— Стоп! — сказала Таня. — Прости.
— Да что ты… Ничего.
— Нет, правда! Я поняла, поняла все…
— И слава богу, — улыбнулся Мастер и осторожно погладил Таню по волосам, а она потянулась к нему и мягко-мягко прикоснулась губами к его рту. Мастер вздохнул, привлек Таню к себе, и она, в истоме закрывая глаза, увидела, как сомкнулись бесконечно любимые длиннющие ресницы, по которым столько девочек сходило с ума, — а вот они здесь, рядом, и потом, когда нам захочется друг на друга посмотреть, он сначала обязательно прижмется к моей щеке и ресницами ее пощекочет…
Так и случилось. И Таня сказала:
— Или я сейчас разревусь, или я это скажу.
— Давай! — улыбнулся Мастер, снижая пафос момента.
— Ты самый-самый-самый-самый.
— Спасибо, — кивнул Мастер. — Я знаю. Ты мне тоже очень дорога. Чем больше времени проходит, тем лучше я это понимаю.
— Так что же нам делать все-таки?
— Ну сколько можно? У нас тихий интимный вечер или сходка подпольщиков? Завтра поговорим.
— Нет, милый. Завтра все это окажется сном — и твоя Школа, и собаки, и охотники эти сумасшедшие. Я проснусь, и мне опять покажется, что всего этого не может быть.
— Но ведь рядом буду я, — произнес Мастер печально, опуская глаза. — Или у тебя условный рефлекс на информацию из моих рук? Запредельное торможение?
— Я еще не собака, — сказала Таня наставительно, — так что запредельного у меня не бывает. Но я всего лишь человек и тормозить умею. Особенно когда мне страшно.
— Сейчас-то хоть не страшно?
— Когда я говорила с охотниками, страшно не было. А когда пришел ты, я испугалась, потому что охотники твои — иллюзия, а ты — реальность.
Мастер очень внимательно посмотрел Тане в глаза, и она задохнулась, настолько его взгляд проникал в душу. «Раньше мне казалось, что это выражение любви. Теперь я заметила: он смотрит так на всех. Научился применять свой дар в полную силу. Конечно, он не экстрасенс, но что-то сверхъестественное есть в его глазах. Как будто он видит такое, чего не видит никто».
— Ты всегда был такой… непохожий. До того непохожий, что мне пришлось выбрать: либо ты, либо все остальное, что есть на этом свете. Что-то одно мне снится. Я решила, что снишься ты… А теперь понимаю, что снилось все остальное. Я живу непонятно зачем. Делаю не то. Думаю не так. И все, с кем приходится общаться, — такие же идиоты. Но я никак не могу освободиться от их власти, понимаешь? Стадное чувство. Я все эти годы страшно тебе завидовала. Просто ненавидела тебя! За то, что ты набрался смелости искать свой путь и на всех плевать… Любила — и ненавидела. Какая же я была дура! Прости меня, пожалуйста. Если можешь…
— Наша Таня громко плачет, — продекламировал Мастер. — Пропила последний мячик. Вот вернется с зоны Хачик, купит Тане новый мячик.
— Перестань.
— Тань-перестань. Пойми ты наконец, что сделанного не воротишь. Не казниться нужно, а выправлять то, что плохо вышло. Я, например, пытаюсь исправить ошибки идиотов, о которых ты сейчас говорила. Ошибки, которые могут стать фатальными, кроме шуток, для всего человечества. А ты попробуй выправить линию своей жизни. Для начала, а там посмотрим. Может, ты и мне поможешь…
Карме в ее углу что-то приснилось — она дрыгнула задней лапой и глухо рыкнула. По-прежнему лежа на спине, шевельнула головой и уставилась на Таню мутным со сна глазом.
— Спи, моя радость, — успокоил ее Мастер. Карма вздохнула и с глухим стуком уронила тяжеленную башку на ковер.
— До чего же удивительные псы… — сказала Таня с глубокой нежностью в голосе. Один взгляд на Карму заставил ее забыть все серьезные вопросы, которые так хотелось задать. — Всегда любила больших лохматых собак. Мечтала в детстве о ньюфаундленде, а потом однажды увидела, как рядом идут ньюф и кавказка. И все!
— Да, — улыбнулся Мастер. — Разница потрясающая. Ньюф такой подвижный, весь как на пружинах. И голову высоко держит. А кавказка… Я всегда говорил, что если бы крокодилы были волосатые, они выглядели бы именно так. Лапы ставит тяжело, а голова и спина — почти на одном уровне. И шеи даже не видно. Удивительно комфортно себя чувствуешь рядом с такой собакой. Если заведешь кавказца — все, другие породы для тебя не существуют. Хотя знаешь, я иногда, когда устаю, мечтаю о бернце. Тут я даже на кобеля согласен.
— Да что хорошего в этих бернцах? У них уши лопухами висят…
— Ты, солнышко, давно не выводила кавказа на прогулку. Ты эту породу чересчур идеализируешь. Все-таки они прирожденные убийцы.
— Всегда ты любил жесткие термины. А уж имя-то себе взял! Мастер собак! Это надо же было вспомнить…
— Положим, мне это прозвище сверху назначили. И даже раньше, чем я пришел в Школу. Так что я не Мастер собак, а просто Мастер. Хотя заманчиво.
— Это ведь из Ли Бреккет?
— Да, «Собаки Скэйта». Какие там роскошные Северные Псы… Ростом почти с лошадь, когти втяжные, как у тигра. Телепаты к тому же… И Мастер собак, добрый и страшный великан, который их воспитывал. Даже когда Псы вырастали, они не могли воспринимать его в реальном масштабе, как обычного человека. Относились к нему, как к гиганту. Любили и боялись одновременно. Красивая сказка…
— Некрасивая. Там все собаки гибнут.
— И Мастер тоже. А пара собак, по-моему, остается… Слушай, как давно мы это читали, а?
— Мы вообще очень давно знакомы, милый.
— И что же нам теперь делать?
— Не знаю. Возьми меня на охоту.
— Исключено. Это дело камерное. Я бы даже сказал — интимное. Чужим туда нельзя. А потом, ты уже на границе зоны расчистки так напугаешься… «Дырки» ведь излучают.
— Откуда ты такой взялся? Почему тебя это излучение не трогает?
— Тебе очень важно знать?
— О любимом человеке хочется знать правду. Какая бы она ни была.
— Очень уж ты серьезно это говоришь, ангел мой. Просто не красивая молодая женщина, а космонавт-исследователь. Даже отвечать не хочется.
— Если знаешь — ответь, — попросила Таня. — Мне это важно. Поверь.
Мастер секунду подумал, глядя ей прямо в глаза. Он искал нужное слово, которое сведет на нет всю правду в его ответе, превратит ее в шутку, в бред, в дым. И слово пришло.
— Мутация, — сказал он, опуская глаза. — Причем не наследственная, а наведенная извне. Мутагенный фактор я пока не вычислил… — Он вдруг почувствовал, что злится. «Какого черта?! Почему я должен врать? Всю жизнь врать, даже самым близким людям. В детстве ведь не был врунишкой, рано понял, что говорить правду выгоднее. А сейчас? Обманываю Штаб, обманываю Доктора, охотниками верчу как куклами… Я не виноват, я просто вынужден отвечать своим обманом на ложь Штаба, Доктора, Саймона… Но как же мне надоело выкручиваться, увиливать, постоянно недоговаривать! Надоело…» Мастер усмехнулся, пронзил Таню злобным взглядом, и его «понесло»:
— Ты хотела правды? Вот она, правда. Я мутант. Это реальность. И охотники — реальность. Школа — реальность. И зомби, которые выходят на московские улицы с наступлением темноты, это тоже реальность. Я не знаю, что вызвало их к жизни. Есть интересная версия, но пока рано о ней говорить. Будем придерживаться фактов: территория нашего города по ночам вступает в соприкосновение с другим измерением. Самым поганым из возможных — Инферно в чистом виде. Не знаю, как твари называют себя, но для нас они, безусловно, олицетворяют силы зла. Силы, использующие тела реально существовавших людей, чтобы убивать и уносить к себе все новых и новых. Если бы мы эту гадость не сдерживали, превращение людей в тварей шло бы в бешеной прогрессии. Вот она, реальность, ангел мой.
— Ты ведь здорово рискуешь, выдавая это, — сказала Таня задумчиво. — Ты же не девочку с улицы охмуряешь. И если будет утечка, тебе Штаб голову открутит. А мне промоют мозги. Ладно, обо мне-то ты не подумал, я для тебя просто инструмент вроде Кармы. При всей твоей любви к нам обеим…
— Не нужно меня провоцировать, — скривился Мастер. — Ты знаешь, как я к тебе отношусь. И ты знаешь, что для меня значат вопросы безопасности. Я ведь трус… Самый настоящий. Я когда догадался, до какой степени я труслив, то долго переживал. А потом сообразил, что мой страх не от задницы идет, а от головы. И успокоился. Так что все прикрыты — и ты, и даже Карма. И я могу говорить все, что хочу. Ты хотела правдивый ответ? Ты его получила. Твой любимый человек — не совсем человек. Не чудовище, не монстр, просто э-э… другой. Как ты и говорила — непохожий. Довольна?
— Ох, — сказала Таня, — Может, хватит на сегодня, а? Я лучше домой поеду…
— Прости, — снизил тон Мастер. — Я что-то не то сказал? Только не уезжай.
— Я просто устала. Не обращай внимания. Я… я так рада тебя видеть! А ты… ты меня, как лимон, выжимаешь…
Мастер обнял Таню, крепко прижал к себе и зарылся лицом в ее волосы.
— Прости… — прошептал он. — Прости… Я тоже безумно рад тебе. Поверь, мне очень трудно было решиться на новую встречу. Я бы и не рискнул, наверное, но ты влезла в эту историю… И я уже не мог остаться в стороне. И все равно боялся — мы не виделись столько лет, вдруг ты отвернулась бы от меня…
— Глупый, — прошептала Таня, гладя его по голове. И усталость, и тревогу будто рукой сняло. Был только несчастный, одинокий, запутавшийся любимый человек. — Ты мог бы позвать меня сто лет назад.
— Нет. Не мог.
— Верю. Тебе виднее. Ну, ничего. Мы ведь теперь вместе, правда?
— Правда…
— И будем вместе какое-то время, а какое — неважно. Сколько ты можешь, сколько тебе будет нужно. Главное — вместе.
Мастер повернулся к Тане лицом, и она увидела, что в глазах у него слезы. И, конечно же, она бросилась целовать эти бесконечно любимые глаза и прижала к груди эту самую любимую умную лохматую голову.
— Я люблю тебя, — прошептал Мастер. — И всегда любил. И мы будем вместе. Сколько можем.
— Да, — улыбнулась Таня. — Только ты не уходи в себя. Рассказывай, я буду слушать. Я верю тебе, я только действительно устала.
— Сейчас будем спать. — Мастер выпрямился, часто моргая. — Эй, чудовище!