ичнины. Рабы — люди без корней, без связей, без родины; перебор людишек, переселения, высылка в Казань означали именно такой разрыв с прошлым.
Однако опричнина не довольствовалась внешним отрывом знати от ее корней. Ее основная цель состояла в полном уничтожении прошлого. Известно, что Иван Грозный был первым из русских диктаторов, которые пытались изменить прошлое. Он неоднократно приказывал переписывать официальные летописи страны, вымарывая из них имена тех, кто подвергся опале и был казнен, или, наоборот, задним числом внося туда обвинения против опальных.
Чтобы раз и навсегда уничтожить представления знати о характере ее власти, необходимо было искоренить основу этих представлений — ее договорный характер. Пытаясь уничтожить прошлое, Иван IV в карикатурном виде восстанавливает положение, существовавшее при первых князьях Московской династии: снова делит Русское государство на Московское княжество, абсолютным владыкой которого является он сам, и остальную часть страны, управляемую Боярской думой — потомками князей, в прошлом владевших другими русскими княжествами, причем теперь их земли присоединяются к Московскому княжеству не по договору, а завоевываются, берутся на щит. Население захваченных земель от холопа до князя становится как бы пленниками — рабами великого князя. Источники не оставляют никакого сомнения в том, что набеги опричников и Новгородский погром были именно такими карикатурными военными походами, а не случайными эксцессами. Не различая первое издание опричнины и время правления Симеона Бекбулатовича, летописец пишет: «За умножение грехом всего православного христианства, Царь Иван Васильевич сопротивник обретеся и наполнися гнева и ярости, нача подвластных своих сущих раб зле и немилостиво гонити и кровь пролити и царство свое, порученное ему от Бога, разделили на две части: часть едину себе отдели, другую же часть царю Симеону Казанскому поручи сам же отоиде от единых малых градов старицу зовому и тамо жительствуя. Прозва свою часть опришники, а другую часть у царя Симеона именова земщина и заповеда своей части оную часть насиловати и смерти предавати и дома их грабити и воевод, данных ему от Бога, без вины убивати повеле, не усрамися же и святительского чина, оных убивая, оных заточению предавая и грады красивейшие Новгород и Псков разрушати даже и до сущих младенцев повеле».
Право, существовавшее во времена опричнины в России, также было правом завоевателей и завоеванных. Штаден сообщает, что после учреждения опричнины «великий князь послал в земщину приказ: «Судите праведно, наши (т.е. опричные) виноваты не были бы». Тот же Штаден говорит, что опричники часто получали долю в добыче, а иногда и разрешение брать у населения все, что им угодно. Опричник, живший рядом с земским, мог, не опасаясь наказания, отнять у него землю и имущество. Иногда насилия опричников вызывали восстания, как и во время войны происходили целые сражения.
Штаден пишет, что после Новгородского похода он получил известие, «что в одном месте земские побили отряд в 500 стрелков-опричников».
Провозглашение Симеона Бекбулатовича великим князем всея Руси, возможно, в какой-то степени и связано с притязаниями Ивана Грозного на польский престол и с его разногласиями с сыном Иваном, но истинный смысл вокняжения Симеона невозможно понять без той склонности Ивана IV к грубой гротескной театральности, которая была так характерна для него (черные одеяния и вороные кони опричников, символизирующие верность собачьи головы и метлы, притороченные к седлу опричников, выметающих из его государства крамолу, кощунственная пародия на монастырь, возникавшая в Александровской слободе, когда опричники возвращались из своих походов; царь — игумен, звонивший рано утром с пономарем Малютой Скуратовым в колокола, епитимьи, накладываемые на опричников, опоздавших к началу молебна, служба, во время которой Иван и другие опричники молились и пели в церковном хоре).
Воцарение Симеона Бекбулатовича имело двоякое значение: с одной стороны, во время военных неудач России (недавнее сожжение Девлет-Гиреем Москвы, напомнившее старые татарские набеги; захлебнувшееся наступление в Ливонии) Иван Грозный хотел вернуть, «сыграть» свое блестящее прошлое, тот период русской истории, который предшествовал самому большому торжеству его жизни, а потом и само это торжество. Посадив на великокняжеский престол казанского царя Симеона Бекбулатовича и посылая ему челобитные, подписанные уничижительной подписью «Иванец Московский», Иван Грозный повторял отношения, существовавшие во времена татаро-монгольского ига, а сводя Симеона в 1576 году с царства, он, как его дед, освобождал Россию от татар и, как в молодости он сам, завоевывал Казанское царство. Поставив земским царем татарина, Иван Грозный на том же театральном языке говорил народу и Боярской думе, что считает бояр татарами — вековечными смертельными врагами Руси и, как недавно он, Грозный, расправился с Казанским царством, так же расправится и с ними. Интересно, что и большинство титулованной знати во время опричнины Иван, предвосхищая идею воцарения Симеона, сослал в Казанский край».
Дальше текст снова становится фрагментарным, но и здесь, в отличие от заметок, история по-прежнему излагается хронологически.
«XVII век русской истории до Петра I,— пишет дед,— время осторожных переговоров и компромиссов (многочисленные Земские соборы, Судебник 1649 года, русско-польско-шведские переговоры), время мягкости и терпимости (новое отношение к иностранцам, нрав самого Алексея Михайловича, письмо, в котором царь утешает Ордина-Нащокина после бегства его сына Воина за границу, и стиль жизни его двора), наконец, время относительной законности (дело об отрешении Никона от патриаршества длилось шесть лет с соблюдением всех мельчайших формальностей). Таким, каким он стал, XVII век целиком обязан своему началу — Смутному времени, тому опыту, который вынесла Россия из Смуты. В XVII веке Россию населяли дети Смутного времени.
В начале XVII столетия старый государственный порядок, подорванный правлением Ивана Грозного, опричниной, Ливонской войной и в царствование Бориса Годунова страшным голодом 1601—1603 годов, разрушается двумя движениями самозванцев — Лжедмитрия I и Лжедмитрия II — и тесно связанным с ними восстанием Болотникова. Когда прежний государственный аппарат исчезает, на поверхности неизбежно появляются те остатки традиционных властей, которые лежали в его основании, а потом были придавлены, а частично и уничтожены им. Подобная реабилитация происходит и в Смутное время, однако в искаженном и ущербном виде (политика Грозного, направленная на разрушение и уничтожение всех традиционных властей и институтов, как показало это время, была успешной).
Опричнина подавила, а главное, раздробила и разделила на враждебные лагеря два самых сильных сословия России — боярство и дворянство (опричное и земское). В Смутное время ни одно из них не сумело стать самостоятельным источником власти (боярство — за исключением краткого периода избрания Василия Шуйского на царство, старая вражда между боярскими родами возобновилась уже через несколько месяцев после воцарения Шуйского), и они всегда вынуждены были примыкать к другим, внешним, возникшим вне их среды центрам власти. Вместо и на место разрушенного государственного порядка Смутное время породило целое созвездие разнообразных центров власти, вокруг которых образовывались самые причудливые конгломераты из социальных групп, партий и отдельных людей.
Начало XVII века знает два типа таких центров власти — сословные и внесословные. Первые сумели образовать только те сословия, которые не пострадали в опричнину,— черносошное посадское и крестьянское население Севера, взятое Иваном Грозным в опричнину, но сохранившее и там свою внутреннюю автономность и свою сословную организацию, и казачество — недавно возникшее сословие, пожалуй, даже укрепленное опричниной (его пополнили огромные массы крестьян, бежавших из центра страны во второй половине XVI — начале XVII века) и имевшее свою организацию — казачий круг. Эти сословия и выдвинули потом кандидатуру нового царя. Летописец сообщает, что дело об избрании Михаила Романова на царство решилось, когда его одновременно назвали — компромисс между прежними врагами — казак и дворянин из северного города Галича.
Другие центры власти — Лжедмитрий I и II — своей структурой формально повторяли прежний государственный порядок и были всесословными, однако для возникновения таких центров было необходимо, во всяком случае на первом этапе, участие иностранцев (здоровое ядро), которые, естественно, так же, как казачество и население Севера, не были затронуты опричниной.
Возникновение и гибель на протяжении очень короткого исторического периода — восемь лет с 1605 по 1612 год — многих таких центров власти (только общегосударственных около десятка (Б. Годунов, Лжедмитрий I, В. Шуйский, И. Болотников, Лжедмитрий II, Владислав и поляки, Сигизмунд и поляки, I ополчение, II ополчение) и несчетное число мелких — одних самозванцев Смутное время насчитывает около восьмидесяти, самые известные из которых, кроме названных, царевич Петр и псковский Сидорка, самостоятельными центрами были почти все военные формирования: шведские, польские (Рожинский, Лисовский, Сапега), русские (Ляпунов, Заруцкий, Трубецкой), каждый из этих центров стремился к экспансии, к распространению своей власти на территорию всего государства) оказали сильнейшее влияние на этику того времени.
В частности, в Смутное время исчезает само понятие предательства и измены, исчезает потому, что для него нет или почти нет точки отсчета. Измена чему? Это «что» во все Смутное время не только зыбко, аморфно и недолговечно (а значит, и предательство ему, с точки зрения людей той эпохи, столь же недолговечно), но и само по себе является предательством прежнего дела, место которого оно хочет занять.
Почти все крупнейшие политические деятели Смутного времени много раз переходили из лагеря в лагерь. Биография самого яркого из них, Прокопия Ляпунова, удивительна. В царствование Бориса Годунова он подвергся опале за незаконные связи с казаками, участник движения Лжедмитрия I и свержения Годуновых, активный участник восстания Болотникова, он во время битвы под Коломенским перешел на сторону Шуйского, что и предопределило поражение Болотникова, пытался свергнуть Шуйского и посадить на престол его племянника М. В. Скопина-Шуйского, после смерти Скопина