стера ничто не волновало. Он шел к Карме — обнять, потрепать за уши, прижаться щекой и снова почувствовать себя бесстрашным, сильным и безразличным к обычным людским неприятностям, таким, как потеря близкого человека и стыд за то, что не смог отвести от него беду. Мастер шел за помощью к единственному другу, который всегда понимал его и никогда не подводил.
Ни разу за это утро дорога до стоянки не давалась ему так тяжело. Но сейчас напряжение спало, и организм отказывался работать. Мастер вдруг почувствовал, что у него начинает дрожать подбородок. Он попытался унять эту дрожь, но лицо не слушалось. Верная примета — две минуты до обморока. Как это Тим называет — «батарейки сели». Мастер тихонько взвыл от беспомощности и злобы. «Сейчас я рухну. И очень удачно. Как раз вот этот корпус, длинный такой — местный стационар. На втором этаже Шаман на растяжке валяется. А на первом — Синяк и Махно в коме лежат. Не хочу в кому. Не хочу…»
Чтобы вытащить руки из карманов, понадобилось бешеное усилие воли. Сгрести ими снег с высокого, по пояс, сугроба удалось вообще чудом. А вот остановиться Мастер уже не смог — он просто вошел в этот сугроб и застрял в нем, уткнувшись носом в ладони, полные белой колючей снежной крупы.
Снег обжигал и резал, и это было прекрасно. Мастер принялся растирать его по лицу, снег превратился в воду, и тогда он зачерпнул еще, а потом еще.
Когда из дверей корпуса выскочил парень в белом халате и с фонендоскопом на шее, Мастер сидел по уши в сугробе и утирался носовым платком. В помощи он уже не нуждался — над ним стоял Тим Костенко, и Мастер всем телом впитывал энергию.
— Что-то я совсем раскис, — пожаловался он.
— У тебя просто дрянная нервная организация, — утешил его Тим. — Нельзя быть одновременно таким сильным и таким впечатлительным. Ты генерируешь очень много эмоций и сам же все их подавляешь, не даешь им выхода. Так и загнуться недолго.
— Позвольте… — сказал врач, хватая Мастера за запястье.
— Не стоит, — бросил ему Тим небрежно. — Я сам займусь.
— Извините. — Врач машинально отступил и нервно затеребил шланг фонендоскопа, недоверчиво рассматривая оживающего на глазах Мастера.
— Дежурный? — спросил его Мастер, убирая платок в карман и доставая сигареты.
Тот молча кивнул. Теперь он таращился на Тима, аж рот разинул. Врач явно не был сенсом и вообще казался слишком молод для работы на Базе. Во всяком случае, в закрытом секторе «Ц», у Доктора, Мастер таких не видел. Аспирант какой-нибудь. Многое ему здесь, наверное, в диковинку.
— Как там мои бойцы? — поинтересовался Мастер, закуривая. — Синев и Михайлов.
— Хреново, — ответил за дежурного Тим. — Угадал?
— Н-ну… Без перемен. — Врач снова попятился. Ему явно не хотелось сводить близкое знакомство с человеком, чьи подчиненные без малого год лежат трупами в энергетической коме. Но долг медика не позволял развернуться и уйти.
— Свободен, — махнул ему Тим. — Нечего тут… Не кино.
— Извините, — еще раз пробормотал врач и поспешно испарился.
— Ладно, хватит. — Мастер принялся ворочаться в сугробе, пытаясь встать. — Меня Карма ждет.
Тим подхватил его и легко поднял на ноги.
— Я, собственно, хотел тебя проводить, — признался он. — Давай я тебя под руку возьму, а ты раскроешься, ладно? Не стесняйся. Нормальное дело. Устал человек.
— Чего тут стесняться… — вздохнул Мастер. — Чуть сознание не потерял… Укатали. Забодали. Задолбали. Затрахали…
— Не падайте ухом, поручик! — попросил Тим. — Нельзя вам.
— Я капитан, — сказал Мастер. — Во всяком случае, по документам. И даже старший уполномоченный. Упал намоченный. Точнее — замоченный.
— Нельзя, — повторил Тим. Они шли не спеша, в ногу, и день уже не казался Мастеру таким серым. Он только хотел бы, чтобы Тим перестал изрекать банальности.
— Сам знаю, что нельзя, — огрызнулся Мастер. — А что можно, а?
— Да ничего! — рассмеялся Тим. — По большому счету, останавливать генераторы тоже нельзя. У людей же «ломка» начнется.
— Они не так уж долго сидят на допинге. И вообще, по мне пусть лучше сдохнут, чем живут под давлением. Нельзя у целого народа отнимать свободу воли…
Внезапно Тим замедлил шаг. Мастер, смотревший под ноги, поднял глаза. Они уже подошли вплотную к воротам Базы. И возле будки КПП здоровенный, под два метра ростом, увешанный амуницией охранник проверял документы у невзрачного тощего чернявого мужичка, показавшегося Мастеру знакомым. Мастер оглянулся на Тима. Тот буквально ел мужичка взглядом. Тощий поежился и через плечо бросил на Детей косой настороженный взгляд.
Мастер высвободил руку и шагнул вперед. Тим поработал на славу, Мастер чувствовал себя отдохнувшим, свежим и привычно злым на весь мир. А уж этого мужичка он просто ненавидел. Было за что.
— Вы какого хрена здесь делаете, сударь? — спросил он с угрозой в голосе.
— Здравствуй, Витя! — сказал тощий.
Мастер по-собачьи приподнял губу и сложил руки на груди. Тощий обернулся было к охраннику, будто ища поддержки, но тот вдруг напрягся, выпятил челюсть и грозно зыркнул на него из-под козырька. Тощий опять повернулся к Мастеру и растерянно всплеснул руками.
— Не понимаю, — пробормотал он. — Ты что, не узнаешь меня?
— Не слышу ответа, — процедил Мастер сквозь зубы.
— Черт знает что такое… — сказал тощий. — Прости, а ты-то что здесь делаешь?
— К кому он пришел? — спросил Мастер охранника.
— Сейчас, — кивнул охранник послушно, заглядывая в бланк пропуска. — Вот, пропуск заказан…
— Я не понимаю! — перебил его тощий, повышая голос. — Что все это значит?! Я здесь по приглашению господина Ферапонтова, и мне непонятен смысл этого допроса! Виктор, почему вы делаете вид, что мы с вами не- знакомы?
— Точно, — кивнул охранник. — Ферапонтов. А вы не кричите, посетитель. Здесь вам научное учреждение, а не редакция какая-нибудь…
— Кто такой этот Ферапонтов? — поинтересовался Мастер у Тима. Тот недоуменно хмыкнул. Его явно забавляла ситуация, и совершенно нельзя было по его виду догадаться, что Тим сейчас мертвой хваткой «держит» охранника. А вот к тощему Тим даже и не прикасался. Видимо, как и Мастер, он хотел чистых реакций. То есть правды и ничего, кроме правды.
— Здесь написано — третий корпус, отделение шесть, — доложил охранник.
Мастер вздохнул свободнее. Сектор «Ц» занимал корпуса с пятого по восьмой. Значит, эта гадюка здесь по своим делам, и нечего так на него кидаться. Но слишком уж сегодня много совпадений…
— Здорово, Гершович! — вдруг нарушил молчание Тим. — Как самочувствие?
Тощий принялся затравленно озираться, словно ища лазейку, чтобы удрать. Но охранник крепко прижал к животу его удостоверение, а свободную руку положил на дубинку.
— Как-как ты его назвал? — переспросил Мастер.
— Гершович, — сказал Тим. — А ты думал, что это знаменитый журналист Гаршин? Это просто язвенник Гершович, мой бывший пациент. Весьма неблагодарный пациент, хотелось бы заметить.
Тощий закатил глаза и сжал челюсти. Охранник убрал руку с дубинки и с интересом заглянул в удостоверение. На лице его отразилась мучительная работа мысли.
— Гаршин Иван Иванович, — прочел он.
— Это не поддельный документ, — разочаровал его Тим. — Просто в порядке исключения господину Гершовичу в редакционное удостоверение вписали псевдоним без указания настоящей фамилии. Уникальный случай. За особые заслуги перед Родиной.
— Хватит паясничать! — попросил Гаршин.
— Мне тоже сделать вид, что я вас не помню? — учтиво поинтересовался Тим. — Или, может, мне представиться, чтобы облегчить процесс идентификации? Между прочим, если бы вы были честнее в свое время, я бы успел вам долечить язву. А теперь, я вижу, она вас беспокоит.
Гаршин заскрипел зубами.
— Чего вы хотите? — спросил он.
— Сержант, будьте любезны, верните посетителю его документы, — сказал Тим. — И пропуск тоже. Спасибо. Пошли, Иван Иваныч, поболтаем.
Тим повернулся и двинулся к чистой от снега лавочке метрах в тридцати от КПП. Мастер последовал за ним, постепенно успокаиваясь. Он уже все для себя выяснил, а сводить с Гаршиным старые полузабытые счеты казалось глупым. Но Тим, видимо, так не считал. Гаршин понуро шаркал ногами сзади.
Тим с размаху уселся на скамейку, и Мастер, садясь рядом, отметил, что тонкое и легкое на вид черное одеяние отлично защищает его от десятиградусного мороза. Или Тим греется каким-то внутренним теплом?
Гаршин остался стоять. Вот ему-то явно было холодно.
— Ну что, Гершович, как теперь платят на Лубянке за врагов народа? Поштучно? — спросил Тим.
Гаршин разглядывал снег под ногами.
— Я тебя не понимаю, — пробормотал он сдавленным голосом. — При чем здесь я?
— Ты — паук, — сказал Тим.
— Нет!
— Ты — паук, — повторил Тим. — Причем ты не просто стукач дешевый, а самый настоящий штатный сотрудник. Тебя мой отец спалил. Я у него все про тебя выяснил.
Мастер слушал Тима, внутренне содрогаясь. Десять лет назад пауками сенсы называли сотрудников КГБ.
— Да нет же! — воскликнул Гаршин. — То есть да, но… Я в отставке. По здоровью…
— Мелкий паучишка, — сказал Тим почти жалостливо. — Сколько ты судеб загубил! И, главное, свою тоже. Ты помогал гадам плести большие сети, но никогда не знал, для чего они. Ты тоже попался. Тебя прожевали и выплюнули. И ты даже не понял толком, в чем участвовал!
Гаршин, казалось, готов был на месте провалиться. Но и уйти он тоже не решался.
— Когда тебе приказали зарезать расследование по «Программе «Зомби», ты ни о чем не задумался? — спросил Тим.
— Но ее же не было! — почти вскричал Гаршин.
— Угу, — кивнул Тим. — Щас!
— Ты ведь ничего особенного не нашел тогда… — сбавил тон Гаршин. — И ребята… Вот тебе Витя может подтвердить…
— Это больше не Витя, друг мой. Позвольте вам представить: его зовут Мастер, он охотник на зомби. Только не на тех несчастных, которых штамповал ГБ, а на самых настоящих. По ночам Москва ими буквально кишит. У Мастера в подчинении куча народу, и их работа — часть большой государственной программы. Соображаешь, ты, хрен с бугра?