Егоров это отверг: вряд ли Коршун будет радировать из своего укрытия. Тут что-то другое. А Дельфин — это субмарина, в этом он ничуть не сомневается. Она где-то бродит на глубине и ждет подходящего момента.
— Не уверен, что так, но думаю, не последняя роль здесь отводится и иностранному рыболовецкому траулеру. Не зря же он крутится неподалеку от острова Баклан. Не так ли? И не случайно лодку засекли рыбаки «Кита». Впрочем, возможно, и не ее. — Капитан 1-го ранга сел в кресло. — Я вчера был у генерала, и он сказал, что на Северный флот прибыла новейшая атомная подводная лодка. Есть сведения, что одна иностранная разведка очень заинтересовалась ею. На этой лодке находится один из конструкторов капитан-лейтенант инженер Степан Петрович Капица.
— Сын капитана траулера «Кит»? — удивился Игнатов.
— Он самый. Не исключено, что Коршун охотится за ним. Такое предположение высказал и Тарасов. — Егоров встал, заходил по кабинету. — Свяжитесь с Громовым, возможно, что-либо заметили в ту ночь сторожевые пограничные корабли.
Майор спросил:
— Вас, видно, интересует субмарина?
Капитан 1-го ранга посмотрел на Игнатова с укором:
— Вам, разумеется, может показаться мой интерес к подводной лодке излишне дотошным. Не так ли? И неудивительно. У нас с вами одна цель, но пути подхода к ней различны. Если сказать, что меня волнует подводная лодка и только она, это было бы неточно. Меня интересует все, что относится к Коршуну…
И тут Егоров признался, что его озадачивает Тарасов. Сможет ли наладить свои отношения с Коршуном? Не даст ли себя раскрыть? Конечно, в прошлом матрос Военно-Морского Флота, он неплохо знает свое дело, однако плавать под началом Петра Кузьмича Капицы, старого морского волка, не так-то легко, и важно не допустить промашки. Тарасова готовил Игнатов, и теперь, глядя на Егорова, он сказал:
— Ермаков на похвалу скуп. И если он сообщил, что наш подопечный вошел в свою роль и играет ее убедительно, то можно этому верить. Во всяком случае, с Коршуном Тарасов подружился.
— А какие у Коршуна связи с матерью Лены Ковшовой? — вдруг спросил Егоров.
Игнатов задумался. Он знал от Ермакова о том, что мать девушки уехала на Кубань к сестре. Вот и все.
— Почему молчите?
— А что сказать? — Майор улыбнулся. — Новых данных у меня нет. Мать девушки еще в отъезде. Я сделаю Ермакову запрос, если разрешите.
— О том и речь. Как бы она не насторожила Коршуна своим поспешным отъездом. Подумайте, посоветуйтесь с Ермаковым. А с морскими пограничниками свяжитесь немедленно.
Когда в кабинете Егорова шел этот разговор, сторожевой корабль «Алмаз» вошел в бухту и ошвартовался. Он тихо качался у деревянного пирса. Свинцово-бурые волны, шипя, закипали у камней. Капитан 3-го ранга Марков решил доложить дежурному о прибытии и уж потом сойти на берег. Давно он не был дома, небось Марина, младшая дочь, соскучилась. «Папка, ты мне краба поймай, я его заспиртую», — просила она. Обещал ей, да разве в дозоре до крабов было? Пришлось вот «пугнуть» иностранное рыболовецкое судно, и хотя капитан уверял, что отказал двигатель и судно ветром унесло в наши территориальные воды, его строго предупредили. Марков, словно наяву, увидел рябое лицо капитана судна, сигару в его крупных белых зубах, наигранную улыбку: «Я просит прощения у господина русский офицер, что мой судно забежал на ваш морской территорий. Я видел Юрий Гагарин, я любит русских…» Марков и теперь был зол на капитана и едва не выругался. Хитрец этот рыжий капитан, вроде к острову за рыбой приходил, а у самого какие-то другие заботы… Зачем, к примеру, ему потребовался огромный красно-белый буй на стальном тросике? А радиостанция «Дельфин»? Ведь на ней можно вести переговоры с подводной лодкой, стоит субмарине лишь всплыть под перископ. Марков, словно наяву, услышал пискливый, слегка охрипший голос рыжего капитана: «Я буду жаловаться свой правительство!» Ишь какой прыткий. А если спросить его, почему он заранее пометил на карте место судна, быстро и без всякого сожаления подписал карту, то вряд ли скажет правду. Да, подающий надежды птенчик и в яйце поет. Нет, господин капитан, хоть вы и птенчик, но поете с чужого голоса. А вот чей это голос — загадочка с тремя неизвестными. Впрочем, не только для Маркова эта загадка, пусть над ней поломают голову и другие, к примеру, капитан 1-го ранга Громов. Как это он говорил? «Талант командира пограничного корабля — это вера в себя, в свои силы, в свое мышление. Талант — это и умение командира сколотить воедино экипаж». Что ж, пожалуй, Громов прав. Но позвольте, разве почувствовать себя сильнее противника — это не талант? Вот тот же рыжий капитан. Это же скрытый враг, и нарушил он наши воды умышленно, а вот схватить его за руку, вывести на чистую воду пока не удалось. Да, не пойман — не вор…
10
Марков торопливо сбежал по трапу на причал.
По бригаде дежурил капитан 2-го ранга Игорь Соловьев, его тезка, у которого в прошлом году он принял корабль. «Алмаз» был в соединении на хорошем счету. Соловьев не скрывал, что с грустью расстается с ним. «Накрепко засел во мне корабль, — признавался он Маркову. — Мой он от киля до клотика. Ты уж, тезка, гляди за ним».
Соловьев добродушно улыбнулся, поздоровался с Марковым, словно не видел его вечность. Забросал с ходу вопросами: «Как там штурман — лейтенант Руднев? Пришелся ли по душе капитан-лейтенант Лысенков? Не уехал ли в отпуск замполит Румянцев?» Потом похвалил Маркова за то, что тот вовремя задержал иностранное судно.
— Молодец! Судно от тебя не ушло. Ловко ты его заштопал, — сказал капитан 2-го ранга и тут же выразил сожаление, что ему не довелось видеть «рыбаков», у которых в трюме не было ни одной рыбешки. — Капитан пытался, значит, укрыться за каменистой грядой? Уж эти «рыбачки»…
— У меня не разгуляется, — усмехнулся Марков и сел на стул. — Дай закурить.
— Нет, Игорь, у тебя определенно талант морехода. — Соловьев протянул ему пачку сигарет.
Марков спросил Соловьева, а знает ли он, что такое талант?
— Гадаешь, да? — улыбнулся капитан 3-го ранга. — А я тебе скажу, дружище. Талант — как породистый конь, необходимо научиться управлять им, а если дергать повод во все стороны, конь превратится в клячу. Не мои это слова — Максима Горького. Понял? А кое-кто именно дергает повод во все стороны.
— Громов? — спросил Соловьев.
— А ты, Игорь, догадливый, — Марков мрачнел. — Что-то я с ним конфликтую… То одно, то другое… Вот вернулся из дозора и не могу утверждать, что сделал все так, как полагалось.
— Значит, ты — породистый конь, а вот управлять тобой комбриг не может. И ты, чего доброго, вместо породистого коня превратишься в клячу. Так? — Соловьев произнес это с иронией в голосе.
— Выходит, что так… — Марков затянулся дымом сигареты. — А как тут?
— Спокойно. Ты небось к комбригу?
— Из дозора только. Доложить надо.
— Я так и понял, — Соловьев взглянул на часы. Было пять минут десятого. — Он с Москвой говорит, кажется, с капитаном первого ранга Егоровым. Подожди, скоро освободится. Да, а что там с подводной лодкой случилось?
— А тебе чего? — удивился Марков.
— Как — чего? Я ведь дежурный по бригаде, — встрепенулся Соловьев. — И потом, я бывший командир «Алмаза». Меня волнует, как живет мой корабль.
Марков пристально посмотрел на Соловьева, загасил окурок.
— На душе муторно, — признался он. — Понимаешь, матрос Егоров, ну этот сын каперанга, подвел меня. Доложил, что подводную лодку слышит, а ее-то и близко не было. Перенервничал я, устал чертовски. Всю ночь глаз не сомкнул — у острова Баклан ходить небезопасно. Сам же говорил: едва не угодил на камни.
— Было такое, — капитан 2-го ранга смял папиросу в черной массивной пепельнице. — Я тогда шел на задержание иностранной шхуны. Ветер. На море крутая волна. Сумерки окутали все вокруг. Мне будто кто-то марлю на глаза повязал. А шхуна неожиданно повернула в узкий проход между островами Баклан и Северный. Вот-вот уйдет. Что делать? Я приказал вахтенному офицеру дать полный ход. Прикинул место корабля на карте. Мы уже почти догнали шхуну, и вдруг рядом с кораблем я увидел глыбастые камни. У меня аж сердце зашлось. «Алмаз» в пяти метрах застыл от скалы. — Соловьев снял с головы фуражку. — Видишь виски? Думаешь, соль морская осела? Седина! Вот так, Игорь. Ты бойся тех злополучных островов.
— Благодарю за предупреждение, — Марков улыбнулся. — Я не из робкого десятка. Мне даже интересно оказаться рядом с камнями. Я видел их. Как клыки мамонта. — Он еще хотел что-то сказать, но Соловьев прервал его и вновь спросил о подводной лодке:
— Ну, ладно, матрос ошибся. А ты? Ты, Игорь, объявил по кораблю боевую тревогу?
Маркова словно укололи иглой, он попытался улыбнуться и не мог.
— Зачем? Акустик ведь ошибся…
— Да ты что, тезка, простые вещи не понимаешь? — удивился капитан 2-го ранга. — Это же после выяснилось, что акустик напутал. Ведь он доложил о лодке. Ты обязан был тут же, немедленно объявить по кораблю боевую тревогу.
«Пожалуй, он прав, — горько подумал Марков. — И в самом деле, почему я не объявил на корабле тревогу? Почему не стал маневрировать?.. Ну берегись! Комбриг нарвет чуб».
— Я допустил ошибку, — признался Марков. И так сурово прозвучал его голос, так искренне, что Соловьев понял: командир «Алмаза» не фальшивил. Он впервые видел его таким удрученным.
— Не волнуйся, — успокоил Маркова капитан 2-го ранга. — Тебе еще придется давать объяснения комбригу. А вот и он, кажется, идет.
Дверь распахнулась, и из кабинета вышел комбриг Громов. Без фуражки, в одной тужурке. Видно, разговор по телефону с капитаном 1-го ранга Егоровым был для него не весьма приятный, потому что лицо у него было хмурым.
— Марков?! — удивился он. — Легок на помине. С моря, значит? Ну и как там, в дозоре?
Марков неторопливо доложил о том, что иностранное рыболовецкое судно нарушило советские территориальные воды и пришлось принять меры. А так все в порядке.