Отсюда и благолепие, и весь царский быт, отсюда и двойственное отношение к Петру: вел себя вопреки всем представлениям — антихрист, быть беде, но — победитель и, значит, Бог за него.
Нынешний Верховный Совет — не Парламент, а Земский собор: по назначению, а не по избранию.
В России до середины XIX века было мало религиозных мыслителей, вместо них были полководцы, которые утверждали достоинство веры в новых завоеваниях. В этом причина боязни самых мелких военных неудач, удивительная при таком населении и территории. Это не только военные поражения, но и поражения веры — Господь лишил Русь своего благоволения.
Русская литература: русский мессианизм — единственное оправдание истории России. Пять веков захватов и завоеваний, пять веков угнетения других народов, десять веков заимствования чужой культуры (от Византии до Швеции, включая всю Европу) — и почти ничего взамен. Только спася мир, Россия может вернуть ему свой долг. Отсюда и долгие напряженные поиски пути, по которому она должна идти как Мессия, и наконец, вслед за евреями, идея жертвенности (и революция как подтверждение правильности пути). Сила русской литературы — это та сила, которую надо иметь, чтобы возвести придуманный рационально смысл русской истории до веры, до откровения.
Метод исторического познания — взгляды одного диктатора на сущность и деятельность другого (Сталин и Грозный, опричнина и НКВД) — покоится на родстве душ, интуиции, на однотипности положения, целей, задач и средств для их осуществления.
Важнейшим достижением Сталина было расширение народного представления о нормальной жизни и смещение его центра. После мировой и гражданской войны, красного и белого террора, голода, эпидемий перманентные массовые чистки, расстрелы, ссылки, лагеря и, главное, коллективизация и ликвидация кулачества как класса сделали смерть частью нормальной, обыденной жизни и закрепили ее в ней; а так как все-таки загублено было меньшинство людей, оставшиеся на свободе справедливо чувствовали себя элитой и сознавали, что ни в одной стране мира такого количества избранных нет. Сталинский террор психологически идеально подготовил народ к войне с Германией. В уже созданное Сталиным представление об обычной жизни война вошла вполне органично и почти не потребовала от России перестройки. В том, что страна после страшных поражений первого года войны сумела оправиться и начать контрнаступление, главную роль сыграла именно эта психологическая готовность к смерти. Война оправдала, закрепила и очистила созданное Сталиным понятие избранности. Каждый, кто остался в живых, был избран — чувствовал себя избранным и пользовался правами избранного. Избранность его была дополнена сознанием своей военной силы и обилием женщин. Убитые на войне смешались с теми, кто был убит в лагерях, и прикрыли их.
Ленинское «чтобы соединиться, надо размежеваться» и раздел русской социал-демократии похожи на раздел в XVI веке единого государства на земщину и опричнину.
Россия — не страна в обычном смысле, не помесь Европы и Азии (здесь она даже географически в стороне, севернее), а нечто третье, целый материк. Сейчас, когда вооруженные силы, экономика, территория, население России и Европы почти равны, это даже не надо доказывать, но в государственном сознании так было и в средние века.
Апостол Андрей — Апостол Петр
православие — католичество
Москва — Римская империя
Третий Рим германской нации
Россия — Западная Европа
Истина равна всем высказанным о предмете мнениям. Люди правы или на данный момент, или в определенной временной и пространственной связи. Истина как бы посередине круга, по периметру которого стоим мы и видим разные ее части.
Христос не только в канонических Евангелиях, но и в учениях всех сект и бывших и существующих поныне, да и всех людей, которые хоть раз к нему обращались.
Мысли, высказанные людьми, стремятся не столько коррелировать с достоверностью, сколько заполнить весь спектр мнений. Это скачки, где только первый, поставивший на лошадь, выигрывает. В таких скачках выгодно ставить на любую лошадь, на самую последнюю клячу, а вдруг все сломают ноги, а она — нет и придет первая.
Русские летописи описывают производственную деятельность славян словами «орать», «орали», «оратай».
Западники, которые стремились согласовать русскую историю с западноевропейской и построить ее в соответствии с привычной схемой, несмотря на ясные, не допускающие никаких толкований указания летописей, считали, что славяне пахали землю и тем добывали себе хлеб насущный. Славянофилам удалось легко опровергнуть их доводы и доказать особенность пути исторического развития России. Они выяснили, что славяне добывали себе корм ором, или криком. Точек зрения на то, как это делалось, было высказано великое множество: одни считали, что славяне кричали, пока хлеб не вырастал, другие, напротив, утверждали, что они орали на своих соседей, пока те сами не отдавали им свой хлеб. В 60-х годах XIX века появилось течение ультраславянофилов, которые настаивали, несмотря на уничижительный отзыв М. Е. Салтыкова-Щедрина о русском красноречии, что славяне были странствующими ораторами и их яркое, образное слово давало им хлеб, почет и уважение у соседних народов. Эта точка зрения, отрицавшая за славянами изначальную оседлость и ставящая их на одну доску с печенегами, половцами и татаро-монголами, вызвала всеобщее осуждение. Авторы отказались от нее. Однако она получила развитие: утверждалось, что славяне пахали словом, острым и отточенным, как клинок (попытка примирить западников и славянофилов). Таким образом, утверждения некоторых ученых о низком уровне развития славян, о чем якобы свидетельствуют деревянные сохи, изредка находимые археологами, были опровергнуты. Пахали словом, или криком, а сохи уже тогда были музейной редкостью. К этой точке зрения был близок и Владимир Даль. О том, как проходил процесс орания, лучше всего говорят примеры, собранные в его словаре.
«— Много ль наорал? — спрашивал один славянин у другого.
— У нас уже оторались,— отвечал ему тот.
— А мы,— говорил первый,— поорем еще».
Иногда, чтобы получить хороший урожай, необходимо было переорать землю снова, но и это не всегда давало результаты: один «доорался аж до глины», а ничего не выросло. Зато были и нечаянные радости: кто-то «выорал кубышку с деньгами». Случались и столкновения, жизнь была далеко не такая мирная и идиллическая, как многие думают. Так, двое «проорали весь день», и в результате одному из них удалось «приорать полосу к нивке».
«Орало,— пишет в заключение Владимир Даль,— «общее название орудия для орания», очевидно, горло. Отсюда и пошло: «взять горлом», «взять криком», с другой стороны, «взять за горло» — лишить средств к существованию, лишить главного орудия труда, а также: «сыты речами» (ультраславянофилы) и «речами сыт не будешь» (западники).
Наше нынешнее общество равно тоталитарно и демократично. Правящий привилегированный класс открыт, стать его членом может любой, кто обладает не выдающимися, а посредственными способностями и похож на нынешних его членов (отсюда и преемственность политики), а таких абсолютное большинство. Но и среди них, как в античных Афинах, торжествует высшая справедливость — лотерея: никому не известно, кто выплывет и почему.
Местничество — это удачная попытка знати ограничить произвол центральной власти, упорядочив свои групповые отношения в такой степени, чтобы свести возможное вмешательство великих князей до минимума. Местничество мешало правительству использовать внутригрупповые разногласия для усиления своей власти, ограничивало общий уровень произвола в стране. Опричнина была направлена не столько против землевладения потомков удельных князей, сколько против местничества.
Крестьяне, холопы бежали не на окраины государства, а оседали, только оставив между собой и государством пустыню (Дикое поле, Урал, а то и всю Сибирь), они бежали из государства (первые эмигранты).
В XIX веке немцы обрусели в том смысле, что стали говорить по-французски и приобрели крепостных.
В Сибирь, на другие окраины бежало не так уж много народа, но не в этом дело, главное, что есть возможность бежать, есть степень свободы — незаселенные территории. И правительство и народ знают, что если гнет перейдет определенный предел, то люди побегут, так и было (наверное, здесь причина того, что, несмотря на тоталитарность всей государственной системы, на Руси не сложилась восточная деспотия).
Государство так устойчиво и живет так долго, потому что оно экономически рентабельно (любая смута — свидетельство тому).
Русский антисемитизм: в его основе убеждение в избранности русского народа, избранности, перенятой у евреев, и восприятие православия на Руси как чисто национальной религии (подтверждение — вся история «раскола»).
Русская революция — в момент упадка страны (неудачные войны с Румынией, Польшей, Прибалтийскими республиками); французская, английская и нидерландская — на подъеме.
У русского народа сознание непрочности всего: все от государства, но государство надклассово и, значит, как бы висит в воздухе. Появившееся не в результате внутреннего развития, а возникшее неизвестно откуда, как приблудная овца, за которой каждый день может прийти хозяин и забрать ее. А без государства все сразу гибнет, как в Смуту.
Непоследовательность и необъяснимость всех русских реформ XVI—XVII веков в узости правящего класса, в наличии у многих личных отношений с царем, которые часто оказывали решающее влияние на ход событий.
Такая непоследовательность характерна и для русских реформ XVIII—XIX и начала XX веков. Петровские преобразования были забыты уже при ближайших его преемниках. Конституционные увлечения Екатерины свелись к «Жалованной грамоте дворянству», а такие же настроения Александра закончились Аракчеевым. Эпоха реформ 60-х годов сменилась эпохой контрреформ, а 1905 год — «столыпинскими галстуками». Эта непоследовательность, быть может, наиболее яркое свидетельство чуждости, оторванности государства от народа, непонимание им сложившейся обстановки, неумение оценит