— Здесь командир «Алмаза»?
Марков встал со стула. Не успел назвать себя, как адмирал заявил:
— Я иду на вашем корабле, товарищ Марков. Да, на вашем корабле, — добавил он. — Признаюсь, давно я хотел побывать на вашем корабле, но как-то не получалось. Вы что, недовольны?
Капитан 3-го ранга осторожно заметил:
— Не лучше ли вам, товарищ адмирал, пойти на флагманском корабле?
— Благодарю за совет, — сухо возразил адмирал. — У вас что-нибудь случилось?
— Никак нет, — бойко ответил Марков, — если не считать, что мой акустик еще на берегу.
— Отпустили перед выходом на учения? — удивился адмирал. — Не кажется ли вам, что вы поступаете опрометчиво?..
«Строгий посредник», — подумал Марков, когда после совещания они вместе шли на корабль.
Адмирал шагал молча. Он легко взбежал по трапу на палубу, отдав честь военно-морскому флагу. Дежурному офицеру пожал руку, а потом направился в отведенную ему на время похода каюту. Марков пригласил его к себе. Увидев на столе командира раскрытую книгу, взял ее, полистал:
— О, вы увлекаетесь живописью! Микеланджело… Когда я смотрю на его портрет, мне почему-то становится жаль художника. Это его папа Юлий Второй ударил посохом — завидовал его славе, — адмирал сел в кресло. — В свое время мне довелось побывать с визитом дружбы во Флоренции. Я не мог оторвать глаз от знаменитой капеллы Медичи, усыпальницы рода Медичи. Да, Микеланджело был титаном. Скульптор, живописец, поэт…
Марков признался адмиралу, что ему тоже нравится искусство этого великого художника.
— В прошлом году, когда ездил в отпуск в Москву, я побывал в Музее изобразительных искусств. Честное слово, как зачарованный стоял у копии «Давида». Легендарный библейский мальчик Давид победил великана Голиафа.
— Так, так, значит, любите живопись? — адмирал снял фуражку, присел на диван. — А я, знаете ли, кроме живописи люблю море. И не только на полотнах — там волна не захлестывает. Я ее, соленую, до слез хлебал. Корабль-то ваш как игрушка, а? Звучит гордо — «Алмаз»! Это имя нового сторожевика. А все ли вы знаете про своего предшественника? Одних мин «Алмаз» уничтожил сотни… Кстати, вы слышали о самонаводящейся мине-торпеде «Кэптор»? Иногда ее называют капсулированной торпедой.
Они посмотрели друг на друга, Марков прочитал в глазах адмирала упрек: «Вам-то, голубчик, надо это знать. Вы же командир корабля!»
— Американский специалист Дункан, — спокойно ответил Марков, — утверждает, что морские мины становятся одним из основных видов оружия, существенно влияющих на ход и исход войны. Что же касается мины-торпеды «Кэптор», то она, обнаружив цель на значительном расстоянии, освобождает торпеду, которая сближается с целью, и поражает ее.
— Вижу, «Кэптор» для вас не загадка. Командир корабля всегда должен идти вровень с научной мыслью, изучать технику противника. Пентагон и военные ведомства ряда капиталистических стран поставили перед собой цель превратить морские мины в оружие стратегического назначения. Недавно мне довелось прочесть одно любопытное сообщение, если можно так выразиться, насчет этой самой мины «Кэптор». Вы не читали? — адмирал взял со стола свою папку, вынул оттуда листок бумаги и протянул командиру.
«Военное значение новой мины, — читал Марков, — будет состоять в блокировании советских подводных лодок в Норвежском море либо уничтожении их при попытке возвращения в базы для ремонта. ВМС США предполагают установку барьеров на главных путях советских подводных лодок Северного флота в Атлантику. Одно минное поле будет поставлено в Датском проливе между Гренландией и Исландией, другое — между Исландией и Британскими островами… Планируется применение этой мины для закрытия подводным лодкам путей, ведущих в Тихий океан…»
— Волчьи замыслы, — усмехнулся Марков, возвращая адмиралу листок. — Я этого не знал.
— Командиру пограничного корабля надо знать оружие своего противника, — строго заметил адмирал. — Тогда и бить его будет легче. Василий Окунев, командир «Алмаза», это учитывал. Летом сорок четвертого года он смело вступил в бой с фашистскими боевыми кораблями…
Подвиг Окунева покорил Маркова. В истории части записано, что летом сорок четвертого года «Алмаз» сопровождал советские суда. В районе острова Харлов капитан-лейтенант Окунев обнаружил два вражеских эсминца и подводную лодку. Сообщив об этом в штаб Северного флота, он завязал с ними бой, чтобы дать возможность нашим судам укрыться в ближайшей бухте. «Алмаз» сражался до последней минуты. Корабль ушел под воду со стреляющими орудиями. Конечно, Окунев мог бы остаться в живых, но он, как патриот и волевой командир, предпочел гибель позорной сдаче в плен.
— Совершить такой подвиг, — подчеркнул адмирал, — может только мужественный и честный человек. Вы, Игорь Андреевич, не обессудьте… Я никаких упреков вам не делаю. Просто вспомнил войну.
В тоне, каким адмирал это сказал, не было насмешки, и у Маркова отлегло от сердца. Когда он вышел на палубу, ему стало веселее. А тут на причале появился матрос Егоров. Трап уже убрали, но он, не растерявшись, прыгнул на палубу. Так прыгнул, что поскользнулся и упал. Поднялся с палубы, а тут командир:
— Это еще что?
— Виноват! Так уж случилось… — смутился матрос, хотя в его глазах читался упрек: «Чего придираетесь, Игорь Андреевич? Вы же знаете, где я был…»
Подошел адмирал.
— Ваш акустик? — спросил он, глядя на матроса. — Почему опоздали на корабль?
Акустик по натуре был прям, никогда не хитрил и не сделал даже попытки хоть как-то оправдаться.
— Невеста моя приехала, товарищ адмирал. Встретил ее на вокзале — повез на квартиру, а хозяйка куда-то ушла.
Адмирал задумался. Его прямой лоб изрубили морщины.
— Может, вам на берегу остаться? — участливо спросил он.
— Никак нет, товарищ адмирал. Невеста подождет. Я не могу так… Служба у нас особая.
Адмиралу понравился ответ моряка, но рядом стоял Марков, и он не хотел хвалить его при командире; считал, что излишняя строгость к подчиненным не вредит службе, важно, чтобы эта строгость не подменялась равнодушием и черствостью.
— А к учениям все готово? — уточнил адмирал.
— Так точно! Разрешите пригласить вас в акустическую рубку? Там мичман Капица, глаз у него острый…
— Ну, ну, — неопределенно промолвил адмирал и, ничего больше не сказав, направился на ходовой мостик.
— Подвели вы меня, Юрий Егоров, — угрюмо молвил командир. — Нельзя так, братец, никак нельзя. Доверие — оно окрыляет, а на тебя, видно, плохо действует… Флагман-то строг, узрел? То-то, братец…
Корабль вышел на широкий простор. Небо прояснилось, набухло синью. Капитан 3-го ранга невольно посмотрел на адмиральский флаг, поднятый на сторожевике, и почувствовал, как в груди заколотилось сердце. Да, не каждому командиру доводится идти в море с адмиралом. Маркову хотелось, чтобы этот поход прошел успешно, чтобы люди работали как львы. Адмирал находился тут же, на ГКП[2], и наблюдал за действиями моряков. Командир кашлянул в кулак, давая адмиралу понять, что желал бы услышать от него, все ли на корабле делается как надо. Посредник с хитрецой спросил:
— Простудили горло?
Марков вроде бы стушевался. Помощник поглядел на него с упреком. Капитан 3-го ранга не растерялся, выждал минуту, надеясь, что адмирал скажет еще что-нибудь. Но тот молчал, и тогда командир скупо отозвался:
— Горло в порядке. Скарлатиной и коклюшем не болею.
— А вы, командир, изволите шутить, — добродушно заметил адмирал. — Я шуток не люблю. Я люблю стихи.
— Верно? — удивился Марков и тут же упрекнул себя в душе: зачем так официально? Флагман — человек хотя и строгий, но ничто человеческое ему не чуждо. И вдруг неожиданно предложил: — Хотите, я прочту вам стихи о море?
Адмирал пристально посмотрел на командира:
— Да? Потом, в другой раз…
«Ему не угодишь», — огорчался в душе Марков.
…Корабль шел точным курсом. И хотя штурман был молодой, командир не мог не отметить его мастерство: курс проложил точно, район знает хорошо, а это уже немало для успеха. В серой дымке курилось море. Волны шли накатом, бились за бортом корабля. Чьи-то твердые шаги за спиной заставили Маркова обернуться. Это на мостик поднялся адмирал. Командир шагнул в сторону, давая ему возможность подойти к вахтенному офицеру. Посредник, однако, остался стоять рядом с рулевым. Видимо догадавшись о причине смущения командира, он тихо сказал:
— Вы действуйте как считаете нужным. Меня здесь нет…
У Маркова с плеч будто тяжелый груз свалился. Чего он терпеть не мог, так это опеки. Лучше шишек на лбу набить, но действовать самостоятельно. Особенно дорожил Марков каждым выходом в море, где можно по-настоящему научиться, и проверить себя, и почувствовать свою силу. «Командир рождается в море», — говорил он, и в этой фразе была заключена своя мудрость. Умение, а точнее, искусство командира на учении проявляется по-разному, считал Марков, то ли у него расчет на внезапность, когда противник ничего не видит, ничего не подозревает, то ли неожиданный маневр, сулящий превосходство, пусть даже временное, но весьма важное для атаки нарушителя границы. Непредвиденное в морском дозоре, по мысли Маркова, это то, что не учтено командиром на берегу. Упредить нарушителя — значит навязать ему свою волю.
«Рассуждать всегда легко, — вздохнул Марков. — А вот где затаился подводный нарушитель, не ясно. И посредник молчит, хотя ему многое известно. «Вы действуйте как считаете нужным…» Что ж, спасибо за доверие, товарищ адмирал. Я постараюсь… Вы угадали — я привык полагаться на самого себя».
Марков, однако, волновался как никогда. И не потому, что сомневался в своих людях, нет, работают они слаженно и точно. Неотступно беспокоило другое: когда и где появится нарушитель. Не успел он об этом подумать, как на мостик взбежал запыхавшийся радист и протянул ему бланк радиограммы. Марков буквально вырвал листок из рук матроса. Прочитав текст, задумался. Штаб предлагал искать лодку в районе островов, что высились неподалеку от мыса Белужий. Грунт в том месте каменистый, кое-где из воды торчали глыбы камней. Обстановочка — лучше не придумаешь. Адмирал, видимо, догадывался (а может, и знал) о содержании радиограммы. Он подошел к командиру и словно бы невзначай обронил: