— Господи, да что же вы такой нервный… — спокойно произнес незнакомец. — Извините, пожалуйста. Я не хотел вас пугать. Вы просто опоздали, и я решил поискать вас. Садитесь, Тимофей. Поговорим.
Стоя на полусогнутых ногах и сжимая кулаки, Тим до предела «щелкнул». Сзади обнаружились еще два «спортсмена», и он машинально бросил им по шарику. Но человека, стоящего перед ним, он по-прежнему не видел.
Глаза подсказывали ему, что это небольшого роста сухощавый мужчина средних лет в тяжелых мощных очках и с намечающейся лысиной. Но пси не фиксировало ничего. Только пустоту. Жесткие и хрустящие на ощупь гофрированные лучи сканера Проекта, бьющие с окраины леса, проходили сквозь нее навылет. Собственный экран Тима обманывал сканер, подавая в голову оператора искаженную картинку. Это была непростая работа, и на то, чтобы она происходила автоматически, тратилось много энергии. Так что за себя Тим был спокоен — он-то на этом свете присутствовал. А вот незнакомца — просто не было.
Идеально экранированный человек.
Парламентер, мягко улыбаясь, присел на скамейку. Тим несколько раз глубоко вздохнул, осторожно подошел и уселся справа.
Как и все предыдущие сотрудники Проекта, этот тип был, на взгляд Тима, совершенно незапоминающейся личностью. Самой яркой чертой его внешности казались очки. Маленький такой невзрачный очкарик. Весьма уверенный в себе.
— Я давно хотел на вас посмотреть, Тимофей, — сообщил Очкарик, по-прежнему улыбаясь.
— Польщен вниманием, — скривился Тим. — Только очень уж оно у вас… э-э… навязчивое.
— Разве? — удивился Очкарик. — Не знаю. Одно время мне казалось, что вы, Тимофей, сами форсируете события. Стремитесь к плотному контакту, так сказать. Иногда даже излишне агрессивно стремитесь, я бы так выразился. А потом вы вроде бы передумали…
— Так получилось, — объяснил Тим вполне искренне. — Со мной никто не хотел поговорить напрямую, без ненужных демонстраций силы. А я привык к открытому разговору. Мне…
— А знать свое место вы не привыкли? — перебил его Очкарик. В голосе его прорезался металл, и Тим понял — уже много лет этот человек отдает приказы и «застраивает» подчиненных. Тим пренебрежительно хмыкнул. Подобные интонации могли бы произвести впечатление на запуганного Проектом экстрасенса. Но младший сержант запаса Костенко привык «забивать на службу» и начальственного тона не боялся.
— Свое место я определяю сам, — ответил он надменно. — Вот, кажется, я этого и добился. Ко мне на встречу пришел человек, у которого одной только охраны больше двадцати единиц.
Очкарик поежился, и Тим понял, что попал в точку.
— Если вы неправильно себя поведете, они все умрут, — сказал он. — Так что вы, милостивый государь, ведите себя правильно.
— Не надо меня пугать, Тимофей, — попросил, именно попросил Очкарик. Он уже взял себя в руки. Видимо, ему придавало уверенности то, что Тим его не «унюхал».
— А вы меня зачем пугаете?
— Допустим, я вас недооценил.
Тим вычислил еще одного «спортсмена», нагло ткнул пальцем в его сторону и небрежно спросил:
— Хотите небольшой забавный фокус?
— Не стоит, Тимофей. Право, не стоит.
— Как хотите. — Тим послал оперативнику шарик. — Правильно, не стоит. В отличие от вас я не упиваюсь своей властью над людьми. Я никогда не был и не буду слабаком, не то что ваши операторы. И садистом не буду. Просто я еще молод и иногда веду себя как мальчишка. Но это пройдет.
— Приятно это сознавать, — усмехнулся Очкарик. — Ну что, Тимофей, ближе к делу? Итак, молодой человек… Мне поручено сообщить вам, что вы достойно прошли вступительный тест и приняты в нашу организацию на правах кандидата. Руководство выражает надежду, что ваши способности позволят вам в короткий срок продвинуться по службе и занять пост, соответствующий вашим талантам.
Тим пренебрежительно хмыкнул. Очкарик вздохнул.
— Я также должен принести вам извинения за форму вступительного тестирования, — заявил он. — Надеюсь, вы понимаете, что это было необходимо. К нам нелегко поступить на службу. Для этого мало быть просто талантливым. Нужно еще быть очень сильным и, между прочим, независимым. Обладать высочайшими моральными качествами. Которые вы нам и продемонстрировали. Можете гордиться этим, Тимофей. И я лично очень рад за вас. Поздравляю, — Очкарик сунул Тиму руку, и тот машинально ее принял.
— В чем же будут заключаться мои служебные обязанности? — холодно поинтересовался Тим, выдергивая ладонь из цепкого холодного пожатия.
— Контроль, — коротко и емко ответил Очкарик.
— Над кем?
— Ну, сначала у вас будет три-четыре несложных объекта. Чтобы привыкнуть к аппаратуре. А там поглядим. Наши аналитики считают, что у вас блестящие перспективы. Но начинать все равно придется с самого низа лестницы. Надеюсь, это вы тоже понимаете.
— Над кем контроль? — повторил Тим.
— Над уродами и мерзавцами, друг мой. Над теми, кто представляет угрозу обществу, но не может быть локализован обычными методами. Иностранные разведчики, предатели Родины, лидеры преступных группировок, просто сумасшедшие с опасными идеями. Вы же понимаете, что есть множество страшных людей, которые творят ужасные вещи, но их нереально поймать за руку и отправить за решетку. А мы можем это сделать. Кого-то мы просто держим, не позволяя его безумию или преступным наклонностям принять угрожающие формы. А другим, наоборот, даем импульсы к незначительным преступлениям, чтобы только было, за что арестовать. И на следствии уже заставляем сознаться во всем. Это тонкая, избирательная работа, Тимофей. Конечно, вашими подопечными будут зачастую очень неприятные люди. Как правило, все они в той или иной степени сумасшедшие. Ведь в основе любого преступления — недостаточная адаптивность к обществу, не так ли? — Очкарик глянул на Тима хитрым глазом, увеличенным мощными линзами. Тим вяло кивнул. — Тимофей, неужели вы не хотите сделать наш мир чище?
— Что, «уничтожим всех уродов», да?
— В том-то и дело, Тимофей, что не «уничтожим». Признаться, в нашей организации были некогда по этому поводу разногласия. Руководители старой формации слишком привыкли сажать и расстреливать. Ну, вы понимаете… Но в последние годы, слава богу, возобладал разумный подход. А с приходом таких мастеров, как вы, Тимофей, он получит надежную опору. Я клянусь, — Очкарик прижал руку к сердцу, — что вам никого не придется уничтожать. Вы будете лечить, чинить поврежденные души, править их, если хотите. Это же ваше истинное предназначение, Тимофей. Вы именно целитель. И мы предоставим вам уникальные возможности для того, чтобы ваш талант засверкал всеми гранями. Со временем вы даже станете знамениты, я думаю. Вас узнает мир.
— Значит, не расстреливать… — протянул Тим.
— Не расстреливать, Тимофей. Ни в коем случае. Если бы расстреливать, я бы здесь с вами не сидел. Я просто не работал бы в этой структуре. Я презираю насилие не меньше вас. А видел я его и даже испытал на себе, поверьте, гораздо больше вашего.
— Что ты знаешь о насилии, ты, маленькое чмо, — пробормотал Тим печально. Он не хотел так говорить, но у него вырвалось.
— Ну знаете… — надулся Очкарик. Лицо его покраснело.
— Кто отвечал за Детей? — спросил Тим, поворачиваясь к Очкарику.
— Что? — удивился тот.
— Около десяти лет назад была проведена масштабная операция по глубокой коррекции личности. — До Тима вдруг дошло, что об этом Очкарик может и не знать. — Объектами было выбрано несколько тысяч подростков. Кто это сделал?
— Ой… — выдохнул Очкарик и скривился так, будто хлебнул бензина. Тим потер ладонью грудь. Дырка в ней все отчетливее давала о себе знать. Тим почувствовал, что злится и не может с этим совладать.
— Так что ты знаешь о насилии, маленькое чмо? — спросил он.
Очкарик сунул палец за воротник рубашки и помотал головой.
— Я не думал, что вы в курсе, — пробормотал он сдавленным голосом. — И… Понимаете, Тимофей, я даже не знаю, как вам объяснить. Наша организация не может нести за это ответственности.
— А кто же тогда?..
— КГБ, — сказал Очкарик просто. — Тимофей, вас ввели в заблуждение. Я понимаю теперь, насколько ужасным выглядел наш Проект в ваших глазах. Но поверьте, что мы здесь ни при чем. Мы сами были в шоке, в полнейшем шоке…
«Проект, — подумал Тим. — Он так и сказал — «проект». Все сходится. Это они». А вслух спросил:
— А разве вы — не «шестерка» КГБ?
— Ой, ну что вы… — Очкарик брезгливо отмахнулся. — С КГБ у нас ничего общего. «Шестерка» как раз курировала все старые разработки, и «Программу Детей» в том числе. Теперь они, слава богу, ничего подобного не могут. Мы отобрали у них все технологии. И я вам гарантирую, что никаких фашистских экспериментов в этой стране больше не будет никогда.
— Мы просто эту страну немножко почистим, — предположил Тим.
— Да, — кивнул Очкарик. — Именно так.
— Всех бандитов посадим, всех шпионов выдворим, всем диссидентам заткнем рты… — продолжал Тим.
— Вы утрируете, — насторожился Очкарик. — Диссиденты нас не интересуют. А вот что касается экстремистов… Вы еще не владеете информацией, Тимофей. Во-первых, есть группировки, которые готовятся спровоцировать массовые волнения. Во-вторых, есть террористы, да-да, самые настоящие террористы. И, в-третьих, есть просто сумасшедшие. Вы никогда не задумывались, какой процент так называемых «неформалов», всех этих политически активных, приписан к психиатрическим клиникам? Семьдесят процентов, Тимофей! Семь-де-сят!
— А откуда вы берете оперативную информацию? — спросил Тим.
— Нам ее поставляет МВД. И еще у нас есть доступ к гэбэшным данным. Правда, они сами об этом не подозревают… Поймите, Тим, Проект — уникальная спецслужба с очень большими полномочиями.
— Понятно, — кивнул Тим. — А чем в вашей структуре занят Институт?
— С нами сотрудничают десятки институтов, — гордо сказал Очкарик.
— Я имею в виду Институт нейрохирургии.
— А-а… — Очкарик пренебрежительно улыбнулся. — Вы про группу Самохина? Это наша медицинская база.