостик старпому и коротко распорядился:
— Курс к острову Баклан.
Положив трубку на рычажок, Петр Кузьмич взглянул на Лену. На ней вишневого цвета шерстяная кофта, черный платок подчеркивал ее белую, как морская пена, шею, бледно-розовое лицо. Но почему-то девушка грустная, и это не ускользнуло от глаз капитана.
— Ты садись, поговорить надо… — кивнул на кресло Петр Кузьмич, но кто-то постучал в дверь. — Да, войдите.
В дверях появился боцман Колосков.
— Простите, Петр Кузьмич, что я помешал вам… — начал боцман, косясь на Лену, — но я вынужден вас предупредить…
— О чем? — удивился Петр Кузьмич.
— Вы приказали идти к острову Баклан, — с тревогой в голосе продолжал боцман, — но там рыбачить опасно. Попадаются плавающие мины времен войны. Недавно пограничный корабль «Алмаз» уничтожил одну «рогатую смерть».
— Спасибо, Юрий Иванович, за информацию, — прервал боцмана капитан, — но у нас нет другого выхода. Мы будем осторожны…
Боцман, потупясь, удалился. Петр Кузьмич вновь взглянул на Лену. «Хоть и не ученая, как мой Степан, но будет доброй женой», — подумал он и почувствовал, как от этой мысли защемило сердце. Поженились бы… Дела у Степана идут хорошо. Он скоро станет старшим конструктором…
Петр Кузьмич часто уходил в море на промысел. На берегу доводилось бывать редко, и он скучал по сыновьям, хотя никому об этом на судне не говорил. Вот только Лене как-то признался, что порой ему до боли в сердце хочется видеть сыновей. Когда Степан подружился с Леной, Петр Кузьмич так возрадовался, что скрыть этого от других не мог. Лену он знал давно, еще когда она училась в школе, и лучшей девушки для Степана не желал. Месяц назад, когда Петр Кузьмич собирался в море, к нему на часок заскочил Степан, и тогда, не мешкая, он спросил:
— Ты когда, сынок, женишься?
Степан загадочно улыбнулся, но ничего определенного не сказал.
— Что, не по душе Лена?
— Чего ты, батя, все допытываешься? — серьезно отозвался сын. — У меня сейчас столько работы, что и дохнуть некогда.
— Ну, ну… — буркнул отец.
И теперь Петр Кузьмич пожалел, что не настоял на своем. Лена, видимо, тоже с этим согласна. Но почему она такая грустная? Лена опустила глаза и тихо, словно боялась в этом признаться, ответила:
— Поссорились мы со Степаном.
— Что, отставку ему дала? — Петр Кузьмич засмеялся, но тут же его лицо сделалось серьезным. — Неужто обидел? Зла за Степаном вроде не водилось. Ладно, дочка, на меня не сердись. Отец я ему. Разумеешь? Ты вот спроси, о чем мечтает старый капитан, и я тебе откроюсь. Хочешь?
Лена улыбнулась:
— Ну, если не секрет…
— Скорее бы ты вышла за Степана да внука бы мне родила. Уж так я о внуке мечтаю, что и про море свое да корабли забыть не грех.
Лена смутилась. Она любила Степана, но почему-то стыдилась признаться в этом Петру Кузьмичу, хотя после гибели отца он стал для нее близким человеком.
— Рано вы о внуке… Я-то ему еще и не жена… — Голос ее дрогнул, и она отвернулась, чтобы капитан не видел ее слез.
— Чего поссорились-то? — вновь спросил Петр Кузьмич, не спуская с радистки пытливых глаз.
— Чудной он… — Лена поглядела в лицо Петру Кузьмичу. — Приехал на полдня, схватил меня за руку и кричит: «Пойдем регистрироваться». Ну разве не чудак?
Петр Кузьмич, улыбаясь шершавыми от ветра губами, рассудил:
— Оно конечно, Степан без всякой стратегии с тобой… Но человек он серьезный. Не подумай, что если сын мой, так я его хвалю.
— Как же можно без мамы? — холодно спросила Лена. — Вот приедет, и пусть у нее просит моей руки.
— Ну, это ты зря…
— Нет, я так хочу и по-другому делать не стану.
Капитан стоял у иллюминатора и думал о чем-то своем. Кряжистый, как старый дуб, в черной стеганке и больших кожаных сапогах, он был чем-то сродни морю: крутой нрав, седина на висках, словно соль морская осела. От одежды пахло рыбой, морскими водорослями. Этой ночью особенно тяжко было на мостике: обжигал ветер, не раз накрывала волна…
— У вас стеганка в пятнах соли, — заметила Лена, чтобы нарушить неловкую паузу.
— Пятна водой смоются, — сделал вывод Петр Кузьмич. — Ты, Лена, бойся пятен на душе…
Капитан сел к столу. Лена заметила, что его полное, цвета кофейной гущи лицо стало задумчивым, а в серых больших глазах, над которыми нависли густые брови, застыла настороженность. Лена не знала, как ей поступить: то ли идти в радиорубку, то ли стоять вот так, молча, стоять и ждать, что еще он скажет? Неожиданно Петр Кузьмич заговорил о своей жене:
— А знаешь, как у меня с Машей-то было? И не угадаешь, потому что жизнь, словно метель, закрутить может. Так вот, послушай. Когда Маша провожала меня на службу, клялась дождаться. И я слово ей дал. Да все война спутала. Горе у людей: кровь, слезы… Вернулись мы с боевого задания, после ужина вызвал меня командир в каюту и говорит: «Пойдем ко мне в гости». Неловко мне стало, сама понимаешь, только с моря вернулись, семья его дома ждет… «Нет, — говорю, — уж я как-нибудь потом загляну к вам». А он: «Не разрешаю!» Приказал одеваться и следовать за ним. Шагаю следом, а у самого на душе кипяток, собирался своей Маше письмо написать, да теперь вот время потеряно, на рассвете корабль снова уходил в море.
— И командир молчит? — спросила Лена.
— Как рыба. Потом, значит, вошли мы в комнату. И что ты думаешь? За столом с женой командира — Маша… Вот как у нас с ней было. Капитан достал папиросы, закурил. — Это счастье, когда тебя любят. И еще: надо за свое счастье бороться. Вот что, на той неделе, в воскресенье, у меня будут гости. Придешь? Степан приедет…
Лена поблагодарила за приглашение и тут же поинтересовалась:
— А еще кто будет?
— Младший сын Василий. Он у меня мичман. Служит на «Алмазе» под началом капитана 3-го ранга Игоря Маркова, которого ты приглашала на судно рассказать ребятам о героях-моряках. Колосова я тоже пригласил. Он тут, на Севере, воевал. Ты про остров Баклан слыхала?
— Птичье имя острову кто-то дал, — улыбнулась Лена. — Смешно звучит.
— Вот-вот, птичье. А боцман раненый там был… Корабль торпедировала фашистская лодка… Еле доплыл до острова… Летом все случилось, потому и выжил. На острове ягоды ел, грибы. Кое-как продержался, пока наши рыбаки его не подобрали. — Капитан помолчал. — Так придешь?
— Не смогу я быть…
— Почему?
— Пока мама гостит на Кубани, я должна побелить комнату, пол перестелить… Боцман обещал помочь.
— Колосов, да? — Петр Кузьмич как-то неуклюже опустился на стул, поглядел в зеркало и в раздумье добавил: — Работящий мужик. Он уже на судне полгода. Я им нарадоваться не могу… Холодный, правда, душой, но это для кого как…
— Неправда, — возразила Лена. — Когда мама уезжала к сестре, он ей денег взаймы дал.
— Деньгами сердце, дочка, не согреешь, — Петр Кузьмич провел широкой ладонью по лицу. — Деньги дал взаймы… Ну и что? Нет, я решительно против боцмана ничего не имею, но душа у него холодная.
— Он маме делал предложение, — поведала Лена.
Петр Кузьмич весь как-то напружинился. Лена ждала, что он скажет: «Мне нет до этого дела». Капитан с напускным равнодушием спросил:
— Ну и что Ася Ивановна?
— Отказала ему. Не могу, говорит, дети у меня на руках, да и мужа своего не забыла — три года прошло, как похоронила.
— Небось обиделся Колосов? — поинтересовался Петр Кузьмич, чувствуя, как в душе шевельнулось что-то недоброе. Мать Лены он давно полюбил. Капитан никому об этом не говорил. Когда появился соперник Колосов, Петр Кузьмич и вовсе лишился покоя. Ася была к нему доброй, ласковой. И взял-то он к себе на судно Колосова только по ее настоятельной просьбе. А она, Ася? Когда уезжала к сестре на Кубань, только руку застенчиво пожала.
— Еще как обиделся, — сказала Лена после долгой паузы. — В тот же день взял свои вещи и перешел на другую квартиру. Долго не приходил к нам, а перед уходом «Кита» в море появился. Грустный какой-то был.
— Про вашу любовь знает?
— Даже совет мне давал: выходи, мол, за Степана, таких, как он, на военном флоте единицы.
— Это верно, — поддакнул Петр Кузьмич. Однако ему пришелся не по душе интерес боцмана к Лене. Другое дело Ася, пусть с ней как хочет, а Лена… Нет, он не позволит боцману совать в это дело свой нос. Петр Кузьмич не сдержался и сказал об этом вслух.
Заметив на лице капитана недоумение, Лена вдруг стала рассказывать ему о Колосове все, что знала о нем.