ь как силы, его поддерживающие, так и противные. Еще один удивительный факт: трудно найти свидетельства того, что контрреформы хоть в малой степени ослабляли Россию. Такое ощущение, что эта гигантская, лежащая на отшибе страна живет по каким-то своим внутренним законам (один из главных законов ее развития выделить нетрудно, это, как и для всякого огромного тела, сила инерции), а все реформы не более чем реформы государственного аппарата, не затрагивающие ни страны, ни народа.
Зиновьев, Бухарин, Рыков и другие каялись на показательных процессах, потому что были воспитаны и рождены партией, партией, которая всегда права. Всю свою совесть, всю честь отдали они партии, и когда совесть, политбюро совести сказало им: «Вы предали самое святое», они каялись и молили о снисхождении, но партия не Бог, она не может прощать.
У нас демагогия настолько устоялась, к ней так привыкли, что она переродилась и появилась новая нравственность, основанная на двойной мере. Легкость перехода к такой нравственности, легкость и естественность овладевания ею объясняются всей историей России, которая всегда обосновывала свою правоту путем подмены общечеловеческой этики и нравственности общеэтнической. В основе такой подмены лежал взгляд на Россию как на единственный оплот истинного православия (Москва — Третий Рим), который, в свою очередь, обосновывался благоволением Провидения к России. Эта идея, так ярко выраженная в расколе, это так буквально понятное воздаяние — раз Россия побеждает, значит, она все делает правильно — пронизывает всю русскую историю.
Боярская дума — не зародыш будущего разделения исполнительной и законодательной власти. Существование Думы, неразрывность ее связи с царем покоились на народном убеждении в том, что один человек без совета (без Думы) править не может: царь — глава своей вотчины, Московского княжества, Дума — представители присоединенных земель, единство царя и Думы — единство всех земель, единство всей страны.
Если власть современного парламента и его независимость — сумма властей и независимостей всех депутатов, то власть Думы основана на связи между ней и царем и на безвластии каждого ее члена. Вообще для любого государственного образования, возникающего среди раздробления и борьбы, изначально характерна только идея союза, а не разделения власти.
Большевики уже весной и летом 1917 года были уверены в том, что им удастся захватить власть. Все углубляющийся кризис, справиться с которым не мог никто, необходимо толкал народ к перебору всех мнений и всех партий. Рано или поздно такой перебор должен был привести народ к большевизму. Цель Октябрьской революции — не захватить власть, а удержать ее.
Все революции начинались как провокация охранки, поэтому первым делом новой власти всегда было сожжение здания полиции и ее архива с именами всех шпионов и провокаторов.
В противоречии с общепринятым мнением, что большевизм как течение политической жизни появился в России в 1903 году, после II съезда партии, у нас есть свидетельства того, что уже в начале XVII века в событиях так называемого Смутного времени большевики принимали активное участие. Первым русским большевиком следует считать не Ленина, а многократно упоминаемого летописями поляка Просовецкого (отсюда и «советская власть»), возглавившего большой отряд казаков (первое упоминание о червонном казачестве), в течение нескольких лет воевавших страну. Казачье самоуправление, казачий круг — первый опыт Совета солдатских и крестьянских депутатов.
В 1608—1609 годы, когда под Москвой, в Тушине, появился новый государев двор, откуда Лжедмитрий II раздавал перешедшей на его сторону знати чины и поместья, в русской истории появились так называемые «перелеты». Ежедневно по несколько десятков человек перебегало из Москвы в Тушино и из Тушина в Москву, получая от Шуйского и Лжедмитрия за каждое предательство новые чины и поместья.
До сих пор на перелетов обращали внимание только как на пример морального разложения русского общества того времени, однако их роль больше. Во время Смуты, когда антагонизм между различными группировками был столь силен, что победа одной из них неминуемо привела бы к опалам и казням участников всех остальных, перелеты явились основанием того островка стабильности и устойчивости, вокруг которого началось восстановление государственного порядка. Роль их была двояка: с одной стороны, беспрерывные предательства и переходы, запятнав всех, смягчили нравы, уравняли и сблизили все партии и группировки, что и помогло после смерти «Вора» и удаления Шуйского достичь компромисса, а с другой — наиболее знатные и влиятельные русские фамилии, разделившись между Москвой и Тушиным, тем самым обеспечили свое будущее при победе любого лагеря. Обретя опору, знать в течение трех лет сумела восстановить единство страны.
Моральные преимущества в политической борьбе почти ничего не значат. Святые политикой не занимаются, а решить, чьи грехи больше, трудно: грех всегда грех.
В политике почти невозможно противопоставить противнику свое оружие, воевать приходится оружием, которое предложено им, а здесь преимущество всегда за стороной, которая начала борьбу. На демагогию надо отвечать демагогией, на ложь — ложью. Это во всем; Русь не могла справиться с татарами, пока не навербовала на службу множество татарских мурз и пока сами татары (Казанское царство) не стали оседать на земле и в городах. Ограничить набеги крымчаков удалось, только противопоставив им казаков.
Отличие России от других стран. Если в Западной Европе народ, стиснутый другими народами, достиг с течением времени некоего компромисса со своей властью, если на востоке власть сумела подавить свой народ, также стиснутый другими народами, то в России отношения между народом и властью строились на совсем другой основе.
Сила власти, ее тоталитарность была ограничена скоростью разбегания народа. И чем дальше расходились правительство и народ (правительство на северо-запад (Петербург), народ на юг и восток, в сторону прямо противоположную от правительства — лучший символ их отношений), тем быстрее совершенствовалась государственная машина, пока в конце концов в гонке правительственной и народной колонизации (черноземы, Новороссия, Поволжье и Заволжье, Сибирь) государство не взяло решительный верх.
Борьба за свою территорию (идейную), за свою клиентуру неизбежна, и так же как в политике ближайшие соседи становятся самыми ярыми врагами, так и в борьбе идей причиной войны становится сходство.
Евреи и Бог связаны заветом, а в отчину Христу, своему сыну, Бог отдал все остальные народы.
В результате трех подряд военных неудач (Крымская, Японская и Германская войны) старое мироощущение этноса погибает (во всяком случае, как правящее). Побеждает учение, которое выдвигает идеи обратные (и потому, соответственно, наиболее яркие) идеям, определяющим для старого этноса. Православие — атеизм, национальная исключительность — интернационализм. Старые идеи, которые в разной интерпретации исповедовал весь спектр общественных течений от народников до славянофилов и консерваторов (особый путь), дискредитируются.
Дикое поле — удивительная вещь: враг, которого нет, правильнее назвать — возможность врага, враждебная пустота, враг из-за нее, а вообще на границе никого нет, просто страшно выйти на открытое место, под чистое небо.
Судьба евреев повторяет судьбу Христа. Христос — символ еврейского народа, народа, который избран Богом страдать и искупать грехи других народов. Так же, как Христос, он живет, работает (плотничает ли, торгует), а потом приходит день, когда надо идти на Голгофу, так же, как Христос, он не хочет идти, но таков крест. Евангелия — это сказания о евреях, это пророчество их будущей жизни.
Чем древнее религия, тем ближе она к тому времени, когда Бог создал человека, тем ближе она к Богу.
Мы — страна, которая ставит памятники своим вождям в сумасшедших домах: во дворике санаторного отделения психиатрической больницы им. Кащенко установлена двухметровая позолоченная фигура сидящего Ленина.
Сумасшедшие шефствуют над нормальными: то же санаторное отделение (Канатчикова дача) шефствует над двумя подмосковными совхозами. Два хроника, гитарист-любитель и такая же певица, раз в месяц выезжают в подшефные совхозы петь романсы.
Причина наших неудач в экономике — в области семантики. Труд представляется нам чем-то героическим: «битва за урожай», «герой труда», «ударный труд», «решающий штурм», «ударная вахта», «темпы решают все», «фронт работы», «прорыв». Любой героизм одноактен, совершать героические деяния семь часов в день шесть дней в неделю невозможно.
После революции властью был создан новый язык (в его основе лежали совсем иные нравственные нормы). Знание этого корпоративного языка, только внешне четкого, ясного и понятного, только внешне похожего на обычный язык, было огромным преимуществом. Новый язык сыграл немалую роль в укреплении новой власти.
Русский коллективизм — от редкости населения, от отсутствия тесноты, от страха одиночества, от заброшенности среди бесконечных лесных пространств, когда каждый человек — благо.
История Советской России станет понятнее, если мы вспомним, что до сих пор в основе деятельности правящей партии лежит строжайшая конспирация — она еще не вышла из подполья.
Россия — государство без права, может быть, поэтому историю России наиболее успешно изучала государственно-юридическая школа.
Из комментариев к Новому завету: «И этому великому делу (распространению света истинной религии) оказали чудесное содействие те грозные ассиро-вавилонские завоеватели, которые, сами не сознавая того, послужили могущественным орудием высшего промысления Божия». И далее: «В известной мере фарисейская проповедь во всем мире расчистила путь для позднейшей проповеди христианства».
Не многие из учений могут с большим правом претендовать на истинность, чем христианство, все же и здесь признание его ценности абсолютной и отношение ко всему бывшему лишь как к почве, на которой оно выросло, неизбежно приводит к оправданию средств целью.