Эти успехи вместе с успехами предшествующих правлений Василия Темного, Ивана III, Василия III, небывалый рост территории и могущества Русского государства, которые великокняжеская власть, поддерживаемая народом, считает своим личным достижением, в течение одного десятилетия разрушили уже подорванное со времен Ивана III и Софьи равновесие между верховной властью и силами, ее сдерживающими. Впервые с Андрея Боголюбского верховная власть получает народный мандат на полную независимость, тот мандат, который позже народ подтвердил Ивану IV после его лжеотречения и отъезда в Александровскую слободу.
Мы уже говорили, что Иван Грозный хорошо понимал направленность политики Избранной Рады и проводимых ею реформ — ни его деятельность, ни переписка с Курбским не оставляют в этом никаких сомнений. Грозный обвинял Избранную Раду не в том, что она проводит пробоярскую политику, а в том, что она стремилась стать и над боярами, и над царем, «снять с него власть». Он писал: «Так же и поп Сильвестр сдружился с Алексеем, и начали они советоваться тайком от нас, считая нас неразумными: вместо духовных стали обсуждать мирские дела, мало-помалу стали подчинять вас, бояр, своей воле, из-под нашей же власти вас выводя, приучали вас прекословить нам и в чести вас почти что равняли с нами, а мелких детей боярских по чести вам уподобляли». (Иван Грозный выступает не против самой политики Избранной Рады, возвышающей мелкое дворянство или возвращающей старые вотчины боярам, он выступает против нее самой, против узурпации, как он считает, ею прерогатив верховной власти. Он даже стремится противопоставить боярство Избранной Раде, равняющей его, боярство, с детьми боярскими.) Далее Иван продолжает: «Затем... они лишили нас прародителями данной власти и права распределять честь и места между вами, боярами, и взяли это дело в свое ведение и усмотрение, как им заблагорассудится и будет угодно, потом же окружили себя друзьями и всю власть вершили по своей воле, не спрашивая нас ни о чем, словно нас не существовало... потом вошло в обычай: если я попробую возразить хоть самому последнему из его советников, меня обвинят в нечестии... а если кто раздражит нас или принесет какое-либо огорчение, тому богатство, слава и честь, а если не соглашусь, пагуба душе и разорение царству».
В 1560 году после отстранения от власти правительства Избранной Рады, после падения Алексея Адашева и Сильвестра Грозный начинает создавать политическую систему, дословно повторяющую систему Андрея Боголюбского. Для нее характерны:
1. Новое представление верховной власти о себе самой и соответственно новое отношение к другим традиционным властям (Грозный писал Курбскому: «Эта ли совесть прокаженная — свое царство в своей руке держать, а подданным своим владеть не давать? Это ли противно разуму — не хотеть быть обладаему подвластным, это ли православие светлое — быть обладаему рабами?» (бояре — рабы). И далее: «Самодержавства нашего начало от святого Владимира; мы родились и выросли на царстве, своим обладаем, а не чужое похитили, русские самодержцы изначала сами владеют своими царствами, а не бояре и вельможи». («Иван,— пишет В. О. Ключевский, комментируя эту цитату,— был первый, кто высказал на Руси такой взгляд на самодержавие: Древняя Русь не знала такого взгляда, не соединяла с идеей самодержавия внутренних и политических отношений, считая самодержцем только властителя, независимого от внешней силы».) И снова: «Земля правится Божиим милосердием и родителей наших благословением, а потом нами, своими государями, а не судьями и воеводами, не ипатами и стратигами». И наконец: «Истина и свет для народа в познании Бога и от Бога данного государя». Отношение к другим властям: «До сих пор русские владетели не давали отчета никому, вольны были подвластных своих жаловать и казнить, не судились с ними и ни перед кем», и как итог: «Жаловать своих холопий мы вольны и казнить их также вольны».
Для абсолютной власти характерны демократические уравнительные тенденции, в основе которых тот же взгляд — все рабы.
2. Верховная власть видит в себе самой источник всякой власти вообще: история опричнины, опричного двора, опричной думы — это история худородных лиц, семей, целых родов, которые возвысились вопреки традиционным представлениям о синклите царском, вопреки представлениям о том, кто может и должен занимать высшие посты в государстве. Воля Грозного подняла их «из грязи в князи». В опричнину попадали только те дворяне, которые могли доказать отсутствие всяких связей с прежними традиционными властями: каждый будущий опричник придирчиво допрашивался о его происхождении и родословной его жены, о дружеских связях. Так же, как Андрей Боголюбский, Иван охотно приближал к себе иностранцев, менее всего связанных с традициями страны.
3. Разделение государства на две части, в одной из которых источником всякой власти является она сама, а в другой традиция. Причем власть, основанная на себе самой, и здесь стремится к территориальной экспансии, к своему распространению на всю территорию государства и к уничтожению традиций, на которых она основана и которые ограничивают ее. При Андрее Боголюбском такое разделение было естественным (Владимиро-Суздальское княжество и Киевский стол). Грозному, чтобы уничтожить традиционный порядок власти, пришлось искусственно разделить свое государство на опричнину и земщину и, опираясь на опричнину, повести завоевание земщины.
4. Основание новой столицы или постоянной резиденции: при Андрее — Владимир и Боголюбово, при Иване — Вологда и в основном Александровская слобода. Тот же разрыв с традицией, с той почвой, на которой она выросла и которая хранит ее.
5. Насильственная смерть носителя верховной власти, или гибель его династии, или то и другое. Повторим то, что уже писалось: верховная власть, которую отказ от традиции делает абсолютной и независимой, тот же отказ делает чрезвычайно уязвимой, лишает всяких опор, всякой защиты, в то же время отказ от традиции, отказ от традиционного понимания происхождения власти означает неизбежно подрыв традиции наследования власти (верховная власть не распространяется ни на кого, кроме ее непосредственного носителя). Конфликт между Иваном IV и боярством, начавшийся, согласно официальной версии, 12 марта 1553 года из-за отказа думцев во время болезни Ивана присягнуть его только что родившемуся сыну Дмитрию: «Мятеж велик и шум и речи многия о всех боярах, а не хотят пеленочнику служити». (В русской историографии уже было высказано мнение о недостоверности этого рассказа. Летописец не называет ни одного боярина, действительно отказавшегося присягнуть Дмитрию. Иван Шуйский лишь хотел целовать крест в присутствии царя, а Федор Адашев говорил, что целует крест наследнику, а не Даниле Захарьину с братьями.) Однако восемнадцатью годами позже уже сам Иван Грозный в присутствии бояр, духовенства и иноземных послов заявляет, что он намерен лишить своего сына Ивана трона и передать престол датскому принцу Магнусу, а потом, чтобы преградить Ивану путь к престолу, сажает на великое княжение Симеона Бекбулатовича и, когда бояре-легитимисты заявляют ему: «Не подобает, государь, тебе мимо своих чад иноплеменника на государство поставляти», казнит их.
Развязка наступает поздней осенью 1581 года. Иван IV сначала избивает беременную жену своего сына Елену Шереметьеву (после побоев у нее происходит выкидыш), а потом и сына, который через пять дней умирает. После смерти слабоумного царя Федора в 1598 году династия Калиты пресекается. Остается добавить, что, по мнению многих современников, и сам Грозный был отравлен ближайшими приближенными Богданом Бельским и Борисом Годуновым (как и Андрей Боголюбский).
Неудачи русской историографии в объяснении опричнины вызваны чрезвычайно прямолинейным, лобовым ее рассмотрением, в результате все концепции опричнины не только противоречат современным ей источникам, но и не могут объяснить важнейшие политические события опричной поры — само ее учреждение (1564), отмену (1572), деятельность опричников и Новгородский погром 1570 года, второе издание опричнины и воцарение Симеона Бекбулатовича,— они или считаются не объяснимыми из-за недостатка источников, или (Новгородский погром и грабежи опричников) трактуются как печальные эксцессы, происходившие вопреки воле Ивана IV.
Когда С. Ф. Платонов в своей работе о Смутном времени и в лекционном курсе отказывался сводить назначение опричнины к обеспечению личной безопасности царя, не доверявшего старому государеву двору, он был прав так же, как был прав и С. Б. Веселовский, считавший, что территориальный состав опричнины противоречит мнению С. Ф. Платонова о том, что опричнина была «государственной реформой, направленной на слом княженецкого землевладения вообще на всем его протяжении», и что характеристика Платоновым бывших удельных князей как «могущественных феодалов, сохранивших некоторые права полунезависимых владетельных государей», запоздала лет на сто.
Потомки удельных князей и бояр, начавших служить московским князьям много поколений назад по договору и присоединивших свои княжества и земли к Московскому государству, и в середине XVI века продолжали считать себя соправителями царя, такой же исконно русской властью, как и царская. Многочисленные опалы и казни знати в царствование Ивана Грозного и его предшественников мало меняли это положение. Защищенная местничеством от проникновения в свою среду лиц из других социальных групп знать успешно восполняла все потери: места казненных занимали их дети и родственники. Чтобы добиться реализации своих представлений о сущности царской власти («Русские самодержцы изначала владеют всем царством, а не бояре и вельможи»; «Жаловать своих холопей мы вольны и казнить их так же вольны»), Ивану IV было необходимо заставить боярство отказаться от его собственного, боярского представления о происхождении, характере и структуре государственной власти; чтобы превратить бояр и титулованную знать в обыкновенных подданных, холопов великого государя, надо было уничтожить их прошлое — именно в этом был главный смысл опр