«Вот бы приехала!» — обрадовался капитан 3-го ранга Громов.
Он вызвал к себе матроса Маркова. Вошел тот робко, щурясь от лучей солнца, светивших в открытый иллюминатор. Море глухо стонало у каменистого берега, накатывалось упругими белыми волнами так, что в каюту доносился шум.
— Садитесь, Игорь, — пригласил командир. — Значит, мать не против вашего решения?
— Она рада, что я стану офицером.
Громов с минуту подумал, потом твердо сказал:
— Пишите на мое имя рапорт. Пошлем вас в военно-морское училище… А мама у вас добрая. Я получил от нее письмо. Хотите прочесть?..
Вскоре Марков уехал в Ленинград сдавать экзамены.
Прошли годы, и судьба вновь свела его с Громовым: по предложению комбрига Маркова назначили командиром сторожевого корабля. Громов от души поздравил капитана 3-го ранга.
— «Алмаз» — отличный корабль, — сказал проникновенно капитан 1-го ранга. — Ты береги его, как самого себя. И еще запомни: граница — это огневой рубеж, и тот, кто окажется сильнее на этом рубеже, не даст застать себя врасплох, тот победит. Что, станешь возражать?
— Истина!
— То-то… — Громов одернул тужурку — И море учись держать в узде… Ну, Игорь Андреевич, дай я пожму тебе руку!
— Спасибо, Феликс Васильевич, спасибо, — стушевался капитан 3-го ранга Марков. — Вы и так многое для меня сделали. Еще лейтенантом взяли к себе на корабль. Я этого никогда не забуду.
— Эх, Игорь Андреевич, не в том суть, что тебя взял, — возразил капитан 1-го ранга. — Не тебя бы взял, так другого. Прирос ты к морской границе. Мне это по душе. Я не знаю, чем это объяснить, то ли любовью к морю, то ли тем, что в годы войны здесь погиб твой отец. Но ведаю одно — ты знаешь, чего хочешь, а это немало для жизни. Я вот перед морем, как перед своей совестью… Все честь по чести, потому что море — это наша граница, а границу не каждому дано право охранять. Да, да, не каждому. Потому что граница — это передовой рубеж, ей всего отдай себя, без остатка…
«Верно, на границе не каждому дано право служить», — подумал Марков. Это он давно понял, но стремился, чтобы эту истину поняли его люди — те, с кем он уходит в дозор, с кем делит радость и тяготы походно-боевой обстановки. На корабле нельзя жить, замкнувшись в себя; здесь — единый коллектив: и радость на всех одна, и беда тоже.
В каюту кто-то робко постучал. Марков разрешил войти. Он надеялся увидеть помощника, которого ждал с берега, а в дверях стоял матрос Егоров. В руках он держал литровую стеклянную банку. Ему было неловко, он даже покраснел. Марков это заметил и, чтобы хоть как-то сгладить неловкость, поздоровался с матросом.
— Что у вас?
Он так спросил, хотя ясно увидел в банке краба.
— Это Марине, товарищ командир, — Егоров шагнул к столу, поставил на него банку. — Чудная она у вас девочка. Приведите ее на корабль, и я выпилю ей из дерева маяк.
— Спасибо, Юра, — необычно тепло молвил капитан 3-го ранга.
Все эти дни он не раз думал о злополучном случае с подводной лодкой, и непременно перед его глазами вставало лицо матроса Егорова, то хитрое, улыбающееся, то лукавое, с легким прищуром глаз. Порой ему даже чудился его неторопливый, въедливый голос: «Вы не дали мне сектор поиска, а теперь от комбрига всем досталось на орехи».
— Ну, как жизнь, Юра? — наконец спросил Марков. В свой вопрос он не вкладывал никакого смысла, спросил так, ради приличия, но был немало удивлен, когда услышал от матроса то, чего никак не ожидал.
— Вы хоть что говорите, но я виноват… — тихо заговорил матрос. — Шумы от подводной лодки уловил, но потерял с ней контакт. Она применила какие-то помехи. Шумы слились в сплошной гул…
— Не будем ворошить прошлое, — вздохнул Марков. — Извини, Юра, в тот раз я погорячился… Ну а за краба еще раз спасибо.
Марков сошел на причал, чтобы от дежурного по бригаде позвонить домой. В трубке услышал мужской голос:
— Слушаю вас…
— Это я, отец. С моря только вернулся. Ты один дома? Так, так… А где мама? Ах, она пошла с Мариной в кино. Так, так. «Подвиг разведчика». А чего ты не пошел? Завтра у тебя сочинение? Ну что ж, готовься.
— Ты когда придешь домой? Марина никак тебя не дождется. Краба поймал?
— Поймал, — ответил Марков. — Приду домой вечером. Скажи маме, чтобы приготовила пельмени. Ты понял?
Вернувшись на корабль, Марков уединился в каюте, но побыть ему наедине с собой не удалось. Вскоре скрипнула дверь, и в каюту вошел замполит Румянцев. Он был в кителе, видно, озяб, потому что потирал руки.
— А я вас ищу, — сказал капитан-лейтенант.
— Что случилось?
— Срочно к дежурному по бригаде. Там на телефоне ваш брат майор Марков.
— С заставы звонит?
— Да, с заставы…
…Марков, запыхавшись, взял трубку. Голос Павла далекий и глухой, он едва слышал. Брат сказал о том, что, когда «Алмаз» был в дозоре, на заставу звонила мать. У нее там все по-старому, спрашивала, когда они приедут в отпуск.
— Я на днях буду в отряде у полковника Радченко, заскочу и к тебе, — пообещал Игорь.
— Приезжай, я жду…
На корабль Марков вернулся тотчас же. Его поджидал озабоченный комбриг.
— Нас приглашают в областное управление госбезопасности, — тихо сказал Громов. — Кажется, придется снова выходить в море, к тем самым островам.
— Я готов, — тихо отозвался Марков.
Они сели в машину и уехали.
15
Начальник пограничного отряда полковник Радченко давно знал капитана 3-го ранга Игоря Маркова, у которого, как он говаривал, «море булькало в душе». Сероглазый, косая сажень в плечах, он был высок ростом, красив лицом и своей манерой говорить басом напоминал полковнику его родного брата, плавающего на Балтике штурманом противолодочного крейсера. Игорь нередко бывал в их доме, он привык к семье начальника отряда еще и потому, что его брат Павел был начальником заставы. Быстрый и, как казалось Радченко, не в меру горячий, Игорь не раз, глядя на полковника, говорил:
— До чего же хорошо у вас на заставе! Кругом зелень, воздух чистый, тишина. Выйдешь на крыльцо дома — и море как на ладони. — И, щуря озорные глаза, в которых блестела хитринка, добавлял: — И все же, Иван Андреевич, море на сушу я не променяю. Вот скажите, что нас с вами роднит?
Радченко, пощипывая черные буденновские усы, неловко пожимал плечами:
— Мужики мы, чего же еще?
Игорь невозмутимо улыбался:
— Эх, Иван Андреевич, да вы шутник! А я вам скажу, что нас роднит. И вы, и я носим в себе каплю океана. Только во мне эта капля бурлит в крови, а у вас… — Тут он сделал паузу и многозначительно пояснил: — У вас она, эта волшебная капля, в застывшем состоянии.
Радченко смеялся. Но однажды, к удивлению Маркова, он не улыбнулся, а серьезно спросил:
— А скажи, Игорь, ты слыхал, что чайки не могут жить без моря?
— Глупо, какая-то нелепость, но чайки плачут по воде.
Радченко скосил на Маркова взгляд, в его глазах читался упрек.
— Вот-вот, плачут по морю, а рождаются-то чайки на берегу! — И уже громко добавил: — Земля, Игорь, наша крепость, она и корни наши живительным соком поит. А ты — не могу жить на суше. Эх, романтик… Важно дело свое знать, а не то, где ты находишься, на корабле или на берегу. Высшее, что есть в жизни — это вовсе не романтика, а умение быть самим собой, делать то, чего от тебя ждут другие.
— А я боюсь ограниченности, — признался Игорь.
— А знаешь, с чего она начинается? — усмехнулся полковник. — С самонадеянности. Эта красивая дама — самонадеянность — что хочет может с тобой сделать.
Марков не возразил ему, он лишь задумчиво сказал:
— Я по натуре хоть и романтик, но не самонадеянный.
— Обиделся? — спросил его Радченко.
— Откуда вы взяли, Иван Андреевич? Разве можно обижаться на мудреца, дающего уроки жизни?
— Это я-то мудрец? — улыбнулся Радченко. — Нет, Игорь, я сам еще учусь. У жизни учусь, она дает нам суровые уроки. Ты влюблен в морскую границу, я — в сухопутную, но дело у нас одно, святое и нерушимое.
— Дело породнило нас, — отозвался Игорь.
…В это тихое августовское утро полковник Радченко собрался сходить за грибами в лес, но тут приехал на «газике» Игорь Марков. «Частенько он ездит к своему брату на заставу», — подумал Радченко. Гостя в выходной день он никак не ожидал.
Игорь поздоровался с ним, сдвинул фуражку на затылок и, весело улыбаясь, спросил:
— Не ждали, Иван Андреевич?
— Садись. В ногах правды нет, — также улыбаясь, пригласил Радченко.
— Ну, как тут мой брат Павел?
Радченко не сразу ответил, будто размышлял, как ему быть. Впрочем, решил он про себя, Игорь приехал сейчас не ради того, чтобы спросить о брате. Бухта, где стоят пограничные корабли, находится от заставы в нескольких десятках километров. Игорь мог бы ему, Радченко, и позвонить, спросить о брате, но нет, самолично приехал. Значит, есть у него какое-то важное дело.
— Что, небось уже слыхал? — спросил полковник и кивнул ему на рядом стоявший стул. — Да ты садись.
Игорь присел, снял фуражку.
— Конечно, слыхал. Громов собирал командиров кораблей и доводил до сведения, что двое пытались проникнуть через границу.
Радченко кивнул, мол, двое, но эти двое стоят десятка.
— А как там на море, небось штормит?
— В душе был шторм, — добродушно усмехнулся Марков. — Провинился перед комбригом, так он мне нервы пощекотал. Говорит, тебя, Игорь Андреевич, надо держать в узде.
— Резвишься? — спросил полковник.
— Да нет, — угрюмо ответил Марков. — Иностранное судно осматривали, а в это время из-под носа ушла чужая подводная лодка. Пришлось выслушать горький упрек. Ну, что еще? Ходил на катере на остров Баклан со школьниками.
— Что там увидели?
— Следы войны, — на лице Маркова застыло выражение суровой сдержанности, которое обычно замечается у людей, немало повидавших в своей жизни. — Окопы, ржавая проволока, куски металла от снарядов и бомб. На память взял солдатскую каску. Пробита пулей. Кто-то из наших бойцов погиб. А вот это я нашел рядом с солдатской могилой, — он вынул из кармана тужурки медную гильзу от винтовки. — Когда поднял ее, то в нос ударил запах горелого пороха. Сколько лет прошло, а запах еще остался.