— Встаньте, — приказал Круглов.
Пархоменко поднялся. Звякнули наручники.
Круглов, вставший со своего места практически одновременно с ним, шагнул к двери.
— Прошу.
Оба вышли.
— А че мне за это выходит? — поинтересовался Теплов.
Открылась дверь, и в комнате появились новые лица.
При виде Теплова Пархоменко побелел как стена.
— Это он! Он! Один из них, из шайки этой!..
— Что? — не поняла Рогозина. — Из какой шайки?
— Все в порядке, Галина Николаевна, — сказал Круглов.
От немного натужной эмоциональности Теплова не осталось и следа. Он весь подобрался, как волк в капкане.
— Все, приплыли. — Слова прозвучали как обращение к самому себе, потом уже резче и злее. — Это… мне нужен адвокат. И телефонный звонок.
А в это время по Москве летела черная иномарка, увенчанная мигалкой и сопровождаемая джипом охраны. Заточенный в ней, как в тесной камере, Руслан Султанович Султанов общался по телефону с непосредственным начальством.
— Да, Сергей Сергеевич. Да, конечно, я понимаю. Нет, ну я же не могу сам этим заниматься! Да, я понимаю. Хорошо. Три дня, хорошо. Понял. Повторяю: моя полетит первой… — Он закончил разговор и швырнул телефон в пуленепробиваемое стекло. — Твою мать!
Телефон отскочил и плюхнулся ему на колени. Через минуту аппарат снова начал звонить.
— Султанов слушает, — спокойным хорошо поставленным голосом ответил кому-то невидимому его хозяин.
Москва. Квартира Антоновых
Валя Антонова не лукавила — она действительно стала домохозяйкой.
Она научилась ценить радости, которые жизнь дарит матери семейства, — хорошие оценки старшего, выздоровление малой после бронхита, удачную «шабашку» Степана и, как следствие, неожиданную возможность на зимних каникулах слетать в Египет…
Валентине слишком дорого досталась домашняя гармония. Она до сих пор ощущала леденящий холод при воспоминании о том, как, в очередной раз вернувшись с работы на рассвете — расследовали убийство, умело замаскированное под суицид, — она обнаружила на кухне, плавающей в табачном дыму, Степана. Глаза у него налились кровью, от него несло спиртным, но взгляд был пронзительно-трезвым.
«Все, — сказал он ей тогда, — надо разбегаться».
Именно так и выразился — «разбегаться». Он, ее Степан, всегда точный в определениях. Он не сказал «расходиться» или «разъезжаться». Он не упомянул про двухлетнего Юрика.
Одной фразой дал понять, что она, Валентина, — человек, от которого надо держаться подальше. Во всяком случае, так Валя Антонова тогда это восприняла.
Они просидели на кухне до шести утра — муж курил, она разгоняла дым рукой, но не просила прекратить. Она вообще боялась вставить слово в его прерывистый монолог. А вывод из монолога следовал один — или семья, или жмурики в долбаном морге. Степан договорился до того, что пригрозил через суд забрать ребенка…
Он получил никотиновое отравление и бросил курить, а она ушла с работы. Через два года родилась Инга…
Валя загрузила тарелки в посудомойку и задумалась, что приготовить на ужин. Вспомнилось любимое мужнино мясо в горшочке. Да и дети хорошо его едят. Решено, мясо так мясо.
Пока размораживался кусок свинины, она достала пакет с замороженными грибами и совершенно машинально включила телевизор.
Это был допотопный, маленького размера агрегат с антенной, ловившей только два канала, но Валя оставила его как память о поездках с родителями к бабушке — он умудрялся что-то показывать даже в трясущемся вагоне.
Под пустую болтовню героев бесконечного сериала она порезала мясо и овощи, разложила в горшочки, добавила опят и сунула четыре полосатые посудины в духовку. Оставалось настрогать салат.
Но после разговора с Галиной — уже не первый день — ее точил червячок беспокойства. И захлебывающийся, с неестественными интонациями голос ведущего криминальных новостей Валентина восприняла как знак судьбы.
— …очередная жертва Органиста! — Казалось, журналист второпях забывает сглатывать и брызжет слюной в микрофон.
Ее передернуло. Даже после работы в органах внутренних дел Валентина Антонова не могла привыкнуть к тому, что из трагедии можно делать шоу.
«Акулы пера… — фыркал Степан, имевший собственное мнение по всем вопросам. — Какие, к черту, акулы… Так…»
«…пираньи, — подхватывала Валентина. — Способные за час обглодать корову. А вреда от них бывает столько… Следакам можно только посочувствовать».
Степан небрежно отмахивался. Он не любил даже намеков на бывшую работу жены…
— …И не проси даже! — рявкнул муж, выходя из комнаты Юрика. — Нет, Валь, ты представляешь, он эти несчастные классы чисел долбит уже второй день — толку ноль. Я ему сказал, никаких больше походов, пока хотя бы на «четверку» с минусом не натянет. О, а пахнет-то как вкусно! Так, что у нас сегодня?
Он нагнулся к духовке, рассматривая горшочки сквозь запотевшее стекло.
— Мама, мама! — в кухню с топотом и визгом вбежала Инга. — А Барсик занавески подрал!
Валентина смотрела на них обоих, ощущая, как сжимается сердце.
Ее дети — оба — были при ней. Ее муж был при ней. А где-то далеко семья лишилась ребенка…
Она рухнула на табурет и прижала ладонь к глазам, скорее почувствовав, чем услышав, как Степан что-то негромко сказал Инге. Дочь умчалась, топая, как маленький слоник.
— Валь! — Рука мужа, надежная, сильная, обняла ее за плечи. — Валюша, ты чего? Ты плачешь? Что случилось?
Она подняла на него совершенно сухие глаза.
— Страшно, Степа… За детей страшно…
Он бросил взгляд в сторону телевизора.
— Опять про Органиста?
Валентина кивнула.
— Не волнуйся. Юру я забираю, он у нас пацан дисциплинированный, за двери школы ни шагу…
— Думаешь, другие родители не забирали своих детей? — устало спросила она. — Господи, Степа, за что все это?
— Валя, — Степан присел на корточки, так, что их глаза оказались на одном уровне, и взял лицо жены в ладони. — Пока я жив, с вами ничего не случится. Ты мне веришь?
Она кивнула, потянулась к мужу и крепко поцеловала его в губы.
— Вот и ладушки. — Он поднялся, поддернул пояс домашних брюк. — Эй, хозяйка, у тебя там не подгорит?
Валентина ахнула и метнулась к духовке…
Степан уже давно спал, а она ворочалась, не в силах отделаться от неотвязных мыслей. За окном горел фонарь, сквозь щель между шторами на пол падала полоса бледного света. Валентина в сотый раз повернула к себе будильник и посмотрела на циферблат, потом решительно отбросила одеяло.
Надо порыться в сумочке для визиток. Найти в ней карточку с телефоном и адресом Гали…
ФЭС: кабинет Рогозиной, кухня, морг, лаборатория и снова морг.«Могу поклясться, — органы для продажи непригодны!»
Стрельба из лука учит нас, как надо искать истину.
Когда стрелок промахивается, он не винит других, а ищет вину в самом себе.
Планерка опять не дала соскучиться.
— Итак, поздравляю вас, господа. Мы раскрыли убийство Алены Липатовой. Все телефоны и адреса, которые дал нам Пархоменко, хирург, вскрывавший тело девочки, подтвердили его версию событий. Органы предназначались для одного из лидеров бывшей преступной группировки, ныне называющейся холдингом. Поэтому Теплов и не выдавал нам адрес Пархоменко — тот слишком много знал. А если бы мы поверили Теплову, то он бы проходил у нас только как соучастник, причем еще и как жертва шантажа. Дали бы ему лет семь, отсидел пять, а друзья уж из его заточения сделали бы курортный отдых… — Рогозина сделала паузу, чтобы перевести дыхание. — Но это ни на миллиметр не приблизило нас к Органисту! Какие будут соображения?
Ответом была тишина.
— Отлично. Тогда я скажу. Мы возвращаемся к первоначальной версии о торговле органами. Будем искать по клиникам, частным, государственным…
— И что? — подал голос Круглов. — Будем ко всем приходить и спрашивать — не вы ли случайно убиваете маленьких детей? Или, может, кто-нибудь из ваших друзей?
В дверь постучали.
— Да-да, — сказала Рогозина, обернувшись.
Вошедший милиционер отдал честь и сообщил:
— К вам женщина какая-то…
Вот уж кого Галина Николаевна Рогозина ожидала увидеть меньше всего, так это Валентину Антонову.
— Валя! Ты? Какими судьбами?
Хлопнула закрывшаяся за милиционером дверь.
Смутившись при виде явно занятых серьезным разговором людей, Антонова тихо проговорила:
— Здрасьте…
— Валечка! — оживился Ромашин. — Доброе утро!
— Доброе утро, Петр Сергеевич. Галя, а я так, просто заехала посмотреть на эту вашу чудо-лабораторию…
Круглов, которому все эти Вали и Гали были как нож острый, съязвил:
— А давайте будем сюда экскурсии водить! Надо же госфинансирование хоть как-то отрабатывать.
Рогозина испепелила его взглядом, после чего собрала свои бумаги и направилась к двери.
— Не обращай внимания, Валюша. Он у нас все время ворчит. Возраст, видимо. Пойдем, я тебя кофе угощу.
Подруги исчезли.
А Круглов остался сидеть, как хотел бы, но на всякий случай воздержался, сказать Иван, с самым дурацким выражением лица. С таким лицом майор обдумывал последние слова Рогозиной и все больше багровел, ловя веселые беглые взгляды коллег. Белая, проходя мимо, тихонько фыркнула. Тихонов умудрился сохранить серьезную мину. Ромашин похлопал Круглова по плечу.
Майор остался в одиночестве.
— Ворчит? Возраст?!..
…Все-таки самым уютным помещением в ФЭС была кухонька. Рогозина и Антонова с удобством расположились там и с удовольствием предались греху вкушения кофе.
— Ну-у… — восторженно протянула Валентина. — У тебя здесь действительно все по последнему слову…
— Да ладно, ты же еще ничего не видела… Хотя… какое это имеет значение, если к Органисту мы не приблизились ни на миллиметр…