Лена рукой коснулась его плеча:
— Спасибо, Петр Кузьмич. Я вам верю. Спасибо.
В море на десятые сутки рейса Лена получила от Степана письмо (на траулеры почту доставили вертолетом). Петр Кузьмич в это время стоял на ходовом мостике и видел, как принимавший с вертолета груз помполит подозвал к себе Ковшову и вручил ей письмо. Она мягко улыбнулась, что-то сказала и тут же убежала в радиорубку. У Петра Кузьмича заныло сердце: ему захотелось узнать, кто же написал ей: может, мать или кто другой? Однако спрашивать Лену не стал: если что важное, она сама ему скажет. Пока капитан, стоя на мостике, размышлял, Лена повертела голубой конверт с пометкой «АВИА» и осторожно надорвала его. Письмо было краткое:
«Лена, моя голубоглазая незабудка, прости. Я был груб с тобой. Сейчас я в море. Работы по горло. Писать больше некогда. Кланяйся бате. Целую. Твой Степан».
Лене тут же захотелось сказать о письме Петру Кузьмичу, но зашла к нему только после ужина. Он сидел в каюте за столом и что-то писал. Наверное, письмо, потому что рядом лежал конверт.
— Можно?
— Заходи, Лена.
— Степан в море. Кланяется вам… Письмо я от него получила.
— Рад, что ты повеселела, — улыбнулся Петр Кузьмич. — А я вот решил черкнуть пару строк своему боевому товарищу. В Москве живет. Приглашает на дачу. Куда мне ехать в такую даль? Хочу поблагодарить за внимание да кое-что написать… Где там Кольцов? Позови его ко мне.
Лена сказала, что полчаса назад видела его на мостике. Он на вахте.
— Жаль, а то бы я всыпал ему, — погрозился капитан и, глядя на Лену, добавил: — Молодой, да хитрющий. Ночью вместо боцмана у трала работал. Ну, куда это годится? Ладно подменить человека, если есть такая надобность, а то ведь боцман храпел в своей каюте.
— Не может быть, — усомнилась Лена. — Я сама видела, как Колосов заваливал трал после ужина.
— А вскоре его подменил рулевой, — Петр Кузьмич чертыхнулся. — И зачем мне дали этого практиканта! Скажи, Лена, ты ничего за ним не замечала?
Лена задумалась. Но тут же вспомнила, что дня три тому назад она постучала в каюту боцмана, хотела сообщить ему о том, что к ночи ожидается усиление ветра, но ей открыл Кольцов. Увидев ее, он растерялся, а на вопрос, где Колосов, лишь пожал плечами. Лена догадалась, что рулевой что-то искал. Она извинилась за беспокойство и ушла. Вскоре Кольцов нашел ее на баке и, смущенно потирая ладонью лицо, сказал:
— Книгу я у боцмана забыл. Свою книгу…
— А мне, думаешь, надо знать, что ты там ищешь? Я бы в чужую каюту не зашла.
Об этом эпизоде Лена и рассказала капитану.
— Ишь какой шустрый! — усмехнулся Петр Кузьмич.
Рулевой не заставил себя долго ждать. Вошел он в каюту капитана робко да так и застыл, словно провинился в чем-то. В карих, чуть раскосых глазах хитринка, не поймешь, то ли он смеется, то ли такая у него привычка.
— Вызывали?
— Садись, Кольцов, как прошла вахта?
— Спасибо, хорошо…
— Так-так… А чего это ты, мил человек, за боцмана у трала возился? Он попросил тебя или как?
— Захворал Колосов, — серьезно сказал рулевой. — Потому, значит, я и выручил его. Правда, вам не доложил, но, извините, я думал, что это сделает боцман. — Помолчав немного, Кольцов добавил: — Я многим обязан боцману, сами понимаете, это надо ценить. Он со мной возится как с ребенком. Короче, учит морскому делу.
— М-да, — неопределенно молвил капитан, и в его слегка охрипшем голосе Сергей уловил раздражение. — А книгу он тебе отдал?
— Какую? — растерянно заморгал ресницами Кольцов.
— Ту, что искал в его каюте, — отрубил капитан и, не дождавшись ответа, строго заявил: — Чтоб ты по чужим каютам больше не ходил. Ясно?
— Не ясно, капитан, — сердито отозвался рулевой. — Боцман мне это разрешил.
— А я не разрешаю! — повысил голос Петр Кузьмич. — На траулере я хозяин и прошу мои распоряжения выполнять.
— Понял вас… — выдохнул Кольцов, а сам подумал: «Лена нашептала ему… А я ведь не книгу искал… Эх, узнай об этом боцман, мне несдобровать».
Капитан вновь заговорил, и, как показалось Сергею, теперь уже дружелюбно, без злости:
— Да, рулевой должен учиться морскому делу, овладевать навыками. Однако судовые законы для всех обязательны и никому не дано право нарушать их…
— Даже радистке… — поддел капитана Кольцов.
— Вы что имеете в виду?
— Радиограмму на имя Розалии.
— Это я разрешил и прошу замечаний мне не делать, — сурово и холодно произнес капитан. — Возможно, я и не дал бы добро, но уж очень боцман просил. Впрочем, кажется, вы правы. Зря я разрешил. Могу от руководства и выговор схлопотать.
«Уж я-то постараюсь, чтобы за это дело вас почистили наждаком!» — мысленно пообещал Сергей капитану. С трудом подавив желание возразить Петру Кузьмичу, Кольцов извиняющимся тоном заверил капитана, что его замечания учтет, извлечет из всего этого суровый урок.
— Разрешите идти?
— Чего торопишься? — одернул его капитан. — Ты, Сергей, вот что… На той неделе у моего Степана да Лены будет свадьба. Приходи, ладно? Я и Лена тебя приглашаем. Хоть и ершистый ты, но я к тебе зла не питаю. И Лена тоже…
После ухода Кольцова из каюты в стоявшем на столе динамике послышался тревожный голос старшего помощника:
— Капитан, я вижу перископ подводной лодки. Она пересекает нам курс…
— Что?! — вырвалось у Петра Кузьмича. Он схватил стеганку, шапку и плечом толкнул дверь. Ветер ударил ему в лицо. Накрапывал дождь. Капица быстро поднялся на мостик.
— Ах, как жаль, капитан, что вы не увидели перископ! — затужил старпом. — Я держал судно носом на волну, вот как сейчас. Метрах в ста от «Кита» я увидел маленький бурун. Перископ! Да, Петр Кузьмич, настоящий перископ подводной лодки. Она шла малым ходом, но почему-то не всплывала. Я приказал включить прожектор. Перископ тут же исчез. Странно все это. Помните, весной мы увидели перископ? Тогда подводная лодка всплыла, матросы даже махали нам пилотками. А эта вела себя настороженно. Может, чужая?
Петр Кузьмич сказал, что на флоте проходят учения и, должно быть, лодка выполняет какое-то задание.
— И все же она могла всплыть, — молвил в раздумье старпом.
— Почему?
— Как почему? — вмешался в разговор рулевой Кольцов, пряча под фуражку рыжий чуб. — Она должна всплыть, чтобы командир лодки поздоровался с нашим старпомом.
Капитан засмеялся.
— Вы, Сергей, лучше смотрите за курсом, а то в этих местах дно скалистое, как бы не напороться, — спокойно заметил старпом. — Шутки оставим до берега.
Капитан, казалось, его не слушал. Он стоял у левого крыла мостика и глядел в темноту, где на фоне посветлевшего горизонта чернел мыс Зеленый. Мыс угрюмо возвышался над черной, как смола, водой. Отвесные скалы в предрассветной мгле выглядели могучими великанами. У этих скал пограничный корабль «Рубин» на пятый день войны уничтожил фашистскую подводную лодку.
— Капитан, вы, наверное, опять вспомнили войну? — спросил Кольцов. Он не раз замечал: когда судно проходило этот район, капитан выходил на крыло мостика и в бинокль разглядывал угрюмый остров. — Бросьте волноваться, капитан. Подумаешь, перископ! Показался, ну и шут с ним.
— А если это чужая лодка? — насупил брови Петр Кузьмич. — Если эта субмарина что-то вынюхивает в наших водах? Молчишь, парень? То-то… — Капица закурил. — До войны я служил на пограничном корабле «Рубин», и мы несли боевой дозор вот в этих местах. А как началась война, то все пограничные корабли, в том числе и наш, были переданы в боевой состав Северного флота. На другой день «Рубин» покинул базу Кувшинская Салма и взял курс в Иоканку. Нам поставили задачу охранять вход в горло Белого моря от кораблей и подводных лодок противника. Прибыли мы на место вовремя. А вскоре командир получил сообщение по радио о том, что в районе острова Светлый замечена чужая подводная лодка. К острову — полным ходом. Мы атаковали субмарину глубинными бомбами. На воде появились масляные пятна, пробка… Вот так, Сергей. Потому и памятен мне этот остров. А еще я потерял тут своего друга Федю. Он был минером. Корабль спас, а сам погиб… Я вот летом ездил в отпуск и заезжал к его матери. Старенькая она уже. Усадила меня под вишней и говорит: «Федя еще сажал, когда маленьким был. Ягоды у этой вишни красные-красные, будто Федина кровь в них…» Вот оно что, Сергей… — Капитан вошел в рубку штурмана, позвал старпома: — Ну-ка, Василий Ильич, покажите, где был замечен перископ?
Старпом взял карандаш и поставил на карте крестик.
«Так это же неподалеку от фарватера, где ходят наши лодки!» — чуть не вырвалось у Петра Кузьмича. Годы жизни научили его многому. Одно правило для себя он усвоил крепко: на море гляди в оба. И все же он высказал сомнение: может, то был не перископ, а сидела на воде чайка, а когда включили прожектор, она вспорхнула?
— Я не слепой, — с обидой в голосе возразил старпом. — К тому же не один я видел перископ, вот и боцман подтвердит.
Капитан взглянул на Колосова:
— Лодка?
Боцман как-то неуклюже переступил с ноги на ногу.
— Это я, значит, видел? — с ухмылкой спросил он. — Нет уж, товарищ старший помощник, галлюцинацией не страдаю. Чайку видел, как она от света луча испуганно вспорхнула и улетела в темноту. А перископ не видел. А какой он, перископ?..
Слушая разговор капитана с боцманом, Кольцов угрюмо глядел на черное взлохмаченное море. Судно рыскало, подскакивало на волнах, как на ухабах, но Сергей крепко держал руль. Когда боцман умолк, он, сделав серьезное лицо, сказал, что старпому просто померещилось. Никакого перископа не было.
Боцман в душе поблагодарил Кольцова за поддержку, однако вслух высказал такую мысль: старпом излишне напрягает зрение, вот ему и почудился перископ подводной лодки.
— Вот-вот, — поддакнул Петр Кузьмич, — так и есть — чайка. А вы тут раздули из мухи слона. Кто станет рисковать в этих местах, где грунт скалистый, подводные камни да рифы? Не думаю, что командиру лодки надоело жить, будь он нашим или чужим. Не думаю, Василий Ильич. Мура, а не перископ. Вам и вправду померещилось.